Страница 26 из 95
— Ну, шофера подыскать легче, чем скрепериста. Ты что думаешь, мне с тобой легко расставаться? Да я с кровью отрываю тебя от своего сердца!.. Но ты пойми: на стройке у каждой профессии своя цена. Специальность шофера — нужная. А скрепериста — необходимейшая! В шофере легковой машины лично я нуждаюсь. А в скреперистах — вся стройка!.. Вот и будем думать о ее интересах.
— А твои и мои уже ничего не значат?
— Нуры-хан, я уверен, ты станешь отличным скреперистом и прославишь свое имя на всю стройку!.. Да и заработки будут повыше. Скреперист получает раза в три больше, чем шофер.
— Как бы мне не свалиться под тяжестью таких денег…
— Выдержишь!
— А как я не сделаюсь хорошим скреперистом?
— Я верю в тебя, Нуры-хан. Ума, силенок, энергии тебе не занимать стать. Поначалу, конечно, несладко придется. Если без шуток, то работать на скрепере ясно же потрудней, чем шоферить. Тут у тебя и мозг, и глаза, и руки, и ноги — все будет в постоянном напряжении. Да и пылищи наглотаешься…
— Ты только меня не пугай, начальник! Я в пыли и на свет появился, и вырос.
— Вот и сядешь на скрепер — чтобы избавить этот край от пыли и превратить его в цветущий сад!
Нуры, конечно, в шутку разыгрывал перед Бабалы роль этакого простачка, который к скреперу и подойти-то боится. Правда, когда он впервые увидел скрепер, глаза у него округлились в удивлении и испуге: вай, да это чудище из сказки, а не машина!.. Когда же он попробовал сесть за руль, то убедился, что «чудище» послушно его воле. Опытному шоферу не так уж трудно управлять скрепером или бульдозером.
И перепалку с Бабалы Нуры устроил так, для забавы. Он хорошо понимал, как важны на стройке механизаторские профессии. Возя повсюду Бабалы, он привык на все смотреть его глазами. И теперь ясно видел: да, пользы от него как от скрепериста будет куда больше, чем как от шофера. Что же, хоть и жалко покидать Бабалы и привычный «газик», да, видать, никуда не денешься. Раз Бабалы говорит: надо идти на скрепер — значит, надо.
И Нуры, словно примеряясь к будущей работе, принялся засучивать рукава.
Бабалы бросил на него подозрительный взгляд:
— Что это ты рукава закатываешь, будто быка собираешься кастрировать?
— Репетирую заранее, как я буду подниматься на скрепер.
— Еще не видя воды, уже штаны снимаешь?
— Начальник, ты знаешь своего Нуры. Уж если он сядет на скрепер, так будет вкалывать по три смены подряд!
— Ты еще скажи, что за три дня выкопаешь весь канал.
— Весь, не весь, но уж, во всяком — случае, не подкачаю.
— Знаю, Нуры-хан. Не надеялся бы на тебя, так ни за что не отпустил бы на скрепер.
Бабалы написал что-то на листе бумаги, протянул его Нуры:
— Вот тебе записка к механику третьего участка. Он сейчас принимает скрепер от одного любителя легкой жизни. Механик поможет тебе на первых порах.
Нуры задрал нос:
— Справлюсь и без посторонней помощи! — И озабоченно сдвинул брови: — Слушай, начальник, а что же с «газиком» будет, пока ты не найдешь шофера?
— Придется самому его водить.
— Ты успокоил мое сердце. Но ведь еще неизвестно, кого ты найдешь. Не могу же я передать «газик» в неопытные руки. В нем — моя жизнь…
— Теперь твоя жизнь в скрепере. Но не беспокойся, когда появится у меня новый шофер, так я позову тебя — чтобы ты устроил ему пристрастный экзамен.
— Все, начальник. Все. Больше вопросов нет. И мне думается, сейчас, после всего свершившегося, самое время — наполнить наши желудки.
— Что ж, пожалуй, ты прав. Пошли, Нуры-хан.
Бабалы предпочел бы обедать в столовой и несколько раз уже заглядывал туда, но быстро убедился, что поесть там ему не дадут. К нему то и дело подходил кто-нибудь с каким-либо «неотложнейшим» вопросом. Бабалы ничего не оставалось, как обедать дома. Еду ему приносили из столовой.
Но и дойти до дома он не мог спокойно, его на каждом шагу останавливали: у людей на стройке достаточно было и дел, и бед, и сомнений…
Дома, усадив Нуры за стол, Бабалы сказал ему:
— Учти, Нуры-хан: ты у меня всегда самый дорогой гость. И пусть дружба наша будет еще крепче!
Впрочем, и дома нельзя было спрятаться от тех, кто нуждался в совете и помощи Бабалы.
Только он и Нуры принялись за еду, как в комнату вошел Мухаммед, работавший сейчас со своей бригадой поблизости от Рахмета.
Едва дождавшись, пока закончатся взаимные расспросы о делах, о здоровье, Нуры хлопнул в ладоши:
— Начальник! Обед хорош — но чего-то нам, по-моему, не хватает…
— Чего тебе может не хватать, Нуры-хан, при твоем-то богатырском здоровье?
— Вай!.. Ведь не каждый день мы встречаемся с Мухаммедом.
— Ну?!
— И не каждый день дано тебе расставаться с любимым шофером!
— Ясно, Нуры. Можешь не продолжать. Но давай договоримся: мы чокнемся пиалами тогда, когда ты, как знаменитый скреперист, попадешь на Доску почета.
Нуры скорбно вздохнул:
— Ясно. Чует мое сердце, мы чокнемся вином из того винограда, который вырастет на земле, орошенной водами Большого канала. Ладно, подождем. Я терпеливый — если уж столько езжу с Бабалы-ага…
— Дай бог, чтобы вода в канале не иссякла так же, как болтовня Нуры! — отпарировал Бабалы и повернулся к Мухаммеду: — Что там у тебя? Неспроста ведь, наверно, пришел.
— Угадал. Мне срочно требуется экскаваторщик.
— Так… Не успел я найти скрепериста, как понадобился экскаваторщик. М-да… Но ведь бригада у тебя, по-моему, полностью укомплектована?
— Была. Но мне пришлось уволить Ивана Филипповича.
— Того самого, с претензиями?
— Ну да. Рвач он ненасытный. Мало ему денег, которые он зашибает на экскаваторе, — мошенничеством занялся. То лишний час, то лишний кубометр себе припишет. Ну, я его — по рукам. Ему это не понравилось, он отправился в Карамет-Нияз, надеясь, видно, что там бригадиры покладистей.
— М-да, нюх у него острый — в Карамет-Ниязе как раз не хватает механизаторов, мне только что Новченко звонил. Так что на его махинации там могут посмотреть сквозь пальцы. Экскаватор у тебя, значит, в простое?
— Пока нет.
— Кто же на нем работает?
— Я сам.
— За двоих, значит, надрываешься? М-да…
Нуры принялся убирать со стола посуду, а к Бабалы между тем пожаловал еще один гость — это был молодой джигит, смуглый, крепко сбитый, с черными, чуть косящими глазами и крупными скулами.
Остановившись в дверях, он поздоровался со всеми. Бабалы, приглядевшись к нему, сказал Мухаммеду:
— Слушай, а ведь я знаю этого парня. Только никак не могу вспомнить — откуда знаю. Тебе он, случайно, не знаком?
— Случайно — нет, а не случайно — еще как знаком! Ведь он же из нашего аула.
— Гм… Кто же это? Уж больно напоминает кого-то лицом…
Вошедший хотел было что-то сказать, но Бабалы жестом остановил его:
— Ты погоди!.. Сам хочу угадать. — Он наморщил лоб. — А, черт, не мастер я, видно, играть в юзек*!..
— Да не мучайся! — пожалел его Мухаммед, — Ты мог видеть его, лишь когда он был мальчишкой. Это Аннам Чары, внук Гандыма-ага.
Бабалы хлопнул себя по колену:
— Верно!.. Вылитый же дед!.. Видать, у меня уже склероз, не то я сразу должен был бы спросить: братец, кем ты приходишься Гандыму-ага?.. Незабвенному нашему Гандыму…
Ему припомнились далекие годы, когда сам он был еще желторотым птенцом. Он тогда часто заглядывал в кибитку Гандыма — чуть ли не самую бедную в ауле. Детей в семье была целая куча — мал мала меньше. Достатком же Гандым не мог похвалиться, семья не вылезала из нужды…
Бабалы знал, что Гандым отсек голову кровожадному Пелеч-хану, но помнил прежде всего его беззаветную доброту и отзывчивость. До сих пор звучали в его ушах слова Гандыма: «Сынок, пока мне самому не снесли голову, можешь чувствовать себя в безопасности, никто и пальцем тебя не посмеет тронуть». Так он утешал Бабалы в смутные, тревожные времена, и тот верил — если понадобится, Гандым защитит его от любой напасти. Только вот сам Гандым не уберегся, пал жертвой кровной мести: его убил и сбросил в яму сын Пелеч-хана. Убийцу судили и расстреляли — но это не могло вернуть Гандыма-ага…