Без срока давности

— То есть ты думаешь, что твой дед Егор вел какие-то секретные линии метро?

— Я уже не думаю. Я теперь знаю, что он был ответственным за создание единой системы подземных коммуникаций. Понимаешь, — продолжала она, видя недоумение Корсакова, — подземные ходы появились в Москве давным-давно, и большинство из них делали тайком, никого не оповещая, что такой новый подземный ход появился. Кроме подземных ходов создавали и подземные помещения самого разного назначения: от тайных хранилищ до личных казематов.

— Ну, и что?

— А то, что кому-то пришла в голову мысль увязать все эти ходы в единую систему.

— Зачем?

— Ну, мало ли зачем! Ты, например, знаешь, что планировали взорвать Москву в случае, если немцы смогут ее взять?

— Да, слышал.

— Ну, так, неужели непонятно, зачем эти ходы с их подробными схемами?

Корсаков думал недолго. Собственно, ответ лежал на поверхности.

— Изначально к этим ходам имел прямое отношение Ягода?

Ирина посмотрела на него с удивлением:

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Но не все! За всем этим в самом деле стоял Ягода, но главное не в этом.

— А в чем?

— Дед Егор как раз и отыскивал ту систему коммуникаций, которая была создана по приказу Ягоды…

— Сталина?

— Нет, Игорь, не Сталина, а Ягоды. И делали это тайком, используя тех, кто был каким-нибудь образом зависим от него. Там работали и подследственные, и заключенные, и, видимо, те, кого в любой момент могли арестовать. Ягода создал гигантскую сеть, по которой можно из любой точки Москвы добраться практически в любую другую. И сделать это под землей, совершенно незаметно.

— И Лобанов просил тебя проконсультировать кого-то по этим схемам?

— Не совсем так. Он просто спросил: могу ли я ответить на несколько вопросов по темам моих студенческих работ. И только! Хотя, конечно, студенческие работы так или иначе касалось истории подземных коммуникаций.

— Ну, а где эти тетради?

— Да, ты с ума сошел! — Ирина даже отшатнулась. — Я их на следующий день принесла, и мы с бабой Евдокией их сожгли. Нам даже пришлось покурить, чтобы никто нас не заподозрил.

— Значит, тетради уничтожены?

— Да.

— Точно?

— Ты мне не веришь?

— Дело не во мне, моя милая. Дело как раз в другом.

— В чем?

— В том, что теперь это надо доказать тем, кто хотел к тебе прийти.

— Не понимаю.

— Вижу, что не понимаешь. Я повторю твой рассказ, а ты слушай и соображай. Много лет назад твой дед Егор занимался совершенно секретными делами. Настолько важными, что прямые указания ему давал сам Сталин. Фактически он, по указанию Сталина, расследовал дело о создании системы секретных подземных коммуникаций. Дело это было настолько секретное, что после его смерти КГБ решил изъять все его записи, опасаясь разглашения информации. Оказывается, что через много-много лет кому-то стало известно, что такие сведения существуют.

— Почему ты так решил?

— Потому что звонили Лобанову.

— И что?

— И то, что потом пришли к тебе.

— Но он сам им подсказал.

— Подсказал вчера, а пришли сегодня. Почему?

— Почему?

— Потому, что наводили справки. Не хотели идти вслепую. А наводя справки, наверняка узнали и о твоем родстве, и о том, какие работы ты писала. Наверняка сделали запрос в твой институт.

Ирина растерянно молчала. Видимо, только сейчас она осознала, что произошло днем на улице и что еще может произойти.

Корсаков подумал, что она сейчас снова заплачет, но Аристова словно окаменела.

Молчание приближалось к точке взрыва, и Корсаков понял: надо сказать хоть что-нибудь.

— Теперь нам надо понять, как связаны эти тетрадки деда Егора с тем, что Кремль со вчерашнего вечера стоит на ушах?

— Кремль стоит на ушах? — удивленно повторила Ирина.

Корсаков хотел ответить, но не успел, потому что внезапно где-то в глубине квартиры зазвенел телефон.

Он звонил долго. Так долго, что Корсаков понял: это звонят ему. Спроси его, почему он так решил, Игорь не знал бы, что ответить, но убеждение зрело.

Надо было проверить еще одну возможность, и он, отбросив церемонии, спросил:

— Твой друг давно уехал?

— Недели две, — ответила Ирина и закашлялась. Видимо, она тоже не ожидала этого звонка.

— Ты тут часто бываешь? — спросил Корсаков и по заминке Ирины понял, что угадал.

Что-то царапнуло, но он продолжил:

— И часто телефон при тебе звонил?

— Ни разу, — тут же ответила Ирина. — Я даже не знала, что он здесь есть. Сейчас ведь все с мобилами.

«Все с мобилами»! Вот именно! А они-то ведь сразу выключили свои мобильники, чтобы их не смогли засечь!

Скорее всего это звоня г ему.

— Где телефон?

— Ты с ума сошел. А если это «те»?

— Тогда я что-нибудь придумаю.

Корсаков подошел к телефону, который все так же трезвонил. Ну, если звонят, значит, выследили, хотят что-то предложить, пульсировала надежда. В крайнем случае надо попытаться как-то вывести из всего Ирину.

Он думал обо всем отрешенно, будто читал книгу или смотрел очередную серию кровавого боевика. И снял трубку, надеясь, что сможет сказать «вы ошиблись номером».

Но успел сказать только «алло», и трубка успокоила:

— Игорь, это Сева Рябцов.

А сейчас уже наваливалась усталость. Кураж прошел, и хотелось покоя. Странно, но слово «покой» почему-то у Корсакова вызывало воспоминания детства, когда он в зимние каникулы гостил у бабушки.

Бабушка жила на окраине города, и проводить туда центральное отопление даже не планировали. Каждый день сразу после обеда бабушка отправляла Игоря принести дрова, и он таскал их, по-взрослому набирая на руки побольше, чтобы услышать похвалу.

Потом, когда начинало темнеть, бабушка учила Игоря укладывать дрова в печь, устраивая там «колодец», под который следовало положить только что надранную бересту. Потом, когда дом начинал погружаться во тьму, бабушка чиркала спичкой и поджигала растопку, а Игорь зачарованно наблюдал за этим.

Сначала языки пламени казались маленькими и слабыми. Они будто облизывали широкие, крупные поленья, и казалось, что эти громадины скоро задавят пламя. Но проходили минуты, пламя не угасало, становилось все сильнее, и вот уже поленья покрывались красно-черными пятнами, и все пространство топки захватывал огонь…

Игорь сидел на полу, сквозь дверцу печи любуясь пламенем, и так засыпал. Выныривал из дремы, пока бабушка относила его в кровать, и, едва коснувшись щекой подушки, снова проваливался в сон.

И сейчас ему очень хотелось снова сесть возле печи, и любоваться языками огня. Но он знал, что это невозможно.

Особенно — сейчас…

Они сидели в минивэне с тонированными стеклами. Они — это Корсаков, Ирина Аристова, Сева Рябцов и человек, с которым Рябцов совсем недавно познакомил Игоря.

Там, в квартире, услышав в трубке слова «Это Сева Рябцов», Корсаков сначала решил, что у него галлюцинации.

Сева Рябцов — человек из далекого и счастливого прошлого. Когда-то они учились в одном классе. Недолго, правда, потому что отец Севы — военный — получил новое назначение. Но за год ребята успели так подружиться, что потом переписывались.

Именно Сева Рябцов, которого Корсаков случайно встретил, приехав в Москву, помог ему не просто остаться в столице, но и стать известным человеком. Правда, после этого они только перезванивались, но Корсаков знал, что Сева занимает какой-то очень важный пост.

Все это хорошо, конечно, но услышать звонок от Севы на телефон, находящийся в квартире, где их никто не мог бы найти, это — фантастика!

И, тем не менее, это был именно Рябцов. И говорил он сухо, по-деловому. Говорил так, что не возникало желания обсуждать или возражать.

Из квартиры Корсаков и Ирина выходили осторожно. Потом, проделав несколько перебежек, покрутившись в ближайшем супермаркете и спустившись в подземный паркинг, они оказались в минивэне с тонированными стеклами. Ирину вышедший им навстречу Рябцов попросил надеть бейсболку, парик и очки и усадил на переднее сиденье. Сам сел на заднее, где расположились Корсаков и какой-то незнакомый мужик. Правда, Игорю показалось, что где-то он его видел, но вспоминать сейчас не было ни времени, ни желания.