Без срока давности

Пока объезжали, Корсакова и след простыл.

В холл Корсаков почти вбежал, встревожив дремавшую дежурную.

Войдя в номер, сразу же отправился в душ! Мылся долго и с остервенением, как будто вывалялся в грязи! Ему и самому было неприятно такое отношение к Римме, но преодолеть чувство омерзения не мог. Продрав жесткой вихоткой себя несколько раз, еще долго стоял под душем, переключая горячую воду на холодную до одури.

Выйдя из ванной, лег на кровать. Спать не хотелось, но дел за день надо было сделать много, а бессонная ночь сил не прибавляет. Стараясь хотя бы подремать, Корсаков набрасывал план действий.

Главное — дядя Коля, от которого идут все бумаги. Даже, если это не лично его бумаги, он не может не знать, кто их хозяин. А потому — скажет и Корсакову!

В номер постучали, Корсаков открыл дверь.

Перед ним стояли два плотных паренька, лет по тридцать каждому, а за ними — милиционер в форме и с автоматом.

— Гражданин Корсаков? Предъявите документы.

— А почему, собственно, «гражданин», — начал было Корсаков.

Милиция без колебания вошла в номер, осмотрелась.

— Гражданин Корсаков, вы задержаны по подозрению в убийстве.

— Вы с ума сошли? — искренне предположил Корсаков.

— Вы лучше одевайтесь. Не надо поспешных диагнозов, — посоветовал один из двоих, одетых в гражданское, темноволосый.

Его коллега с аккуратно выбритой головой повернулся к двери:

— Давай понятых и дежурную.

— Постойте. Что происходит? — спросил Корсаков, понимая, что это бесполезно.

— Вы одевайтесь, одевайтесь, — повторил темноволосый. — Ехать вам придется в любом случае.

— В чем меня обвиняют?

— Я же сказал: в убийстве гражданки Лешко.

— Лешко? Влада Глебовна? — поразился Корсаков.

— Точно, — почти обрадовался Лысый. — Одевайся, поехали. Значит, понятые, — обратился он к входящим женщинам. — Вам предстоит проследить и удостоверить правильность процедуры осмотра помещения и изъятия необходимых предметов. Ясно? Начинаем.

Игорь одевался не спеша, обдумывая свои действия. Спрашивать о чем-нибудь сейчас бессмысленно. Все равно не отпустят. Видимо, он у них единственный кандидат. Кстати, как они на него вышли?

Этот простой вопрос ошеломил. В самом деле! Он уходил от Влады уже в сумерках и соседей не видел. Даже если соседи видели его и смогли описать внешность, они все равно не знали, не могли знать его имя. Видели Римму, которая ждала его у подъезда, и ее уже отыскали? Ерунда, невозможно!

Но они приехали именно сюда. Так, интересно, а когда же убили Владу?

— А когда ее убили? — автоматически спросил он у Темного, как он его называл про себя, и тот так же, автоматически, ответил:

— Между часом и четырьмя часами ночи. Точнее, после вскрытия. — И тут же оборвал себя: — Вы не имеете права задавать вопросы!

— Права мои еще никто не ущемил.

Теперь Корсаков чувствовал себя увереннее. В период «между часом и четырьмя» он был с Риммой и занимался тем, что нормальные люди не могут делать в одиночестве, значит — есть алиби! Иначе говоря, доказательство его невиновности: Корсаков находился в другом месте, и есть человек, который это подтвердит!

— Вот что, — обратился он к милиционеру. — Вы ведь все равно меня сразу не отпустите, потребуете алиби, верно?

— Ну, верно, — в голосе Темного проскользнула насмешка. — А у тебя, конечно, оно есть. И, видимо, железобетонное.

— Есть, — решительно согласился Корсаков.

Он хотел сразу же все объяснить, но Темный перебил:

— Вот приедем — и по всем правилам начнем. Не суетись.

Хорошо. Милиционеры правы: надо спокойно ехать в отделение, а уж там требовать, чтобы пригласили Римму, которая и подтвердит его алиби. Все просто. Зачем лишать ребят заслуженного удовольствия? Наверное, это очень приятно, знать, что ты властен над человеком.

Пока сидел, ожидая окончания осмотра номера, пока ехали в отделение, организм вспомнил, что ночью не довелось отдохнуть, и решил отомстить: глаза закрывались, голова клонилась вниз, то и дело падая на грудь. К отделению он подъехал уже квелый, по коридору шел медленно, иногда мотаясь из стороны в сторону.

В комнате его усадили на стул, поставленный посередине. Оба, и Темный, и Лысый, сели напротив. Предложили чай, сигарету. Покурили, не спеша, отхлебывая чай.

— Ну, что, приступим? — предложил Лысый таким тоном, будто предлагал сыграть в картишки или сбегать за пивком.

— Начнем, конечно. Тем более что я давно просил вас найти человека, который подтвердит мое алиби.

— И что это за человек? — в голосе Лысого звучало сомнение. — Хорошо тебя знает?

Невольная улыбка тронула губы Корсакова:

— Да, уж знает. И довольно близко.

— И кто это?

Только сейчас Корсаков вдруг сообразил, что ни фамилии, ни, тем более, отчества Риммы, он не знает. Да, и место работы — тоже. Мда…

— В общем, мы вчера только познакомились с ней, — начал Корсаков, понимая, что цена показаниям Риммы будет невелика. Более того, ее могут и совсем не искать.

Так и получилось, когда Корсаков все-таки рассказал, в подробностях, о своем знакомстве и путешествии к Владе, о внезапном ливне и обо всем остальном.

— Ну, ты смотри, Шлыков, какой орел к нам залетел из самой столицы, а! — обратился Лысый к Темному.

— И бабу мигом склеил, — нарочито радостно подхватил Шлыков. — Точно, орел. Орел наш, дон Рэба!

Удивительно, но то, что Темный — Шлыков читал «Трудно быть богом» братьев Стругацких сделало его почти «своим» для Корсакова, однако смолчать он не смог.

— Ребята, орел я или кобель, не ваше дело!

— А ты… — Шлыков взял протокол, глянул в него, продолжил: — А ты, Корсаков, еще и хулиган, а? Ты должен нам говорить «вы» и спрашивать разрешения на каждый вдох — выдох, понял? Ты, тварь, человека замочил. И за что? Ты ведь даже не похож на нарика, которому ее барахла хватило бы на дозу, а? Ты, наверное, пользуешься продуктом высокого качества, а?

— Ты, Шлыков, не борзей, — посоветовал Корсаков.

Он всегда знал за собой этот недостаток, но никак не мог его преодолеть: на самоуверенное хамство он отвечал еще большим хамством. Хотя часто и получал за это.

Вот и сейчас, Шлыков уже начинал терять выдержку. Ну, в самом деле, что за дела! Какой-то столичный прыщ будет тут хамить офицеру милиции?

Шлыков уже готовился приняться за него всерьез, когда Корсаков понял: пора.

— Нет, ребята, серьезно! Здорово вы меня вычислили. Именно продукты высокого качества я и ценю. И хочу я по этому поводу побеседовать с полковником Стежевым.

Полковника Стежевого, главного борца с наркотиками по всей Ярославской области, Корсаков знал давно, когда тот служил еще то ли в Томске, то ли в Омске — Игорь постоянно путался. А познакомились они на каком-то загородном сборище, устроенном, кажется, кем-то из сослуживцев Корсакова. С тех пор общались не часто, в основном по телефону, но сейчас не до протокольных тонкостей.

Видимо, Стежевого хорошо знали и менты, потому что номер его набрали и вежливо изложили суть дела. Потом передали трубку Корсакову. Стежевой слушал Игоря активно, что выражалось, по большей части, в матерках и вскриках «да ты что!», а завершилась искренним сожалением «и откуда у тебя, Корсаков, руки растут» и приказом передать трубку Шлыкову.

Шлыков слушал внимательно, реагируя скупо (понял, понял, слушаюсь). Положив трубку, выронил «подождем» и замолчал. Потом они с Лысым курили и переглядывались, как люди, без слов понимающие друг друга.

Так же молча организовали чай, так же молча его пили втроем, закусывая засохшим печеньем. Потом дверь открылась, и в проем просунулась голова с усами. Увидев ее, Шлыков поднялся и вышел.

Отсутствовал он минуты две, но вернулся оживленный.

— Что же ты сразу-то молчал? — укоризненно спросил Шлыков. — Давай твое алиби. Кого ты там трахал?