Условия человеческого существования

— Даже если это приказ?

В разговор вмешался командир батальона.

— Начинайте работы, поручик, — с сокрушенным видом произнес он. — А людей вам, может быть, подкинем.

Дои ушел взбешенный. Теперь он ходил по позициям мрачнее тучи.

— В давние времена Хидэеси в три дня воздвиг крепость, хотя все считали, что это выше человеческих сил… — обратился он к солдатам, пытаясь воодушевить их. — А мы с вами должны закончить эти работы за сорок восемь часов. — И добавил: — Хотя инженерная мысль считает это невозможным…

Непохоже было, что они совершат чудо. Работа шла вяло. Люди устали, выдохлись, над ними тяготел страх. Не было веры ни в то, что эта работа спасет им жизнь, ни в то, что она вообще кому-то нужна.

Дои перебегал с места на место, кричал, бранился, топорща свои усы-щеточки, за которые получил прозвище «Гитлер» (говорили даже, что Дои намеренно добивался такого сходства). Он был далек от мысли ответить саботажем на высокомерие штабного капитана. Дои тоже считал, что танки противника должны быть остановлены любой ценой. Ему даже хотелось успешно завершить строительство противотанковых рвов, чтобы тем самым снять с себя всякую ответственность за неизбежный прорыв в районе сопок и переложить ее на этого штабного стратега… «Ну что, молокосос! — скажет он капитану. — Все вышло так, как я предсказывал, а?..»

Тут Дои и наткнулся на Энти; тот воткнул лопату в землю и стоял, уставившись в одну точку.

— Унтер-офицер Хиронака! Это что такое!

Хиронака мигом подскочил и что было силы огрел Энти по спине рукояткой лопаты. Тот упал.

Кадзи работал между Тасиро и Тэрадой и, так как те опять затеяли спор, не спускал с них глаз; он и не заметил, как унтер навалился на Энти.

Причиной спора послужило замечание Тасиро, что позиции все время меняют и это, мол, означает, что у командования нет четкого, согласованного плана действий.

— В такой обстановке вряд ли можно надеяться на победу, — сказал Тасиро.

Тэрада тотчас вспылил:

— В штабе армии достаточно талантливых полководцев!

Что ты вообще понимаешь в военном деле? Ты, работяга!

— Не я один. Вот видишь, и майорского сыночка в землекопы записали. Так что не очень-то разоряйся! — огрызнулся Тасиро, энергично бросая землю. — Сколько бы ни было талантливых полководцев, воюем-то мы. Винтовок даже не дали, командиры! Это, по-твоему, талантливое руководство? Надоело! Из-за таких, как ты, одержимых, все войны и возникают!

— Может, ты это самое повторишь при офицере? Тогда и я тебя уважать стану. Ты, похоже, вообще считаешь, что нам лучше проиграть войну, так? Ждешь небось, что тогда наступит царство рабочих?

— Царство рабочих? Ну, это шалишь! — ощерился работавший рядом Ясумори.

— Чем бы она ни окончилась, эта война, а только красными японцы не станут, этому не бывать, слышишь, Тасиро!

— Тасиро спит и видит, чтобы японцы стали красными, — злобно подхватил Тэрада. — Ты нам напрямик скажи, как ты думаешь действовать. Ведь наступает революционная армия, армия рабочих, а? Как же ты будешь с ними воевать? Может, с нас начнешь?

— Хватит! — вмешался Кадзи. Вопрос Тэрады задел его за живое. На него давно уже нужно было ответить. С той самой минуты, как Япония развязала войну. По крайней мере с тех пор, как Кадзи попал в пограничные части. А он сам вот уже два года медлит, уклоняется от прямого ответа… — Замолчите и работайте оба! Ты, Тэрада, тоже болтаешь лишнее!

Тэрада огрызнулся:

— А вы слышали, что он сказал?

— Молчать! — прикрикнул Кадзи. — Бессмысленно спорить, когда роешь собственную могилу!

— Господин ефрейтор! — Накараи показал на Энти, с трудом поднимавшегося с земли.

— Кто это там, Энти? А вас, если вздумаете опять цапаться, обоих вздую, понятно? — Бросив лопату, Кадзи пошел туда.

Энти рассчитывал на его заступничество, он даже приободрился, увидев перед собой Кадзи.

— Нет сил — надо работать через силу, — сказал Кадзи. — Особого режима никто для тебя создавать не будет! Мы здесь все равно что в бою!

— Слушаюсь!

— Никто за тебя твою норму выполнять не станет!

Хиронака наблюдал за ними. По-видимому удовлетворенный, он выбрался из рва.

— Теперь уже поздно… — словно про себя прошептал Кадзи. — Надо смириться.

Но Энти не мог смириться. Кадзи ушел, и он, еле шевеля лопатой, сказал Мимуре:

— Когда начнутся бои, там, в тылу, будет не до нас, правда? Кто станет искать…

— Это ты к чему?

Энти, не отвечая, смотрел на красноватые облака, освещенные отблесками заходящего солнца. В эту минуту он представляя себя не знающим усталости, энергичным и сильным… Наступит ночь, и, пользуясь темнотой, он бежит… Ноги у него крепкие, быстрые ноги. Война дезорганизовала связь, сообщение об одном дезертире вряд ли станут передавать по всей стране. Даже если его в конце концов поймают, это будет не скоро… Энти неожиданно, ночью явится домой, разбудит жену, детей. «Это я, я вернулся! Собирайтесь! Деньги, какие есть, возьмем с собой, остальное бросим. Мы поедем в большой город… Да не перебивай, слушай! У меня есть замечательная идея. Не бойся, все будет хорошо. В такой суматохе цены на продукты на черном рынке разом подскочат. У меня есть связи с китайцами, мы станем скупать продовольствие. К черту государственный контроль! У китайских торговцев огромные запасы продуктов. Оглянуться не успеем, как составим кругленькое состояние. Говорят тебе, не волнуйся! Бедная, пришлось тебе помучиться! Теперь все наладится. Теперь я все возьму на себя. Больше тебе не придется волноваться и нервничать. Бедняжка, тебе тоже крепко досталось…»

Мимура дернул Энти за руку.

— Будешь стоять так — опять всыплют…

Энти оторвал взгляд от вечернего неба. В глазах у него стояли слезы.

— Что с тобой?

— Ничего… — Энти улыбнулся. — На войне ли погибнуть, по какой ли другой причине умереть — смерть ведь одна, правда?

Мимуре было невдомек, что в эту минуту Энти представлялось, как жандармы арестовывают его и приговаривают к расстрелу.

— О чем ты?

Энти вспыхнул.

— Раз все равно помирать, хотелось бы перед смертью хоть взглянуть на жену с ребятишками.

Вдали прокатился глухой раскатистый гул. Солдаты взглянули на небо. Высоко над головой струились редкие перистые облака, разбросанные по безмятежно ясному небу. Значит, это не гром. И снова вдали прокатился мерный рокочущий грохот. Это были первые орудийные залпы, которые им довелось услышать. Где-то далеко загрохотала артиллерия.

30

Когда стемнело, Кадзи отправился за ужином. Кухню раскинули по другую сторону склона, ставшего последним рубежом роты Дои. В зарослях, совсем рядом, журчала речушка. Отличное место для пикника! — подумал Кадзи.

Под деревьями спешно строились солдаты из пополнения.

— Идем получать оружие, — окликнул его кто-то.

Этапный пункт находился километрах в двадцати.

— В добрый час! — сказал Кадзи.

Пока он получал ужин, те ушли.

Кадзи уже собирался в обратный путь, когда с другого берега речки, из зарослей за палатками выплыли шесть темных силуэтов.

— Где отделение Хиронаки? — спросил один. Голос показался Кадзи знакомым, он остановился.

— Здесь.

— Все шестеро почти одновременно тяжело опустились на землю.

— Совсем из сил выбились…

Кадзи подошел ближе.

— Кто тут? Темно, ничего не видать. Кто вы?

— Я и ефрейтор Акабоси. — Кадзи узнал по голосу старослужащего из артиллеристов, из тех, кто остался в Циньюньтае. «Но ведь они все погибли… Значит, неправда?» — Да вот еще Онодэра, — продолжал тот. — Эй, Онодэра, встань!

— А остальные трое? — спросил Кадзи.

— Из штаба третьего батальона, — ответили ему.

— Тоже из Циньюньтая?

— Ладно, разговаривать будем после, дай поесть, — раздраженно проговорил Акабоси.

— Эй, Онодэра, расскажи ты… — сказал артиллерист, когда Кадзи поделился с ними рисом. — Онодэра один удрал целым из Циньюньтая, — добавил он.