Страница 5 из 13
Лузгин гостей не ждал. Времена, когда Семен Алексеевич разудалым добрым молодцом покорял женские сердца, давно уже миновали, и теперь он с достоинством нес ношу заслуженного человека, чьи стопы и помыслы направлены только к одной цели – пенсии. Другое дело, что актерские заслуги столь скупо оплачиваются нашим замечательным государством, что прожить на них способна лишь театральная мышь, привыкшая питаться муляжами калорийных продуктов. Именно поэтому предусмотрительный Семен Алексеевич еще в годы относительно молодые решил позаботиться о сытой старости. Сказать, что свой нынешний достаток он обрел исключительно добросовестным трудом, я бы не рискнул, но и подозревать трудившегося всю жизнь человека в тяжких грехах, у меня нет никаких оснований. Коллекция антиквариата, которую Лузгин собирал всю жизнь, тянула на сотню тысяч долларов, но не более того, а ее бесспорным украшением сам хозяин считал кинжал двенадцатого века, доставшийся ему по счастливой случайности.
– А вы уверены, Семен Алексеевич, что эта случайность была счастливой?
– Не пугайте меня, Феликс, – попросил хозяин. – Пожалейте мое истрепанное жизненными невзгодами сердце.
В отличие от Чуева, Лузгин был актером талантливым. Причем в данном случае мое мнение скромного дилетанта полностью совпадало с мнением государственных мужей, осчастлививших Семена Алексеевича званием народного, кое он с достоинством нес по жизни.
– Вы об убийстве Степанкова слышали?
– А как же, – удивился моему вопросу Лузгин. – Шутка сказать, столичного гостя пришили как мигранта какого-нибудь, в провинциальной подворотне.
– Его убили в подворотне?
– Так ведь район хулиганский, окраина города, налево – свалка, направо – кладбище. Туда и в советские времена люди посторонние ездили с опаской, а уж в нынешние… Ты мне скажи, Феликс, зачем он туда поперся, да еще ночью?
– Может, его убили в другом месте, а потом отвезли поближе к кладбищу, заметая следы?
– Все может быть, – пожал плечами Лузгин. – Но у следователей на этот счет другое мнение.
– А вы откуда знаете, Семен Алексеевич?
– Венька Мандрыкин рассказал, – усмехнулся Лузгин. – Ты присаживайся, Феликс, к столу. Угостить мне тебя особо нечем, но рюмку коньяка я для тебя найду. Мандрыкин – актер из нашего театра. Талантливый, между прочим. Но, сам понимаешь, зарплата маленькая, вот он и подрабатывает в казино «Дама треф». Слышал о таком?
– Слышал.
– Значит, о конфликте между Кружилиным и Певцовым тоже осведомлен. Так вот Певцов был последним, кто видел живым столичного гостя. А произошла эта историческая встреча в «Даме треф». Естественно, хозяин казино попал под подозрение, однако Мандрыкин клянется, что Степанков с Певцовым поладили, даже подписали какой-то договор. И вообще они в этот вечер больше о девках говорили, чем о деле. Гость возмечтал о сексе с перчиком и, похоже, нашел то, что искал. Я Веньке верю, да и какой ему смысл меня обманывать, я же не прокурор. Мандрыкина возили на опознание. Тело обнаружили без документов, с вывернутыми карманами, а рядом лежала фишка из казино «Дама треф».
Мандрыкина я хоть и шапочно, но знал. Видел и на сцене, и в окружении Витьки Чуева. Человеком он был на первый взгляд безобидным, однако любил потереться среди сильных мира сего, точнее среди их отпрысков. А с Чуевым они, кажется, вместе учились в театральном.
– Учились, – подтвердил Лузгин. – Как актер Венька на три головы выше Витьки, а что толку? Чуев на своем телевидении приличные деньги получает, а Мандрыкин перебивался бы с хлеба на квас, если бы его Певцов не пригрел. Крупье нашей стране нужны больше, чем артисты.
– Это до поры, – утешил я старого скомороха. – Слухи идут по грешной московской земле, что в верхах обеспокоены нездоровым азартом, охватившим низы.
– Тогда понятно, почему Ильин не стал пускаться во все тяжкие из-за столь доходного куска, – усмехнулся Лузгин. – А у нас тут многие удивлялись московскому миролюбию. Но тогда, согласись, Феликс, Певцову тем более незачем устранять Степанкова, коли повод для конфликта вот-вот исчерпает себя.
– Логично, – кивнул я. – Есть у меня версия по поводу этого убийства. Ты ведь с Вячеславом Колотовым знаком?
– С гипербореем, что ли? – усмехнулся Лузгин. – Видел по телевизору. А потом его Чуев к нам в театр приводил.
– Память тебя стала подводить, Семен Алексеевич, – обворожительно улыбнулся я хозяину скромной обители. – Стареешь, видимо.
– Хватка у тебя, однако, Феликс Васильевич, – покачал головой Лузгин. – А я никак не мог понять, что ты весь вечер на кинжал пялишься.
– Ты ведь знал, у кого Колотов украл эту вещицу?
– Догадывался, – угрюмо кивнул Лузгин. – Но ведь и полковник ее не в магазине купил. Как ты думаешь, Феликс?
– Я не думаю, Семен Алексеевич, я знаю, у кого особист Ильин изъял кинжал и шкатулку.
– Там еще перстень был, – вспомнил Лузгин, – но Славка продавать его отказался. Я, правда, не настаивал.
– Колотова сегодня пытались то ли похитить, то ли убить. Так что ты сам, Семен Алексеевич, думай о степени риска.
Лузгин был калачом тертым, не раз попадавшим за свою долгую жизнь в передряги. Потому и нюх на неприятности выработался у него почти собачий. Вот и сейчас он на лету перехватил мою мысль еще не до конца сформулированную, снял кинжал со стены и положил его передо мной на стол. Оружие внушало уважение и даже не замысловатостью отделки ножен и рукояти, а как раз клинком из почти черной стали, украшенным изображениями молний, причем с обеих сторон.
– Это оружие жреца, а не витязя, – хрипло проговорил Лузгин. – Орудие мести славянских богов. Обрати внимание, кинжал сделан в виде трезубца – трувера, символизирующего единство Рода, Перуна и Дажьбога. Впрочем, в разные времена состав языческой троицы менялся. Одно несомненно, оружие изготовлено на острове Рюген в городе-крепости Арконе, где находились главные святилища наших предков. Молния – это знак Перуна и одновременно Белобога.
– А кинжал не может быть позднейшей подделкой? – полюбопытствовал я.
– Исключено, – покачал головой Семен Алексеевич. – Сплав специфический. Наши эксперты с трудом определили его состав. В средневековой Европе таких кинжалов не делали. На Руси тоже. Обрати внимание на символику, она насквозь языческая. Ни один христианин не осмелился бы в ту пору взять его в руки.
Лузгин повернул рукоять против часовой стрелки. Головка змеи настолько неожиданно выскользнула из оскаленной пасти волка, что я невольно вздрогнул.
– Символ смерти, знак Чернобога и одновременно ключ от замка той самой шкатулки, которую Колотов не сумел украсть, – усмехнулся актер. – Во всяком случае, я так думаю. Скорее всего, перстень тоже несет какую-то служебную функцию. Но чтобы раскрыть тайну волхвов из Арконы, нужны все три предмета – шкатулка, кинжал и перстень.
– Теперь понятно, зачем Сипягину, а точнее людям, которые за ним стоят, понадобилось похищать Колотова, – кивнул я.
– Будь ты, Феликс Васильевич человеком бедным, я бы уступил тебе сокровище даром, – вздохнул Лузгин. – Но предлагать миллионеру столь ценную вещь дешевле, чем за пятьдесят тысяч долларов, у меня язык не повернется.
Я не стал торговаться. В конце концов, Семен Алексеевич прав, ценность кинжала определялась не только его древностью, но еще и тайной, которую он в себе нес. Лузгин, хорошо меня изучивший, знал, кому и что предлагает.
– Если на меня выйдут искатели сокровищ, я могу сослаться на тебя, Феликс?
– Вне всякого сомнения, Семен Алексеевич. Так прямо и скажите, что перепродали кинжал Строганову еще несколько лет тому назад. Деньги я переведу на ваш счет завтра же. А за сим разрешите откланяться.
Время стремительно приближалось к полуночи, а у меня еще впереди была куча дел. От Лузгина я направился прямо к казино «Дама треф», где трудился на ниве азарта и порока даровитый актер Вениамин Мандрыкин. Погода к ночи ухудшилась, дождь усилился, но температура пока что пребывала в приличном плюсе, что позволяло не опасаться гололеда на пустеющих городских магистралях. Я давно уже не играл в казино, а в «Даме треф» и вовсе появился впервые, но, тем не менее, мне удалось сохранить инкогнито. Кажется, меня опознали еще на входе бдительные охранники, однако препятствий моему передвижению по заполненным азартными людьми залам чинить не стали. Играть я поначалу не собирался, но атмосфера заведения все-таки оказала на меня свое возбуждающее воздействие, и я поставил пригоршню фишек на цифру три. Вениамин Мандрыкин, выступавший в роли крупье, бросил на меня насмешливый взгляд и пустил шарик по кругу.