Романовы

Вступив на престол, Николай II в речи перед представителями тверского земства 17 января 1895 года подтвердил верность политическому курсу отца. В ответ на пожелания, чтобы законы в России стали обязательными для всех, права отдельных лиц и общественных учреждений охранялись, а сами они получили возможность свободно выражать своё мнение, царь ответил: «Верю искренности этих чувств, искони присущих каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твёрдо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель».

Образцом отношений между властью и подданными Николай считал время своего предка Алексея Михайловича и даже думал заменить придворные мундиры боярскими костюмами той эпохи. 11 февраля 1903 года в Зимнем дворце состоялся бал, на который весь цвет русской знати явился в сшитых по эскизам знаменитых художников костюмах XVII столетия, изображая бояр и боярынь, стольников, пушкарей, сокольников, посадских людей, воевод. Через два дня в концертном зале Зимнего дворца второй «большой» бал собрал около трёхсот человек. Танцы продолжались до трёх часов ночи. Но это было последнее торжественное увеселение. Много лет спустя великий князь Александр Михайлович вспоминал: «Хоть на одну ночь Ники хотел вернуться к славному прошлому своего рода».

Пожалуй, в юбилейном 1913 году царю было чем гордиться: хотя Россия и не была самой богатой страной, темпы её развития впечатляли. Даже противники самодержавия не могли отрицать очевидного: за время экономического подъёма 1890-х годов выпуск промышленной продукции удвоился, была проложена 21 тысяча вёрст железных дорог, построены тысячи новых предприятий. На глазах одного поколения в повседневную жизнь вошли телефон, трамвай, электрическое освещение, кино, автомобиль, многоэтажные дома. Тот юбилейный год стал самым благополучным за 300 лет правления династии. Русская техническая и научная мысль вполне соответствовала мировому уровню. Начался Серебряный век русской культуры с новыми поэзией, живописью, архитектурой, музыкой; русский драматический, оперный и балетный театр уверенно вышел на мировые сцены.

Но вот одна маленькая, но символичная деталь: на состоявшемся 24 мая 1912 года в связи с предстоящими юбилейными празднованиями совещании у товарища министра путей сообщения Н. Л. Щукина выяснилось: некоторые мосты через

Москву-реку, Оку и Дон не выдержат веса императорского поезда; в иных местах он может проехать только с другими паровозами или со скоростью не более пяти вёрст в час или не может вообще из-за превышения допустимого давления на рельсы77.

Так и российская действительность порой оказывалась «непроходимой» для стремительной модернизации. В XX столетие страна вступала самодержавной монархией с населением 125 миллионов человек. Управление осуществлялось 385-тысячным бюрократическим аппаратом, высшее звено которого почти целиком состояло из потомственных дворян. Крупнейшим землевладельцем была царская семья. Самодержец обладал 66 миллионами десятин кабинетских земель (3,3 процента земли в империи), лесами, заводами, рудниками; еще 7,4 миллиона десятин принадлежало его семье. Каждому члену императорской фамилии с рождения полагался капитал в миллион рублей.

Когда в 1917 году комиссия Временного правительства изучала бумаги Министерства императорского двора, то выяснилось, что на счетах бывшего царя в государственных и частных банках лежало 93,5 миллиона рублей; эти деньги, а также земли, дворцы и коронные драгоценности были весной 1917 года национализированы. От отца Николай унаследовал счёт в Банке Англии (в 1900 году на нём было 193,7 тысячи фунтов стерлингов) — на него зачислялись доходы от ценных бумаг, держателем которых был император. Но к 1917 году царские вклады в английских банках были потрачены на закупку вооружения и санитарного оборудования в годы Первой мировой войны.

В империи не было правительства в современном смысле: каждый министр назначался царём и нёс ответственность только перед ним. Не было даже точного порядка принятия законов — они могли проходить обсуждение в Государственном совете или вводиться личным распоряжением монарха.

Возлагаемые на молодого царя надежды скоро рассеялись. 13 января 1902 года в газете «Россия» появился хлёсткий фельетон писателя и критика Александра Амфитеатрова «Господа Обмановы» — обидная сатира на царскую семью, где в числе прочих был выведен и наследник родового поместья Большие Головотяпы Ника-Милуша с «фантастической сумятицей в голове» и большой мечтой подарить колье любимой мадемуазель Жюли. Дерзкий автор был отправлен в Минусинск, а газета закрыта. Но тем самым власть показала, что адресаты себя узнали, а её реакция была воспринята как произвол и только добавила симпатий критикам.

В 1902 году начались массовые волнения крестьян на Украине — современные историки считают их началом «крестьянской революции» в стране. Экономические стачки рабочих перерастали в политические; в 1903-м состоялась первая всеобщая забастовка на юге страны; «беспорядки» происходили в Баку, Саратове, Вильно. При «усмирении» стачки рабочих Златоустовского завода на Урале было убито 45 человек. Вновь подняли голову разгромленные было революционные организации: возникли подпольные партии социал-демократов и со-циалистов-революционеров. От рук террористов погибли министр народного просвещения Н. П. Боголепов (1901), министры внутренних дел Д. С. Сипягин (1902) и В. К. Плеве (1904), уфимский губернатор Н. М. Богданович (1903), финляндский генерал-губернатор Н. И. Бобриков (1904).

Наиболее дальновидные политики, например министр финансов С. Ю. Витте, сознавали, что общественное развитие невозможно остановить репрессиями и «мерами полицейского воздействия» и необходима модернизация в политической сфере. Но манифест 1903 года «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» объявил только об отмене круговой поруки в крестьянской общине, обещая реформу местной администрации и требуя соблюдения существовавших законов. Из проекта манифеста Николай II вычеркнул обещание предоставить свободу слова и совести. В 1904 году при Министерстве внутренних дел был учреждён Совет по делам местного хозяйства, к работе которого привлекались представители земств и городов — для правительства это был предел радикализма накануне революции.

В 1898 году по инициативе Николая II министр иностранных дел М. Н. Муравьёв предложил созвать международную конференцию, чтобы обсудить меры, при помощи которых можно «положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастия». На открывшейся в 1899 году Гаагской конференции были приняты декларации о запрещении бомбардировок с воздуха населённых мест и употребления ядовитых газов и разрывных пуль и конвенция о мирном улаживании международных столкновений, учреждён первый международный арбитражный суд — Гаагский трибунал.

Но вскоре сам российский император и его окружение начали авантюру на Востоке, «...взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы», — рассказывал о планах царя военный министр А. Н. Куропаткин. Николай, вопреки мнению своих дипломатов и министра финансов Витте, ввязался в получение концессии на вырубку леса на севере Кореи и сделал участника этого бизнес-проекта статс-секретаря А. М. Безобразова своим советником по дальневосточным делам. «Личная» политика царя способствовала обострению отношений с Японией, срыву мирных переговоров и проигрышу Русско-японской войны (1904—1905). Сухопутные войска терпели поражения, военно-морская база Порт-Артур была сдана врагу, а флот разгромлен в Цусимском сражении. На фоне набиравшей силу революции военная катастрофа воспринималась как результат бездарного правления. Царь же, скрывая следы своего участия в дальневосточной авантюре, изымал бумаги о ней из личных архивов своих министров.