Долгие ночи

Но никакие жалобы не трогали сердце русского генерала.

Приказано — не пропускать! И он не пропустит…

Оставался самый последний, крайний выход: перейти границу самовольно. Решаясь на столь рискованный шаг, люди все же надеялись, что стрелять в них не станут…

17 октября 1865 года две тысячи шестьсот чеченских переселенцев двинулись к границе, решив или дойти до родных гор, или умереть здесь. В первой десятке шли Арзу, Чора и Али с белыми флагами в руках. Их послали вперед, чтобы в последний раз попытаться решить вопрос мирным путем. Остальная масса людей, выдерживая небольшой интервал, шла вслед за своими векилами. Парламентеры были безоружны. Белый флажок, привязанный к длинному шесту, Арзу нес, высоко подняв над головой. Следом за ним, почти наступая ему на пятки, шел Али.

Ровно четыре месяца назад Али впервые увидел эти вот места, эту заставу. 28 апреля они вышли из Владикавказа, а 17 июня здесь первыми ступили на турецкую землю. Хазапинская застава встречала их и провожала в турецкий край, из которого до сих пор они никак не могут выбраться…

Граница надвое рассекала высокий холм. И вот на этом холме теперь застыли в боевом строю всадники и пехотинцы. Вперед выдвинули пушки, стволы которых направлены точно на дорогу, по которой предстояло идти переселенцам. "Неужели турки будут в нас стрелять?" — с тревогой думал Али.

Каждый шаг в сторону границы приближал к смертельной опасности. Шаг, еще шаг, еще… Уже различимы лица солдат. Но что это? С полсотни всадников отделились от основных войск и помчались навстречу переселенцам.

Тридцать четыре года прожил Али на белом свете и никогда за все эти годы не испытывал чувства страха. И вот только теперь, при виде хищных лиц скакавших всадников, он почувствовал, как неприятный холодок страха пробежал по его спине. Живая стена до зубов вооруженных солдат перекрывала путь на родину.

Мужчины сняли с себя оружие и передали его женщинам в знак того, что намерения у них самые мирные.

Нет, не за себя волновался сейчас Али. Он переживал за Арзу.

За своего единственного брата. Из всего их рода только они двое и остались в живых. И, не приведи Бог, случиться чему-нибудь с Арзу. На кого опереться тогда Али? Кто в трудную минуту встанет рядом с ним? Без Арзу Али будет, как бескрылый орел. В течение шестнадцати лет они и жили, и бились бок о бок, не разлучаясь ни на час. Первыми неслись в атаку, последними отходили. Все эти годы над ними витала смерть, и Али без страха смотрел ей в лицо. Он знал: враг пришел на его землю, чтобы отнять у него дом, родину, лишить его свободы и воли. Поэтому Али не боялся смерти и готов был ко всему.

Ловкий и сильный, он всегда оказывался в гуще боя и всегда выходил из него невредимым. Родина-мать была неиссякаемым источником, из которого в течение многих лет черпал силу и он, и его народ. "Неужели мы навсегда лишились этой матери? — подумал Али. — Аллах, помоги нам!"

Так что же решили предпринять турки? Поднимется ли у них рука на своих братьев по вере? Да и можно ли стрелять по безоружным? Поверить в это трудно. А если…

Али инстинктивно выдвинулся вперед, чтобы в случае чего заслонить собой брата. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Арзу покосился на него, и Али виновато опустил голову.

Неприлично быть впереди старшего брата, в порыве чувств Али забыл об обычае…

Забывшие о бритве волосы Арзу выбились из-под мохнатой папахи.

За эти четыре месяца они побелели. А ведь совсем недавно на голове брата не было ни единого седого волоса. Трагедия народа легла тяжелым камнем на его сердце и словно острым лемехом плуга прошла по его лицу, оставив после себя глубокие морщины.

Глаза запали, но огонь их не потух. Они, как и прежде, горели отвагой.

"Тяжело тебе, — подумал Али, глядя в затылок брата. — У меня хоть дома жена и сыновья. А ты и поседел преждевременно, даже не вкусив женской ласки, любви… Всемогущий Аллах, сбереги для меня моего единственного брата!"

— Стой!

Группа всадников с кривыми саблями наголо встала на их пути.

Впереди три офицера.

— Куда? — крикнул один из них, и его неопределенного цвета глаза остановились на Арзу.

— Мы возвращаемся на свою родину. Разве вы не знаете об этом?

— ответил Арзу по-кумыкски.

— Разрешение есть?

— Мы две недели ждали разрешения, но так и не дождались. А за это время успели здесь многих похоронить.

— Значит, прождали напрасно?

— Да.

Два офицера захохотали.

Третий, значительно моложе их, сморщился как от боли и осуждающе взглянул на старших товарищей.

— Стыдно смеяться над человеческим горем, — не выдержал Арзу.-

К границе вернулась только половина тех, кто переходил ее.-

Арзу вынужден был играть до конца роль парламентера. — Но и тех, кто идет за нами, разве можно назвать живыми? Вы видите их. Человек, оторванный от родины, — мертв! Даже если он еще пользуется какими-то земными благами. Голод, болезни, тоска по родине гонят нас. Нас обманули и вы, и русские. Мы это поняли и теперь возвращаемся домой.

Второй офицер, тощий, с крючковатым носом, махнул рукой в сторону холма.

— Посмотрите вон туда, — противно улыбнулся он. — Видите там пушки и солдат? Так вот, им дан приказ открыть огонь, если вы сделаете еще хоть один шаг к границе! А вон там стоят и кавалеристы. Их более пяти тысяч, и они готовы порубить вас на куски. Помните, только по нашим трупам вы сможете ступить на землю гяуров.

Али нисколько не сомневался в правдивости слов офицера. О жестокости турок и раньше ходило немало слухов, а побывав среди них, многие убедились в ней воочию. Если они совершенно безжалостно обращались со своими соотечественниками, то на что уж могли рассчитывать несчастные переселенцы, не имевшие с турками ничего общего, кроме веры? Чеченцы были для них чужеземцами, без крова, без родины, скитавшимися по их стране в поисках пристанища, так можно ли было ждать пощады? И все-таки Арзу на что-то еще надеялся…

103

Перевод стихов Умара Яричева.