Избранное

ДЖОН белл. Это верно, но это справедливо. Земля — моя, но я ее купил; дома — мои, но я их выстроил и даю кров их обитателям, чей труд — тоже мой: я за него плачу. Я прав перед законом.

квакер. А прав ли твой закон перед богом?

джон белл. Не будь вы квакером, вас повесили бы за такие речи.

квакер. Да я скорее сам повешусь, чем заговорю по-другому: я ведь тебе настоящий друг.

Джон белл. Не дружи мы двадцать лет, доктор, и не спаси вы моего ребенка, я давно бы с вами порвал.

квакер. На свою же беду: тебя стало бы некому спасать, когда тебя ослепляет страсть к наживе и ты делаешься неразумней младенца. Я не хочу, чтобы ты прогнал беднягу Тоби. Не прошу тебя — я никогда никого не просил, а просто советую: не делай этого.

ДЖОН белл. Нет, сделанного не воротишь. Почему они не берут пример с меня? Почему не заставляют работать всех домочадцев? Моя жена, например, трудится. Ее не видно, но она целый день хлопочет по хозяйству. Даже ее вечно потупленные глаза приносят мне выгоду, и немалую. Кроме мастерских и фабрик в окрестностях Лондона у меня есть мой дом — дом, куда из парламента, с охоты или из Гайд-Парка заезжают лорды. И жене моей приходится заниматься этим домом. Тут я завожу связи, которыми пользуюсь в дальнейшем. Тоби был умелый рабочий, а вот человек — непредусмотрительный. Тот, кто по-настоящему расчетлив, не терпит рядом с собой ничего бесполезного. Приносить прибыль должно все — и предметы одушевленные, и предметы неодушевленные. Земля родит, деньги дают проценты, а время — те же деньги. У женщин, как и у нас, в году триста шестьдесят пять дней, и позволять им бездельничать — значит терять изрядный доход. А Тоби позволил жене и дочерям сидеть сложа руки. Для него это большое несчастье, но я за него не в ответе.

квакер. Однако руку он себе покалечил на твоей машине.

Джон белл. Да, и при этом поломал машину.

квакер. Уверен, что в душе ты больше жалеешь механизм из железа, чем механизм из плоти и крови; сердце у тебя как твои машины — стальное. И таким же станет ваше общество: вместо бога — слиток золота, вместо первосвященника — еврей-ростовщик. Но это не твоя вина. Ты поступаешь сообразно порядку, который застал готовым, придя в мир. Я не сержусь на тебя: ты последователен, а это редкое достоинство. Только если уж не даешь мне говорить, не мешай хоть читать. (Снова раскрывает книгу и отворачивается.)

ДЖОН белл (распахивая дверь в комнату жены). Миссис Белл, пожалуйте сюда.

Явление

третье

Те, же, Китти Белл.

китти белл (сильно испуганная, ведет за руки детей, которые из страха перед отцом прячутся за юбку матери). Я здесь.

ДЖОН белл. Попрошу вчерашние счета... Разве у нашего верхнего жильца, как, бишь, его — Том или Томас, нет фамилии? Надеюсь, он скоро съедет.

китти белл (берет со стола счетную книгу и подает ее мужу). Снимая у нас комнату, он указал в книге записи постояльцев только это имя. Вот сегодняшние счета, а вот — за последние месяцы.

ДЖОН белл (сверяя счета по книге). Кэтрин, вы становитесь неаккуратны. (Поднимает голову и недоверчиво смотрит жене в лицо.) Этот Том не спит по ночам, что ли? Странно. Вид у него преубогий. (Просматривает книгу.) Вы становитесь неаккуратны.

китти белл. Боже мой, почему вы так говорите?

ДЖОН белл. А вы не догадываетесь, миссис Белл?

китти белл. Не потому ли, что цифры выписаны небрежно?

Джон белл. Самая правдивая женщина и та вечно хитрит. Вы не могли бы отвечать без уверток и глядя мне в глаза?

китти белл. Но что же вы тут нашли? Чем, в конце концов, так недовольны?

ДЖОН белл. Тем, что кой-чего не нахожу, и это меня удивляет, китти белл (в замешательстве). Не знаю. Надо посмотреть, джонн белл. Ручаюсь, здесь недостача в пять-шесть гиней. Я это сразу увидел.

китти белл. Объясните, каким образом.

ДЖОН белл (беря ее за руку). Проследуйте, пожалуйста, к себе в спальню: там вас не будут отвлекать. Дети предаются безделью, а я этого не терплю. В доме нет былого порядка. У Рейчел чересчур открытое платье. Мне это не нравится.

Рейчел бежит к квакеру и прячется у его ног. Китти уходит к себе.

(Джон Белл продолжает ей вдогонку.) Иду, иду. Перепишите столбец, умножьте на семь... (Входит в спальню вслед за Китти.)

Явление

четвертое

Квакер, Рейчел.

Рейчел. Я боюсь.

квакер. Ты всегда будешь бояться — сперва отца, потом мужа. Так рабыней и проживешь вплоть до часа избавления.

Появляется Чаттертон. Он медленно спускается из своей комнаты по лестнице, потом останавливается и глядит на старика и девочку.

Играй, дитя, и забудь страхи, пока не стала женщиной, но и тогда, если сможешь, забывай о них. Всегда играй и не пробуй рассуждать. Садись ко мне на колени, вот сюда. Ты в слезах? Ты прячешь личико у меня на груди? Смотри, кто спускается по лестнице! Твой друг.

Явление

пятое

Квакер, Рейчел, Чаттертон.

чаттертон (целуя Рейчел, бросившуюся ему навстречу, и пожимая руку квакеру). Добрый день, мой строгий друг.

квакер. Слишком мягкий и как друг, и как врач. Душа у тебя снедает тело. Руки горят, а лицо бледное. Сколько ты надеешься еще протянуть вот так?

чаттертон. Как можно меньше. А миссис Белл ушла?

квакер. Неужели твоя жизнь никому не нужна?

чаттертон. Напротив, она всем в тягость.

КВАКЕР. Ты веришь в то, что говоришь?

чаттертон. Так же твердо, как вы — в христианское милосердие. (Горько улыбается.)

квакер. Сколько же тебе лет? Сердцем ты юн и чист, как Рейчел, а душой умудрен и стар, как я.

ЧАТТЕРТОН. Завтра будет восемнадцать.

КВАКЕР. Бедный мальчик!

чаттертон. Бедный — да, мальчик — нет. Я живу уже десять веков.

КВАКЕР. Даже этого слишком мало, чтобы познать хоть половину зла, таящегося в людях. А всеобъемлющее знание — несчастье.

чаттертон. Выходит, я — великий ученый... А мне думалось — миссис Белл здесь. Я только что дописал письмо, которое недешево мне стоило.

квакер. Боюсь, ты чрезмерно добр. Я тебя не раз предупреждал: опасайся этого. Люди делятся на мучеников и палачей. И ты и мать этой девочки всегда будете мучениками.

чаттертон (с неудержимым порывом). Доброта делает человека жертвой, лишь пока он этого хочет: избавление зависит только от него самого.

квакер. Что ты имеешь в виду?

чаттертон (целуя Рейчел, задушевным топом). Не пугать же нам девочку, да и мать может услышать. квакер. Не услышит: над нею гремит голос погрубее, чем твой. (В сторону.) Уже в третий раз упоминает о ней! чаттертон (опираясь на кресло квакера). Вот вы браните меня, но ответьте: почему нельзя последовать влечению души, раз уж ты собрался выйти из опостылевшей игры? Что до меня, я решил отбросить притворство, до конца быть самим собой, следовать велениям сердца как в любви, так и в ненависти и покоряться тому, что возвел для себя в закон. Зачем прикидываться непреклонным, если ты снисходителен? Под моей напускной суровостью все равно проступит сострадательная улыбка: мое истинное лицо не скроет никакая маска. Все вокруг предают меня, я вижу это, но позволяю себя обманывать из презрения к себе: мне просто лень защищаться. Я даже завидую иным, когда замечаю, как радует их победа надо мной, добытая самыми нехитрыми уловками; моя жизнь настолько мне безразлична, что, разглядев издали, как подобные люди плетут свои сети, я даже не нагнусь, чтобы порвать хоть одну нитку. Я отомщен уже тем, что сознаю их низость: это возвышает меня в собственных глазах. Мне кажется, провидение недолго будет мириться с таким порядком вещей. Была же у него какая-то цель, когда оно создавало меня! Вправе ли я противостать ему и силиться переделать мир? Мне ли перечить богу?