Страница 45 из 123
розетта (продолжая читать, но уже не Флориана, а Боссюэ). «И если мне вслед за остальными дозволено будет воздать последний долг вашему праху, о принц, достойный предмет нашей хвалы и скорби, я навеки сберегу ваш образ в своей памяти».
герцогиня. Не понимаю, почему его до сих пор нет. Как он был вчера хорош с бриллиантами на эполетах!
розетта (продолжая). «Счастье мое, если, уведомленный сединами, что вскоре предстоит мне отчитаться в том, как управлял я своей паствой, я окажусь еще в силах посвятить своему стаду...» Посвятить стаду? Как забавно!.. «...Своему стаду, которое обязан питать божественным глаголом, звуки слабеющего голоса и...»
герцогиня. Отныне он мальтийский командор. Если б не обет, он, пожалуй, женился бы.
розетта. Ну уж нет, ваша светлость! герцогиня. Читай, читай, я слушаю.
розетта (продолжая). «...и угасающего пыла...». Ах, все эти пастухи и стада такие скучные! (Бросает книгу.) герцогиня. Как ты думаешь, он женился бы? Скажи, женился бы? розетта. Только с позволения вашей светлости.
герцогиня. И я дала бы ему позволение, женись он так же, как герцог на мне... Увы, в какой век мы живем! Я замужем, а мой супруг не бывает у меня. Можешь ты это понять? Можешь объяснить, почему я должна уважать, бояться, любить, как господа всевышнего, незнакомого мне человека, своего повелителя, которого не вижу и который не думает обо мне? Я обязана его чтить, обязана прятать от него свою тайну, а он не снисходит даже до того, чтобы шпионить за мной, и лишь издалека позволяет мне носить его титул, как владелец дает свое имя заброшенному поместью. розетта. Ваша светлость, у меня есть брат фермер, богатый фермер в Нормандии. Так он всегда твердит: кто не возделывает землю, тот не имеет права ни на цветы, ни на урожай с нее.
герцогиня (высокомерно). О чем это вы, мадемуазель? Принесите мои часы из шкатулки. (На мгновение задумывается.) На первый взгляд твои слова лишены всякого смысла. Но, подумав, я нахожу, что они могут далеко завести, если руководствоваться ими в политике. Дай-ка мне флакон — у меня какая-то слабость... Ах, если бы два года назад, в монастыре, добрые сестры объяснили мне, что значит быть замужем, я, наверно, проплакала бы целую ночь, а потом приняла бы решение либо стать аббатисой, либо выйти только за человека, который меня любит. Правда, это не был бы кавалер; поэтому...
розетта. Поэтому, может, и к лучшему, что мир устроен так, а не иначе.
герцогиня. Но пока он устроен так, Розетта, я не знаю, как жить дальше. Я, правда, тверда в правилах веры, но на каждой исповеди обещаю порвать с кавалером, а слово сдержать не в силах. По чести сказать, я не думаю, что аббат на это рассчитывает и всерьез этого требует, но получается — я обманываю бога. И почему надо жить, стыдясь себя и вечно тревожась, блюдя для проформы священные установления и на глазах у всех попирая их? Я совсем потеряла голову и способна лишь на одно: любить того, кого люблю. К тому же я вижу, что никто меня за это не осуждает. розетта. Ах господи, да за что же осуждать вашу светлость? Напротив, я убеждена: все только радуются, что вы так любите друг друга. герцогиня. Ты находишь?
розетта. Это видно по дружеским улыбкам, которыми встречают вашу светлость, когда вы идете об руку с кавалером. Вас всюду приглашают вдвоем. Обе ваши семьи принимают его с таким радушием...
герцогиня (вздыхая). Да, но здесь он не у себя... Увы, такая любовь почитается величайшим счастьем на свете, и все же никто не осмелится пожелать подобного счастья своей дочери. (Задумывается.) Своей дочери! Эти слова приводят меня в трепет. Разве счастлива та, кто чувствует, что, родив дитя, будет умирать от стыда; что снисходительность и внимание света мгновенно сменятся презрением и холодностью; что женщины, извиняющие влюбленную, закроют свои двери перед матерью; что те, кто прощает мне измену мужу, не простят измену его имени, ибо уважать полагается только имя, которое держит вас в оковах и висит у вас над головой, как меч. Кем бы ни был для вас его носитель — всем или пустым звуком,— это имя начертано на вашем рабском ошейнике и под ним: «Я принадлежу такому-то».
РОЗЕТТА. Неужели с вашей светлостью обойдутся так жестоко? Вас же всюду любят.
герцогиня. Даже если со мной будут мягки, я сама осужу себя и, поверь, осужу сурово. Я не посмею не то что поднять глаза на свою мать, но и взглянуть на себя, оставшись одна. Нет, не посмею.
розетта. О господи, ваша светлость пугает меня!
герцогиня. Довольно. Мы слишком много говорим об этом, мадемуазель, хоть я сама не понимаю, отчего так получается. Я не героиня романа и не покончу с собой, но, разумеется, навсегда похороню себя в монастыре.
Явление
второе
Герцогиня, Розетта, лакей.
лакей. Доктор Троншен спрашивает, может ли ее светлость принять его.
герцогиня (Розетте). Ступайте и велите просить.
Явление
третье
Герцогиня, Троншен.
Он сгорблен, на голове — вольтеровский парик, в руках — трость высотой с него самого.
герцогиня (весело). А вот и мой добрый старый доктор! (Вскакивает и спешит навстречу). Ну, обопритесь же на свою пациентку. (Берет его под руку и подводит к креслу.) Что вы расскажете мне, доктор? Что сегодня у всех на устах?
троншен. Ах, прелестница моя, вы хотите знать, что говорят о других? Берегитесь, не то я расскажу вам кое-что о вас самой. Дайте руку, ваша светлость, пощупаем пульс... Да сядьте же и не вертитесь, непоседа.
герцогиня (садясь). Итак, что вы мне расскажете? троншен (считая пульс). Вам, конечно, известна история с президентшей, ваша светлость?
герцогиня. Видит бог, нет: я не интересуюсь этой женщиной. троншен. А почему бы не поинтересоваться? Вы держитесь слишком обособленно. Если бы я осмелился дать вам совет, я рекомендовал бы проявлять побольше интереса к молодым светским дамам — их мнение может послужить вам защитой, если таковая когда-нибудь понадобится. герцогиня. Надеюсь, сударь, мне никогда не придется искать защиты.
троцшен. Не сомневаюсь, ваша светлость, что в глубине души вы спокойны, но замечу, что с некоторых пор вы довольно часто зовете меня.
герцогиня. Не понимаю, доктор, что общего между вашими визитами и мнением света на мой счет. троцшен. То же самое говорила мне президентша, но убедилась во влиянии врача на общественное мнение. Хотелось бы, чтобы вы были со мной столь же откровенны, как она. Ей-богу, я вытащил ее из трудного положения, но я скромен и не расскажу вам этой истории: вы ведь не интересуетесь президентшей... Жару нет, только нервное возбуждение... Сидите, сидите, не отдергивайте руку, ваша светлость. герцогиня. Сколько лет президентше?
троцшен. Ровно столько, сколько вам. Ах, как она тревожилась! Муж у нее, сами знаете, не из покладистых. Честное слово, мог разразиться изрядный скандал. Ах, как она плакала! Но теперь все позади... Известно ли вам, прелестница моя, что королева будет играть в комедии, которую ставят в Трианоне?
герцогиня (с беспокойством). Значит, президентша была в большой опасности?
ТРОЦШЕН. Ей угрожало то же, что многим молодым женщинам. Я за свою жизнь навидался таких вещей, только встарь все улаживалось проще — достаточно было выказать набожность. Теперь это чертовски трудно. А глазки-то у вас припухли.
герцогиня. Я плохо спала после вашего вчерашнего визита. троцшен. Но я же ничем не рассердил вас и не напугал. герцогиня. Меня пугает ваша доброта и сердит молчание. Но скажите все-таки — эта женщина опозорена? троцшен. Нет, но могла быть, и, что еще хуже, свет отвернулся бы от нее.
герцогиня. Однако свет знает, кого она любит. троцшен. Знают все, не говорит никто. герцогиня. Неужели к ней так переменились бы? троцшен. Ваша светлость, когда молодая женщина выказывает свою слабость на людях, все извиняют ее в душе и осуждают вслух.