Азиаты

— При нашей азиатской службе болеть никак нельзя, ваше сиятельство.

— Ну вот тебе, уезжал в Астрахань, Алёшкой я для тебя был, а теперь казённо называешь…

— Ну так, видишь, как круто судьба вознесла тебя! — польстил Татищев. Оба засмеялись и подумали об одном и том же.

Почти одновременно наказала их власть: Татищева заточили в Петропавловскую крепость, а Бестужева-Рюмина за поддержку Бирона, пытавшегося захватить регенство, приговорили к смертной казни, заменённой па ссылку. Благо, Алексей Петрович ко дню переворота подоспел на помощь Елизавете Петровне, за что и был особо уважен. Возвела она его сначала в вице-канцлеры, а затем сделала канцлером Российского государства.

— Неисповедимы пути господин, — сказал Бестужев-Рюмин и взял под руку Татищева. — Туркмены-то твои где? Ждали их к Рождеству, хотели удивить царской роскошью и треском разноцветным.

— Где-то на подходе, — отвечал Татищев. — Застряли в Твери из-за недостачи повозок. Из Москвы выехали ещё снега не было, на чёрных колясочках. Ехали не спеша, вот и накрыло их бураном. В Твери задержались — телеги да коляски на сани меняли.

— Ладно, подождём ещё немного. Но тебя мы отозвали не только ради нового назначения, по чтобы ты нам всю подноготную о туркменах рассказал: дело-то, брат, весьма серьёзное. Принять их в подданство недолго, а как потом ими управлять? Ну-да ладно, Василий Никитич, веселись пока… — И канцлер со своим окружённом ушёл в будуары…

Туркменское посольство приехало в столицу 15 января. На первой заставе гостей встретил дворцовый квартирмейстер и разместил в гостинице при царском дворе. К приезду туркмен сотрудники Коллегии иностранных дел расписали, куда гостей повезти, что показать. И едва они отдохнули с дороги, начались их поездки по Санкт-Петербургу. Только через неделю принял их канцлер Бестужев-Рюмин, на встрече был. и Татищев. Официальная обстановка в голубом кабинете нисколько не смутила гостей, ибо они уже осмотрели большую часть дворца и выдохнули из себя весь восторг от увиденного. Теперь ожидали серьёзных разговоров, и они начались:

— Сколько же вы ехали, господа туркменские ханы, к российской столице? Небось, месяца два! — Канцлер посмотрел на ханов, и, видя, что они не понимают по— русски, перевёл взгляд на переводчика.

— Ровно пять месяцев, ваше высокопревосходительство, — сказал Арслан..

— Велика знать Россия, а? — канцлер улыбнулся, и туркмены тоже.

— Мы любим ездить, — сказал Камбар-бек, которому было поручено вести переговоры. — До Мекки тоже очень далеко, но люди азиатские охотно ездят туда.

— Велика ли сама Туркмения и сколь в ней народов или племён? В России у нас более ста народов будет, а может, и больше, — продолжал канцлер.

— У туркмен племён немного меньше, но тоже много, — пояснил Камбар-бек и стал загибать пальцы на руке: — йомуд, тёке, эрсари, алили, човдур, соинджв, игдыр…

— Ух ты, гляди-ка! — удивился Бестужев-Рюмин. — И кто же властвует у вас над всеми племенами?

— Ли, зачем, мы не хотим этого. Каждый человек у нас — свободен, как птица. Нет у нас государя. Есть у каждого племени свои хан, его слушаются люди.

— А что же государя не изберёте?

— Дорогой Алексей Петрович, — осмелел Камбар-бек, — у нас есть хорошая пословица: «Как нельзя сделать из дерева печку, так из туркмена нельзя сделать государя».

— Хорошая поговорка, — вмешался в разговор Татищев. — И столь мудрая, что ей одной измеряется весь уклад жизни туркменских племён.

— Пожалуй, — согласился канцлер и опять спросил у Камбар-бека: — Вот вы, ханы четырёх племён, можете ли нести ответственность за остальные племена, если мы вас примем в наше подданство? Скажем, текинцы могут исполнять вашу волю? Насколько мне известно, представителен самых крупных туркменских племён — тёке, иомудов, эрсари — среди вас нет?

Вопрос этот поставил в тупик гостей. Переглянулись они, но тут же Камбар-бек нашёл ответ:

— Дорогой Алексей Петрович, если императрица Елизавета Петровна и ваше сиятельство наделите одного из нас нравами туркменскою государя, то все туркменские племена будут рады.

— Но вы только что сказали, что из дерева нельзя сделать печь, а из туркмена государя! Следовательно, до тех пор пока туркменское общество не перерастёт свой племенной младенческий возраст, говорить о государе будет рано. Без государя же не может быть государства. А если нет у вас ни того, ни другого, то и серьёзного большого дела с вами затевать нельзя. Нет у вас ни столицы, ни государева тропа, ни скипетра, ни державы и флага своего пет. Одним словом, господа ханы, не один из вас не вправе выступать от имени всех туркменских племён… — Бестужев-Рюмин замолчал и, видя, какими вопрошающими глазами смотрят на него туркмены, степенно приподнял плечи. — Я думаю, самым разумным было бы, о чём вы и сами раньше просили, построить на Тюбкарагане город с пристанью, завести торговлю во сто краг большую, чем она ведётся между нами сейчас. А чтобы не было между вами распрей, кои наблюдаются беспрестанно, посадить там русского начальника. Он будет вашим судьёй и отцом, но не государем. Коль разрастётся при таком ведении дел туркменская община и организуются все ваши племена в единое государство, тогда и выберете сами себе государя, а он снова пожалует в Санкт-Петербург с челобитной…

— Принятие в подданство туркмен немыслимо и по иной причине, ваше сиятельство, — сказал Татищев, чтобы отказ канцлера был ещё более убедительным. — Представьте себе картину: приняли мы туркмен, они тут же нападают на хивинское ханство, из чего следует, что Россия без объявления войны вступила в войну с Хивой. Ну, Хива — куда ещё ни шло, ладно. А ежели туркмены нападут на того же Надир-шаха, являясь российскими подданными, тогда как?

— Словом, господа туркменские ханы, мы подумаем с Сенатом, какое принять решение, а пока живите, не зная забот… — Канцлер встал из-за стола, поднялись и гости.

До самой весны жили они в Санкт-Петербурге — ездили в Петергоф и другие загородные дворцы, посетили кунсткамеру, Петропавловскую крепость, бывали в гостях у царских вельмож. Пригласили их в конногвардейский манеж, на развод, в котором участвовала сама Елизавета Петровна. Показали гостям и её собственных скакунов, среди которых оказались небесные кони, привезённые Арсланом в Астрахань от Надир-шаха. Скакуны стояли в чистых облицованных стойлах, сытые, с лоснящимися боками и расчёсанными гривами. Татищев подвёл гостей к коням, обратился к Арслану:

— Узнаешь, джигит, своих коняжек? Вишь, какие стали. А привёз ты их с того берега — смотреть не на что было…

Наконец, пригласили туркмен к самой императрице. В императорской зале гостей усадили за стол, Елизавета Петровна, войдя в залу и приняв от всех поклоны, пригласила вновь усаживаться, и сама расположилась напротив.

— Кажется, пребывание ваше, господа туркменские ханы, в столице российской идёт к концу… Довольны ли вы городом Петра Великого и гостеприимством нашим?

Камбар-бек поднялся, поклонился и долго благодарил императрицу за всё увиденное и услышанное, за подарки, полученные от господ. Елизавета, выслушав перевод, сказала Арслану:

— Скажите своим ханам, что и у меня для них припасены подарки.

С этими словами она посмотрела на камергера, и тот положил на стол перед императрицей пять позолоченных футляров. Елизавета Петровна открыла один, достала из него круглые золотые часы.

— Ну так, извольте получить, кто из вас первый…

Поочерёдно приняли из её рук футляры Камбар-бек, Онбеги-Суергап, Кара-Батыр, Шаныкнияз-Батмр и Арслан.

Императрица велела канцлеру зачитать её указ, и Бестужев-Рюмин огласил её повеление: «Отправляющихся из Санкт-Петербурга туркменских ханов — старшин пропускать вплоть до Астрахани и далее на Мангышлак благочинно и безропотно. А коли денег кормовых до Мангышлака у них не достанет, то дать им, на сколько потребуется. Желала императрица, чтобы туркмены, вернувшись к себе, старательно занялись освобождением из плена российских подданных, которые содержатся в неволе у азиатов, а за каждого пленного выкуп платить от пяти до десяти рублёв… Которые же из того туркменского народа от Мангышлака или Яицкого городка будут приезжать в Астрахань морем с прошением, чтоб их тут допустить жить вечно, таковых принимать и приводить к присяге…» Когда канцлер окончил чтение, императрица добавила от себя: