Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 52



Увы! Доктор Марк Д. Альтшуле из Ваверли, в Мас­сачусетсе, не менее видный исследователь, чем Гоглэнд, высказывается на страницах того же сборника. Он тоже изучал функцию надпочечников у шизофреников. В про­тивоположность Гоглэнду он установил, что надпочеч­ники показывают не пониженную, а повышенную деятель­ность. Доктор Альтшуле не без ехидства замечает, что шизофрения в больнице Ваверли, вероятно, значительно отличается от шизофрении в больнице Гоглэнда, отстоя­щей всего на тридцать пять миль от Ваверли.

Но вот для того, чтобы окончательно запутать вопрос, на страницах того же сборника выступает доктор Эд­вин Ф. Гильдеа из Сан-Франциско. Он сообщает, что, когда он ставил свои опыты на шизофрениках, их надпо­чечники функционировали совершенно так же, как у нор­мальных людей.

Окончательно сбитый с толку, я на момент оторвался от книги, сосредоточившей в себе премудрость 107 отбор­ных ученых, специалистов в области биологии психическо­го здоровья и психической болезни. Кто такие доктор Гогланд, доктор Альтшуле и доктор Гильдеа, как не по­чтенные, точные, серьезные наблюдатели и исследователи? И однако же они пришли к трем различным выводам от­носительно физиологии надпочечных желез у шизофре­ников. Платите деньги - и можете выбирать. Что бы такое выбрать? Но тут у меня мелькнула догадка о причине такой разноголосицы в науке.

Поскольку существует много типов шизофрении и нет еще способа свести их к единому типу болезни, может быть, каждый из докторов действительно работал со своей фор­мой шизофрении, как шутливо заметил доктор Альтшуле.

Изучение высоконаучного сборника ободрило меня в отношении того простого метода, которым в настоя­щее время пользуется Фергюсон. Ободрило меня одно слово, которое в этом сборнике употребляют известные профессора для обозначения тяжести психической бо­лезни.

Доктор Джордж Г. Бишоп, электрофизиолог Вашинг­тонского университета в Сент-Луисе, ставит вопрос о кон­кретном и единственном методе, при помощи которого можно изучить деятельность нервных клеток мозга.

«Они действуют группами и притом настолько ком­плексно, - говорит профессор Бишоп, - что нарушение их функции невозможно установить никакими другими способами, кроме наблюдения за общим поведением боль­ных».

Это как раз то, чем занимается в настоящее время Фергюсон в больнице Траверз-Сити.

Доктор Карни Лэндис из Колумбийского университе­та в том же сборнике говорит о замечательных результат тах мозговой операции - лоботомии.

«Наступает разительная перемена в... эмоциональной жизни больных, - говорит Лэндис. - Психохирургия осво­бождает больных от невыносимых страданий... Как от упорных физических болей, так и от тяжелых моральных переживаний... Когда наступает перемена, это ясно видят сами больные, видят доктора, видят медсестры, видят семьи больных. В ней нельзя сомневаться. Не требуется никаких тонких опытов, чтобы ее доказать. Она настолько очевидна, что ее даже не замечают».

Что именно, по мнению прославленного профессора, не замечают? Прежде всего поразительную перемену в эмоциональной сфере, то есть перемену в поведении больных.



Ничего не зная о знаменитом сборнике, только что опомнившись от ужаса собственного умственного помраче­ния, Джек Фергюсон в начале пятидесятых годов пре­вратился в нейрохирурга, вступив в бригаду, которая вон­залась копьями и энергично орудовала в лобных долях мозга буйных сумасшедших. Тут-то Джек и понял, что независимо от диагноза болезни единственное, к чему они стремились, - это изменить поведение больных.

Этого и только этого хочет добиться Джек в Тра­верз-Сити, когда лечит своих тяжелейших больных но­выми лекарствами, регулирующими поведение, плюс неж­ная любовная забота.

Что такое безумие? В словаре говорится, что это не столько медицинский, сколько социальный и юридический термин, означающий такое положение, когда больные не могут пользоваться свободой действий из-за ненадежности их поведения. Что представляют собой такие психозы, как шизофрения, дающие картину полного безумия? ' В медицинском словаре говорится, что это особенно глубокие, далеко зашедшие и затянувшиеся расстройства поведения.

Знаменитый научный сборник представляет ясное до­казательство того, что, несмотря на добросовестную ра­боту многих умных и проницательных людей, их наука еще не совершенна и не может объяснить, что лежит в ос­нове ненормальной умственной деятельности. Если пси­хическая болезнь - это нечто большее, чем ненормальное поведение, вся беда в том, что это «большее» остается пока неизвестным.

Насколько просто представление Джека о психической болезни как о расстройстве поведения, настолько же про­ста его лечебная тактика. Нужно только уговорить этих несчастных, жалких, больных людей восстановить нор­мальное поведение. А что значит «нормальное»? Словарь объясняет, что это поведение, не внушаемое умственным расстройством, не являющееся безрассудным или невроти­ческим. Фергюсон определяет это более ясно. Быть нор­мальным - значит держать в порядке свое умственное и моральное хозяйство, чтобы легко и счастливо жить с са­мим собой и с другими людьми. Тут-то он меня и поддел. Как раз на это я лично был не способен.

Если бы мне предложили подытожить в одном слове весь ход моей умственной и эмоциональной жизни, мне было бы легко ответить. Кипение - вот ответ. Друзья называют это энергией, но они неправы. Если даже это энергия, то она нехорошего свойства. Это - нетерпеливость, вечное возбуждение, смятение чувств; это - постоянное беспокойство, постоянное внутреннее волнение. Когда оно во мне закипает, едва ли можно назвать его неврозом; тогда оно протекало бы мягче и слабее. В основе своей это одно из «глубоких и далеко зашедших расстройств». Это - психоз. В моменты худшего своего проявления он выражался в дикой, неуправляемой чувственности, сменяв­шейся приступами пламенной, ненасытной умственной ак­тивности. В начале тридцатых годов, чувствуя себя при­пертым к стене, я вынужден был обратиться за консуль­тацией к умному и чуткому психиатру, доктору Джорджу Карби из Нью-Йорка. Этот приятный и корректный врач вытянул из меня все, что грызло меня внутри, что делало меня подчас дикарем, пренебрегающим правилами общественного приличия, стоящим на грани социальной безответственности. Доктор Карби записывал, а я сидел и думал, не послужит ли моя откровенная исповедь осно­ванием для отправки меня в сумасшедший дом. Нет, пи­люль от моего буйства он не мог мне предложить. Но он помог мне заглянуть в самого себя со стороны. Он показал мне, что единственной надеждой, единственным моим ле­карством является любовь, мудрость, терпение и предан­ность моей жены и друга Рии.

«Как вы его выносите, как вам удается справляться с ним?» - вечно спрашивали Рию ее друзья.

Это одному богу известно. Но Рия вырвала меня из большого мира и поселила у голубых вод озера Мичиган, и здесь в продолжение двадцати четырех лет она заведо­вала тем, что может быть названо больницей для одного человека. Здесь началось мое медленное, постепенное, а подчас и бурно протекавшее выздоровление. Рия - любящая нежная, обаятельная - наблюдала за ним. Тяжелая физическая работа в лесу с поперечной пилой и обоюдо­острым топором, длительные прогулки в дюнах и на побе­режье, жгучая ласка холодного прибоя мичиганских вод - все это помогало лечению. Конечно, тут играло роль и естественное остывание пыла у стареющего человека. Доб­рое внимание моих научных и медицинских друзей - луч­ших людей, чем я, - веривших в ценность моей работы, способствовало выздоровлению.

Но угольки зла, хотя и заглушённые, продолжали тлеть. В особенности беспокойство и возбужденное состоя­ние психики - это еще оставалось.

В начале пятидесятых годов начала развертываться цепь событий, которая неизбежно должна была привести меня к встрече с Джеком Фергюсоном. По линии своей репортерской работы я заинтересовался появлением в США нового лекарственного вещества. Это измельченный корень индийского кустарника с ярко-зелеными листьями и бледно-розовыми цветами. Его ботаническое название - Rauwolfiaserpentia. Индусы называют его пагаль-ка-дава. Сотни лет уже этот корень свободно продается на базарах, как лекарство против умственного расстрой­ства. Нечто совершенно ненаучное. Настоящее народное средство. Но, по-видимому, не без каких-то особых свойств.