Страница 2 из 7
— Я... это долгая история.
— У нас много времени, Офелия. Если ты хочешь вернуться домой, то ближайший аэропорт в Далласе. До него ещё несколько часов езды.
— Я приехала со своей группой повидать Америку, ничего интересного.
— Мутное вранье, поучись ещё, — улыбается мужчина. — Не поверю, хотя бы потому, как весьма сложно узнавать о своей стране на безлюдной трассе, в полном одиночестве.
— Я потерялась.
Роберт вновь разворачивается к девушке лицом и посылает ей мягкий взгляд. Его одолевает желание уколоть её подобным образом, ведь признаться, он отвык от язвительности в свой адрес. Но к счастью, за этой язвительностью скрывалось нечто большее, чем просто взрывной характер. Именно это и манило его к ней. Ведь Офелия Стёрджес, с притаившийся улыбкой на губах, вела себя так, словно знала все тайны на этой планете. Это сбивало его с толку.
— Да бросьте! Вы знаете меня меньше получаса, откуда вам знать, как я веду себя, когда лгу?
— Бывают такие люди, подобные открытым книгам. Вы, Офелия — одна из них. И возможно... — не успев мужчина и закончить свою мысль, как салон автомобиля охватил юношеский девчачий смех. Она... смеялась над ним? Вновь?
— Считаешь, что ты такой уж загадочный парень, Робби?
— Моё имя Роберт, Офелия.
— Хорошо, Роберт. Если тебе интересно, я могу детально описать один из многочисленных дней трудоголика вроде тебя.
— Валяй. — бросает Роберт, не сводя глаз с дороги.
— Ранним утром, твой будильник вырывает тебя из поверхностного сна. Дальше происходят заученные до автомата действия: утренний душ, тугой узел галстука и крепкий кофе. После, ты садишься в свою навороченную машину и отправляешься в свой навороченный офис. Там тебя встречают слащавые и ещё сонные улыбки твоих работников, которые мысленно проклинают тебя и твою дисциплину. Да, мне кажется, что ты весьма дисциплинированный, ведь не будь ты таким, то вряд ли добился бы чего-то. Весь день расписан по часам и минутам. Будучи важным боссом, ты принимаешь ответственные решения и пашешь больше всех, — добавляет девушка и грустно усмехается. — Почему, Робби? Не для того ли вообще стоит работать, чтобы достигая вершины карьеры, наконец быть свободным. Ну, хотя бы на каплю?
Роберт молчит, не смея перебивать звонкий и настойчивый голос. Он украдкой наблюдает, как она вытягивает вперёд свои стройные ножки; как хмурит брови и, задумавшись, спрашивает его. Это обращение к нему было чисто философским. Словно будь она одна, то так же разговаривала бы с Богом или же с близким ей человеком, размышляя вслух. Со стороны могло показаться, что мужчина вовсе не слушал её, но это было не так. Он с замиранием сердца впитывал каждую её фразу, которая описывала в мельчайших деталях его жизнь. Его подобие жизни.
— Так вот, дальше происходит самое интересное. Когда же ты возвращаешься домой, уставший и измотанный, то у порога твоего дома тебя встречает привычная пустота. Возможно, ты ужинаешь сам, а может, просто наливаешь себе выпить. И оказавшись в своей кровати, находясь между мутной реальностью и зовущими тебя сновидениями, ты вдруг понимаешь, что чертовски одинок. Это чувство, оно будто какой-то вирус. То есть, нося этот вирус в себе, ты всё ещё живешь и формально существуешь, но он растёт. Он поглощает твою жизненную энергию и отравляет шаблонную действительность.
Она говорила и говорила. С каждым её словом, внутри Роберта всё горело пламенем. Истинным и праведным гневом. Ведь будучи каким-то несмышленым подростком, она попадала точно в цель. Уязвляла и обезвреживала. В его горле нарастал комок, а дыхание становилось затруднённым. Теперь, ему казалось, что галстук обвил его горло, словно проворная змея. И эта змея была готова сделать своё последнее усилие и придушить его.
— И да, конечно, я уверена, что ты холост. Ведь как можно заводить детей и создавать семью, если даже на себя времени в обрез? — её насмешливый тон окончательно сдирает маску напускного спокойствия с мужчины.
— Да что ты знаешь?! Сколько тебе лет? Восемнадцать? Если хочешь добраться до Далласа в менее безопасных условиях, то советую тебе придержать свой колкий язык!
— Значит, всё верно сказала, — хмыкает Офелия. — И, кстати, мне двадцать два.
— Плевать.
Девушка скомкано улыбается, ничуть не обидевшись на его вспыльчивость и разворачивается лицом к окну. Не смея больше лезть на рожон, она внимательно изучает плывущие полосы на дороге, которые, словно причудливые спирали кружат голову. Офелия Стёрджес была не из тех, кто каждому встречному бросалась на помощь. Она была доброй и милосердной, но отнюдь не без здравого смысла. Девушка не могла точно понять, отчего же всё-таки она стала вытаскивать из мужчины правду. Скорее, это был внутренний порыв, который она не смогла удержать в себе. Язык не слушался, а глаза, то и дело, украдкой посматривали на её спутника. Быть может, даже и глупо, но его мутно-голубые глаза, будто бы принуждали её делать это безрассудство. В них была такая тоска, что хотелось выть, словно старая волчица на луну, ругая её и обвиняя. И, может, она и пожалеет, но книга под названием "Роберт Хэйдж" уже была открыта. И она читала её.
Часть 2.
Об этом мире слишком много лгут,
Об этой жизни ходит много басен,
Но всё же этот мир — прекрасен,
И этой жизнью всё-таки живут…
Пройдут года и, заглушая вздох,
Раздастся вдруг невольное признанье: —
О, этот бедный мир совсем не плох!
О, эта жизнь — совсем не наказанье!
А.С. Штейгер. Об этом мире слишком много лгут.
— Проклятье! — цедит сквозь зубы Роберт, с горяча ударяя ногой по колесу. — В этой колымаге, не то что до Далласа, а до ближайшей заправки с трудом доберешься!
Вот уже с получаса, мужчина проклинал всеми Богами ту прокатную конторку, в которой арендовал машину. На улице давно стемнело, а поблизости была сплошная глухомань. Когда до места прибытия оставалось всего пару часов, то чертов генератор затарахтел, а спустя ещё добрых полчаса, то и аккумулятор окончательно сел. Приехали. Роб коротко бросил взгляд на свою спутницу, которая весьма притихла с их небольшой перепалки и, настороженно наблюдала за ним, не смея подливать масло в огонь. Внешне, она была спокойна и, глядя на неё со стороны, можно было смело сообщить, что ей глубоко наплевать на случившуюся поломку их средства передвижения. Но не смотря на осадок, что остался в душе мужчины, от сказанных ею слов, он не мог не ощутить внутренние перемены. Роберт чувствовал себя так, словно эта милая и вдумчивая девушка, просто потопталась своими ножками по его устоявшимся жизненным принципам. Одной, случайно-брошенной фразой — пошатнула весь его мир. Пусть даже его мир и был хрупким, имея лишь картонную оболочку и накрепко вбитые в голову цели и идеалы. Пустые идеалы.