Борьба с безумием

- Сестры - лучшие доктора, чем я, - говорит он - Иногда я отчаянно утомляюсь, - признается Джек. - Теперь, когда судьба наградила меня тем, что вы называете «мокси», я мог бы уйти и заняться большой и доходной частной практикой. Но я хорошо знаю, что бросить свою работу здесь было бы для меня гибелью, не говоря уже о том, что станется с моими больными и сестрами-надзира­тельницами.

У Джека нет стремления сделаться начальником, важным администратором психиатрической больницы, хотя он и одержим мечтою закрыть все сумасшедшие дома и превратить их в общественные лечебные центры для людей с ненормальным поведением.

- Я уверен, что это можно сделать. Меня убеждает в этом вера моих больных и сестер в ценность моей работы. Иногда мне кажется, что я смог бы это сделать.

Какая судьба ждет Джека Фергюсона? Возможно, что его тонкие приемы борьбы с безумием будут присвоены в замаскированном виде честолюбивыми профессорами. А может случиться, что его скромные открытия будут погребены в лавине новых средств, извергаемой химическими ла­бораториями. Его имя может раствориться и исчезнуть в шумном потоке психофармакологической науки из университетских медицинских школ.

Но я верю, что какой-нибудь честный борец с безумием раскопает немудреную науку Джека, похороненную из-за ее простоты.

Но что случится с Джеком Фергюсоном в ближайшем будущем?

Что, если Джек со своими методами станет нагромо­ждать все большую и большую кучу человеческих существ, излеченных в больнице Траверз-Сити? Не грозит ли их существование стать уже теперь общественным скандалом?

Итак, мы покидаем доктора Джека Т. Фергюсона за его лабораторным прилавком - в палатах, коттеджах и холлах больницы Траверз-Сити. Мы оставляем его в забо­тах о своей большой семье, о хронически больных женщинах, стоящих на пути выздоровления. И его семья все увеличивается, потому что ему теперь позволено участвовать также в лечении сумасшедших мужчин. Помните тех двух безнадежных кататоников, которые после впрыскивания риталина пятнадцать минут играли в мяч и разговаривали, как нормальные люди? Мы оставляем Джека растущим. Растущим для того, чтобы стать еще более тонким экспериментатором, чтобы найти еще более безвредные и силь­ные лекарства.

Пора уж нам окончательно проститься с Джеком Фергюсоном, что мы и делаем, оставляя его сидящим на полу в палате № 1 I. рядом с несчастной женщиной, глухой к окружающему миру и тихо дремлющей. Он ее обнял и горячо что-то нашептывает, будто она в состоянии понять, что он говорит:

- Мне тоже пришлось выбираться из палаты вроде этой. Четыре раза я туда возвращался, пока не вышел окон­чательно. А возвращаться мне пришлось потому, что я не слушал докторов. Ну, пожалуйста, милая моя, откройте рот, проглотите это лекарство, которое дает вам сестра. Я до сих пор еще принимаю это лекарство. Вы знаете, что это такое, Джин?

...Джек всех своих больных называет по именам и пом­нит их...

- Вы знаете, что это за лекарство, Джин? Оно поможет вам вернуться домой так же, как я вернулся.

Джек обрабатывает таким способом каждую из своих больных независимо от того, насколько она маниакально возбуждена, или негативна, или замкнута; он действует так, словно она слышит и запоминает то, что он ей говорит. И впоследствии, когда лекарство возвращает их к действи­тельности, больные показывают, что хорошо это запом­нили. Они говорят:

- Доктор, вас никогда не запирали в такое местечко, как это?

- Да, пять раз я был в таком месте и даже похуже, - отвечает Джек.

Может быть, его выздоравливающие леди и понимают, зачем он их обнимает.

Одно похлопывание по спине обеспечивает прием шести пилюль, - говорит Джек. - Я ведь вижу в них толь­ко мучениц. Только жалких, больных людей, а не животных или лабораторную посуду.

В палатах больные толпятся вокруг Джека, и для каждой из них у него находится теплое словцо.

- Подожди чуточку, Элин, - отвечает он, - я с тобой поговорю - дай мне кончить с Джейн.

После того как он выслушал все их жалобы и рассказа им о своем бурном прошлом, они присоединяются к тро­гательной процессии, следующей за своим веселым, шутливым, меднолицым и кареглазым доктором. А у него полный карман новеньких блестящих даймов, и каждая получает свой дайм, каждая слышит ободряющее слово.

- Вы знаете, зачем я сидел на полу с этой оцепенелой дремлющей женщиной? - сказал Джек. - Я старался уловить первое слово, которое могло у нее неожиданно вырваться, когда я рассказывал о своем бывшем сумасшествия. Завтра или через неделю лекарства заставят ее заговорив со мной. У всех у них есть свой язык, который надо только понять. Это большое дело и большой секрет, как помочь душевнобольному человеку. Не так уж трудно понять даже самый сумасшедший разговор. Нужно только внима­тельно к нему прислушаться... Многих людей называют странными и даже слабоумными только потому, что не по нимают их языка, - произнес Джек. - В человеческой истории полным-полно таких людей, начиная с Иисуса до Билля Митчела.

Джек снова мысленно обращается к своему прошлому, к своим печальным дням в запертой палате Больницы ветеранов. Кто-то в эти темные дни понял его язык и помог ему.

- Так я смотрю на своих больных, - сказал Джек. - Я присматриваюсь к ним и думаю, что, если бы здесь пе­редо мной стояла очень важная персона, способная мне по­мочь, я не пожалел бы потратить время на изучение его языка.

Но эта больная, эта бедная женщина ничем ведь не мо­жет мне помочь. Чего бы я у нее попросил, если бы мы с ней обменялись ролями?

И Джек не жалеет времени на изучение языка своих больных, возвращающихся в мир действительности, и ка­кие мучительные часы проводит он, делая обход палат! Так что тайна наконец открыта. Снимем шапки перед химиками, создавшими удивительные психохимические лекарства! И люди из фармацевтических и химических фирм, сделавшие эти лекарства общедоступными, тоже должны получить наш тайна успехов Джека Фергюсона - это его персональная роль в медицине.

Мы послали рукопись этой книги доктору Уильяму Ф. Лоренцу - исследователю, который впервые сумел химическим путем получить светлые промежутки у хронических, безнадежных психотиков, - вы это помните. Когда он протелеграфировал, что книга прочитана и нравится ему, мы с Рией проделали семисотмильное путешествие среди волшебного очарования бабьего лета с его ярко-желтыми тополями и золотыми тамарисками, чтобы побеседовать с Лоренцом, поблагодарить его за воодушевляющий отзыв и получить его благословение.

Два часа, проведенные у Лоренца, навсегда останутся незабываемыми. Старый Билль с холодными серыми глаза­ми и обветренным, худощавым лицом, изборожденным глу­бокими морщинами, еще больше был похож на генерала тан­ковых войск, на вояку, но не с людьми, а со злейшим врагом человека - безумием. Билль сказал нам, что мы написали о медицинском приключении, которое еще только начина­ется, и что через десять лет наши теперешние победоносные лекарства станут, наверное, устарелыми.

- Передайте, пожалуйста, доктору Фергюсону мое вос­хищение его прозорливостью и его знаниями и тем муже­ством, которое он проявил, доведя свою работу до ее тепе­решнего многообещающего состояния.

И когда мы уже простились с ним, Билль сказал напо­следок:

- Скажите людям, пусть они не очень огорчаются, что есть пока только один Фергюсон. Посмотрите, сколько док­торов создал Джек из своих 107 сестер-надзирательниц. Путем обучения мы можем подготовить тысячи бойцов против безумия из наших домашних врачей...

Таково было последнее слово Билля, когда он стоял у лесной избушки на берегу своего озера в Северном Вискон­сине.