Итальянец

Старая служанка, бледная, дрожащая, — не то изнуренная ходьбой, не то подавленная ужасной новостью, — молча уселась на стул, и прошло еще несколько минут, прежде чем она, отдышавшись, смогла заговорить в ответ на настойчивые расспросы Эллены:

— О синьора! Знали бы вы, каково весь этот долгий путь взбираться в гору, и это в мои-то лета! Но да сохранит вас Небо, надеюсь, вы никогда и не узнаете.

— Ты, кажется, принесла дурные вести, — сказала Эллена. — Я к ним готова, и потому не бойся, рассказывай все, что знаешь.

— Святой Марк! — воскликнула Беатриче. — Если весть о смерти — дурная весть, то вы угадали, синьора, именно ее-то я вам и принесла. Но откуда, госпожа, вы об этом прослышали? Должно быть, меня опередили, хотя давно уже я так не торопилась вскарабкаться вверх по склону, как сейчас, — лишь бы только поскорее доложить вам о том, что случилось.

Старуха умолкла, заметив, как переменилась в лице Эллена, прерывистым голосом умолявшая ее объяснить без проволочки, что же произошло, кто именно умер, и без дальнейших отлагательств поведать все подробности.

— Вы сказали, будто ко всему готовы, синьора, но вид ваш говорит об ином.

— О чем ты собираешься мне сообщить? — выдохнула Эллена почти беззвучно. — Когда это случилось? Скажи в двух словах…

— Когда это случилось, синьора, я в точности не знаю, но сама я об этом услышала от слуги маркиза.

— От слуги маркиза? — дрогнувшим голосом переспросила Эллена.

— Да, госпожа; можно сказать, я узнала новость из первых рук.

— Смерть! В доме маркиза! — воскликнула Эллена.

— Да, синьора. Мне об этом сообщил его собственный слуга. Он как раз проходил мимо ворот сада, когда я стояла там и разговаривала с продавцом макарон… Госпожа, да вы совсем больны!

— Я прекрасно себя чувствую, ты только продолжай, прошу тебя, — слабым голосом отозвалась Эллена, не сводя глаз с Беатриче, словно бы пытаясь взглядом придать больший вес своим словам.

— «Давненько же мы с вами не виделись, почтенная», — сказал он мне, — продолжала Беатриче. — «Ах, — ответила я, — это и вправду прискорбно… О старухе кто теперь вспомнит? В наши дни с глаз долой — из сердца вон».

— Не отвлекайся, заклинаю тебя! — перебила Эллена. — О чьей смерти тебе сообщили?

Произнести вслух имя Вивальди она не отважилась.

— Не спешите, не спешите, синьора, вы все узнаете по порядку. Слуга, я гляжу, какой-то сам не свой; вот я и спрашиваю, как там у них дела во дворце. «Плохи дела, синьора Беатриче, — говорит он мне, — хуже некуда, да неужто вы не слышали?» — «Ничего я не слышала, — отвечаю я ему. — А что я должна была услышать?» — «Ну как же, — говорит он. — Не слышали разве, что случилось у нас в доме?»

— О небо! — вскричала Эллена. — Он умер. Вивальди умер!

— Вы обо всем узнаете, синьора, — твердила Беатриче.

— Рассказывай покороче! Ответь мне просто: да или нет.

— Не могу, пока не доберусь до нужного места. Наберитесь терпения, синьора, и вы обо всем узнаете. Не подгоняйте меня, а то вы только меня собьете.

— Господи, даруй мне выдержки! — молвила Эллена, стараясь взять себя в руки.

— Тогда, синьора, я попросила слугу зайти в дом передохнуть и рассказать мне все от начала до конца. Он ответил, что очень спешит и не может задержаться ни на одну минуту, и все такое прочее; но уж я-то, синьора, зная, что все события в их семье непременно имеют касательство к вам, не отпустила его так просто: я предложила ему освежиться стаканчиком холодного лимонада, и он тут же забыл, что очень занят, и мы с ним очень долго болтали.

Беатриче теперь могла кружить вокруг да около сколько ей вздумается, ибо Эллена, не в силах более задавать какие-либо вопросы, едва воспринимала услышанное. Она не говорила и не плакала: призрак мертвого Вивальди стоял перед ней и, словно завороженная этим видением, она пребывала в полном оцепенении.

— Я опять спросила его, — продолжала Беатриче, — что там у них стряслось, и тогда он охотно мне обо всем рассказал. «Уже месяц прошел, — начал он, — как с ней впервые случился приступ, и маркиза была…»

— Маркиза? — встрепенулась Эллена, как если бы это одно-единственное слово разом рассеяло оцепенение ужаса. — Маркиза!

— Ну да, синьора, конечно же маркиза. О ком же еще я говорю?

— Дальше, дальше, Беатриче! Так что же маркиза?

— Чему это вы вдруг обрадовались, синьора? Я как раз решила, что вас очень огорчит эта новость. Ах да! Ручаюсь, вы подумали о молодом господине, синьоре Вивальди.

— Дальше! — повторила Эллена.

— Так вот, оказывается, с тех пор как маркизу впервые прихватило, по словам слуги, прошел уже целый месяц. Долгое время она выглядела очень плохо, а после conversazione 1 во дворце ди Вольо вернулась домой совершенно больная. Здоровье у нее и раньше, считалось, было неважное, но близкого конца никто не ожидал; созвали докторов, и тогда сомнений больше не осталось. Врачи нашли, что маркиза давно уже опасно больна, хотя никто об этом и не подозревал; врачу ее вменили в вину, что он проглядел ее болезнь. «Но врач этот, — добавил плуг, — питал к госпоже большое расположение. К тому же он отличался редким упрямством и едва ли не до самого конца уверял, будто опасности нет ни малейшей, хотя всем было ясней ясного, что и как. Предсказания других докторов вскоре подтвердились — и моя госпожа скончалась».

— А ее сын? — торопливо спросила Эллена. — Был ли он радом с маркизой, когда она лежала на смертном одре?

— Синьор Вивальди, госпожа? Нет, его там не было.

— Это очень странно! — взволнованно заметила Эллена. — Слуга разве не упоминал о нем?

— Упоминал, синьора. Он сказал: как грустно, что молодого господина нет здесь, да еще в такую-то минуту; и ведь никто не знает, где он!

— Точно ли его семье ничего о нем не известно? — спросила Эллена со всевозраставшим волнением.

— Именно так, госпожа: вот уже несколько недель о синьоре Вивальди ничего не известно. Никто не слышал ни о нем, ни о Пауло Мендрико, его слуге, хотя посланцы маркизы обыскали чуть ли не все королевство!

Потрясенная неопровержимым свидетельством того, что Вивальди заключен в тюрьму инквизиции — а это еще недавно казалось ей невозможным, — Эллена утратила на время всякую способность к беседе, однако Беатриче продолжила свой рассказ:

— У госпожи маркизы, сказал мне слуга, было очень тяжело на сердце, и она часто спрашивала о синьоре Вин-ченцио.

— Ты уверена, что маркиза тоже не знала, где он находится? — спросила Эллена, недоумевая, кто же, предав Вивальди в руки инквизиции, мог тем не менее допустить ее побег.

— Да, синьора, маркизе очень хотелось его увидеть. А умирая, она послала за своим духовником, отцом Ске-дони, — так его, кажется, зовут, и…

— И что он? — невольно вырвалось у забывшей осторожность Эллены.

— Да ничего, синьора, потому как и его не нашли.

— Не нашли! — эхом отозвалась Эллена.

— Нет, синьора, так и не смогли тогда его разыскать; ведь, помимо маркизы, у него наверняка было много других духовных детей; им, я думаю, тоже есть в чем каяться, так что занят он, осмелюсь допустить, по горло и вряд ли мог явиться немедля.

Эллена овладела собой настолько, чтобы не расспрашивать более о Скедони; раздумывая над возможной причиной ареста Вивальди, она вновь утешила себя надеждой, что он не попал в руки подлинных служителей инквизиции, так как сотоварищи тех, кто его арестовал, оказались сторонними лицами; Эллена полагала весьма вероятным, что, скрываясь от семьи, Винченцио все еще продолжает разыскивать место ее заточения.

— Так вот, — с жаром повествовала Беатриче, — я и говорю, какой поднялся переполох, когда умирала госпожа маркиза. Раз отца Скедони не нашли, то послали за другим духовником, и он надолго, очень надолго заперся с ней наедине. А уж когда позвали самого маркиза, вот тут-то оно и началось! Из спальни до прислужников у дверей доносился его громкий голос, временами было слышно и как говорит маркиза, а ведь она была еле жива! Потом все стихло, и немного погодя маркиз вышел из комнаты — по рассказам, до крайности взбудораженный, то есть в сильном гневе и, однако же, очень удрученный. Но духовник оставался с маркизой еще долго-долго — и когда наконец ушел, она казалась такой несчастной, как никогда раньше. Она прожила еще ночь и утро следующего дня — и уж, наверное, очень тяжело было у нее на сердце, потому как она все плакала, а то еще больше стонала, жалко было на нее смотреть. Она часто звала маркиза — и, когда он опять появился, слуг отослали, и супруги о чем-то долго совещались наедине. Вновь послали за духовником, и они заперлись втроем. После этого на душе у маркизы как будто полегчало, и вскоре она умерла.