Страница 160 из 562
У самых дверей меня настигла Аликс.
— Ты куда, Гаррет? — Она подошла почти вплотную и улыбнулась так зазывно, что я чуть не откусил себе язык, чтоб не наброситься на нее прямо тут. Ну почему меня морят голодом, когда я на что-то способен, а когда времени нет, пытаются закормить?
— Получил важное послание, детка. Отлучусь на пару минут и сразу вернусь. — Я оглянулся, высматривая Тинни, но не сумел различить ее в толпе.
Зато увидел Киттиджо, наблюдавшую за мной из укромного местечка у стены. Она выглядела обеспокоенной и явно не рвалась вернуть юные годы, проведенные вместе. Может, хоть она растолкует сестрице, что со мной не стоит связываться?
Я подмигнул Аликс и шагнул к дверям.
У Морли Дотса есть правило, которым он охотно делится с друзьями: поддавайся искушению, когда только можешь, ибо всякое искушение может быть последним в твоей жизни. Лично я не готов подписаться под этим правилом. Поддаться означает, по-моему, приблизить тот пресловутый последний раз. Но когда меня искушают блондинки, брюнетки или рыженькие, я не могу устоять.
Есть и другое правило, не менее полезное: никогда не связывайся с женщиной безумнее тебя самого. Проблема в том, что женщины умело скрывают свое безумие, и его не распознать, пока не окажется слишком поздно. Наглядный пример — Киттиджо.
За моей спиной Джеррис Дженорд сипло провозгласил начало церемонии. Наконец-то Никс и Таю предстояло во всеуслышание объявить о своей помолвке.
43
Я перебросился парой слов с охранниками у дверей, предупредил, что скоро вернусь, и вышел на улицу, высматривая Попку-Дурака — и того, кому я вдруг понадобился. Вряд ли Релвей пожаловал собственной персоной. Он предпочитает держаться в тени… И в этот миг из тени у стены дома вынырнул знакомый силуэт. Я даже вздрогнул от неожиданности.
— Уф! Напугал, однако.
Релвей ухмыльнулся.
— Извини. И за то, что вечеринку прервал, тоже извини. Я решил, тебе будет полезно на это взглянуть.
— На что? И каким ветром тебя сюда занесло?
— Я здесь потому, что в доме Вейдера собрались все интересующие меня особы. Случай уникальный, им нельзя было пренебречь. Я должен увидеть все собственными глазами.
Интересно, а внутри люди Релвея есть? Я не стал ломать голову и задал этот вопрос вслух. Ответом мне было молчание, лишь подтвердившее мои подозрения. Вполне возможно, в команде Грессера не только злодеи, но и агенты тайной полиции. Бедный мистер Грессер!
— Тихо сегодня, — заметил я. По правде сказать, тишина настораживала. У нас в Танфере есть примета: если на улице тихо, жди неприятностей.
— Да уж.
Дальше мы шли в молчании.
Впереди мелькнул алый блик. Факел. Ни воплей, ни каких иных звуков, обычно сопровождающих митинги и драки, слышно не было.
Мы дошли до угла. Свернули. И уткнулись в пропавший фургон. Точно, он самый. А вот и мой старый знакомый, злобный мерин с клыками, как у тигра…
Фургон охраняли четверо. Трое держали в руках факелы, четвертый нацелил копье в спину человеку, лежавшему лицом вниз на мостовой. На двоих факельщиках были ливреи. М-да, и как им удалось выскользнуть незамеченными?… Ба! Вот на кого жаловался Грессер! Но охранники у дверей их и словом не помянули… Люди Релвея? Разумеется. Из чего следует, что он рассовал своих людей повсюду. Жаль, что нет возможности поручить им сделать за меня мою работу.
Тент был откинут именно с той стороны, с какой я подобрался к фургону, когда меня огрели по макушке. Или уронили мне на голову кусочек неба.
— Ребята видели, как тебя ударили, — сообщил Релвей. — Они прикинули, что стоит, наверное, проследить за фургоном и выяснить, что тут затевается.
Усилием воли я воздержался от комментариев, которые так и просились на язык.
Парень с копьем заставил пленника повернуть голову в противоположную от нас сторону. Релвей не хотел, чтоб я разглядел лицо моего обидчика.
Ну и ладно. По всему, эти четверо — из числа ближайших помощников Релвея. Я постарался запомнить их лица (особо пристально, впрочем, не вглядывался, чтоб не нарваться на отповедь).
Заглянув внутрь фургона, я только покрутил головой.
— Вот зараза! Этого я и боялся… — Три трупа; два вообще без одежды, Том Вейдер — в том самом рубище, которое было на нем, когда я пытался отбить его у Стоквелла с Уэндовером. — Зараза! — Меня охватило отчаяние. Как я расскажу Максу?
— Ты их знаешь?
— Дети Вейдера, Том и Киттиджо. Третий работал в пивоварне, на складе. Его звали Люк. Гилби послал его охранять Тома. Отец семейства, четверо детей… По-моему, все гораздо хуже, чем казалось поначалу. Загадка на загадке, слыхал такую поговорку?
— А если конкретнее?
— Я видел их всех в добром здравии уже после того, как фургон уехал. Хуже того, с Киттиджо я перемигнулся перед тем, как выйти к тебе.
Релвей хмыкнул.
— Звучит паскудно.
— Угу. Итак, что мы имеем? Злодеи растворяются в толпе, стоит только отвернуться. Но те, кого вроде бы похитили, все в зале…
— Оборотни? — предположил Релвей. Я так и хотел, чтобы эту версию выдвинул он.
— Зуб даю. Или кто-то, у кого в рукаве припасена пара-тройка нужных заклинаний.
— С оборотнями у нас никогда проблем не было. Однако…
— Что?
— Капитан получил на днях письмецо с Холма. Мне он его не показывал, сказал лишь, что речь идет об оборотнях.
— В городе полным-полно пришлых. Среди них наверняка есть оборотни. Кто-то наверху мог об этом прознать. — Как правило, туда, где обитают колдуны и чародейки, оборотни предпочитали не соваться. К ним везде относились, скажем так, недоверчиво и старались поскорее спровадить добром. А если не получалось, с ними поступали, как с вампирами, — убивали без всякой жалости. — Честно говоря, я давно заподозрил что-то в этом духе, — продолжал я, — но думал, что обойдется… Уж больно безрадостная перспектива вырисовывается.
Хорошо известно, что оборотни убивают других живых существ и перевоплощаются в убитых. Впрочем, на деле до убийства доходит редко: куда чаще они просто меняют облик, чтобы учинить какую-нибудь пакость, но никого при этом не убивают. И даже если они занимают места тех, кого убили, долго сохранять маску удается лишь отдельным, особо продвинутым особям. А уж обмануть родных покойного способны и вовсе единицы.
Никто не знает истинной природы оборотней. Догадок множество, но достоверных фактов раз-два и обчелся. Обычно они расхаживают в человеческом облике. Может быть, их переменчивость — результат некоего диковинного заболевания, как в случае с вампирами. Наверняка известно лишь одно (по крайней мере, в это верят повсеместно): если оборотень ни в кого не превращается, он умирает. Вот такой расклад… Возможно, и убивают они для того, чтобы раздобыть себе новую душу…
Вопреки расхожему мнению, в родстве с вервольфами они не состоят — хотя, как я полагаю, перекинуться в вервольфа им труда не составит. Был бы образец.
— У кого-нибудь есть серебро? — справился Релвей. Разумная мысль. И вампиры, и вервольфы, и оборотни, по слухам, серебра боятся. Что ж, вот и проверим.
Никто не отозвался, поэтому я с неохотой выудил из кармана одну из монет Норт-Энглиша, самую маленькую. При любой возможности расходы следует сокращать.
— Похоже, тебе платят куда приличней моего, — съязвил Релвей и опустился на колени рядом с пленником. Я в двух словах пересказал историю насчет подкормки идеализма. Релвей расхохотался. Должно быть, и он подвержен переменам: раньше чувства юмора за ним не водилось.
Он задрал рубаху на спине пленника, потом ткнул пальцем в место под лопаткой. До этого места самому не дотянуться рукой при всем желании, если ты, конечно, не акробат какой-нибудь.
— Я взрежу ему кожу, а ты клади монету. Если они и вправду боятся серебра, мы не уберем монету, пока он не выложит нам все, что знает.
Я кивнул. Релвей взял нож и вспорол пленнику кожу со спокойствием военного хирурга.