Счастье жить вечно

А их перед Валентином — целая банда. Хорошо вооруженные, откормленные, полные сил, они нетерпеливо топчутся в темноте. На миг он представляет себе горсточку изнуренных, голодных и безоружных разведчиков в кольце врагов, которые настигли партизан у леса и готовы их растерзать.

Нет, он не допустит этого! Неравная, заведомо для него обреченная схватка с полицаями, в которую Мальцев вступил, все обдумав, даст его товарищам самое им сейчас необходимое, то, без чего они погибнут, — время.

«Ради такого выигрыша я обязан пойти на все, — размышляет Валентин, — обязан еще и потому, что виноват перед друзьями, поставил их под удар. Разве не моя беспечность все осложнила, и неизвестно еще — удастся ли теперь всей группе уйти от преследования? Как мог я действовать так неосторожно, что позволил предателю Кольке Тимофееву сделать свое черное дело!»

— Пароль! — повторяет Валентин твердо. — Без пароля не пропущу. Если не знаете пароля, лучше уходите подобру-поздорову. Ночь кончится. Засветло увидим друг друга, тогда и разберемся.

Молчание…

Как поступят они сейчас? Догадаются ли, что одурачены, что он совсем один и к тому же почти безоружен? Бросятся на него сворой волков? Прострочат автоматом? Валентин был готов ко всему. Только бы выиграть время, только бы дать еще несколько минут товарищам для отхода в лес!

— Вот тебе пароль, красная сволочь! — полицай, возглавлявший банду, сделал резкий шаг вперед и из винтовки выстрелил в партизана.

Пуля достигла цели.

Валентин коротко вскрикнул, прижал руку к простреленному животу и упал. На сельскую улицу с дикими криками и площадной руганью ринулись разъяренные жандармы. Топча бесчувственное тело Мальцева, они беспорядочно стреляли.

Со всех сторон слышались крики:

— Но где же партизаны? Куда подевались?

— Да их тут и не было, одного часового оставили. А он хитер! Провел нас за нос. Обдурил!

— Вздернуть его за ноги, да на сук! Вот и весь разговор. Пусть повисит.

— Чего смотреть? Бей прикладом по голове! Живо кончай!

— Тьфу, черт! Да он уже и так кончился. Поторопились с ним малость. А жаль. Легко богу душу отдал.

— Что с него теперь возьмешь, с мертвого? Там, впереди — живые партизаны, их догонять нужно! Уйдут!

И они побежали дальше, оставив Мальцева в покое.

Но Валентин не был мертв.

Он скоро пришел в сознание, заскрежетал зубами от боли. Было похоже, что в животе ворочались раскаленные угли, от них по всему телу бежали языки пламени, проникали в сердце, в мозг, кололи, давили, жгли каждую частицу его существа…

Что же с ним стряслось, где он? Каким образом очутился в луже? Почему лежит в ней пригвожденный, как в кошмарном сне? Почему вода такая теплая? Разве может быть она густой и клейкой? Кровь! Это его кровь сочится и сочится из зияющей раны, пропитала одежду, песок. Нестерпимо мучила жажда. Пить! Пить! Хотя бы каплю воды!

…О, сколько ее, прохладной, прозрачной! Смотришь в зеркальную гладь и видишь дно на таком глубоком месте. Какая же это река? Ах, да, Донец. Прекрасная река, согретая солнцем, обрамленная зеленью. Ласковая и прохладная.

Спасибо тебе, папка, что взял меня с собой в научную экспедицию и находишь время по нескольку раз в день приходить со мной на песчаный, с плакучими ивами, берег. Ну, поплыли же! Раз! Два! Раз! Два! Мне тебя не догнать, мой сильный, красивый отец! Я ведь еще совсем ребенок, ты только-только научил меня плавать. И как научил! Взял да внезапно оставил одного чуть ли не на середине реки. Посмеиваясь, наблюдал за моим барахтаньем в воде, подбадривал, советовал, и вот вода меня уже держала, и я, ликующий, плыл к тебе. А теперь что будем делать? Загорать? Нет, зачем же? Лучше пускать в Донец карасей, чудесных рыбок, которых мы с тобой наудили целое ведро.

От реки ты поведешь меня на старое кладбище, поросшее травой и кустарником, слушать соловья. А потом станешь рассказывать о многих чудесных местах, где пришлось тебе побывать. Будешь говорить мне о Родине, краше и счастливей которой нет на свете. О Родине, которую нужно уметь любить и уметь, если потребуется, отдать за нее самое большое — жизнь.

Кладбище… Ряды могильных холмиков, поросших травой… Покосившиеся кресты. Полустертые, скорбные надписи. Кто и где похоронит меня? Как догадаетесь вы, отец, мама, сестренка, что безымянный партизан, застреленный полицаем в глухой деревне, это и есть ваш сын и брат, ваш Валюшня? Папка! Отец мой и друг! Выходит, не придется нам свидеться после войны. Первый раз в жизни и ты, и я не сдержим данного друг другу слова. Первый и последний!

Перестрелка завязалась за селом, за полем, потом покатилась дальше, к лесу. Он, истерзанный, умирающий, определил это на слух и знал, что не ошибся. Стреляли недолго. Внезапно все смолкло, наступила тишина. Значит, ушли ребята? Не догнали их полицаи в открытом поле, а в лесу, как водится, преследовать побоялись. Спаслись все и больного товарища унесли? Только было бы так!

Снова наплывает забытье…

Он дома, в кругу семьи, в счастливые мирные дни. Отец и мать любуются похвальной грамотой, которую сын только что принес из школы. В окна врывается золотой поток весеннего солнца. От него даже больно глазам. Отец берется за географический атлас. Многообещающе, с доброй хитринкой в глазах, улыбается. «Где мы с тобой побродим этим летом, Валька? — говорит он. — Надеюсь, тебя интересует древняя земля Великого Новгорода?» Еще бы! И — пешком по дорогам и проселкам, от села к селу. Готовить пищу на костре, ночевать в поле под открытым небом, валиться от усталости в стог пахучего сена и мгновенно засыпать богатырским сном… Так они не однажды проводили лето, и Валентин неизменно возвращался в Ленинград окрепшим, бодрым, загоревшим, чему-то новому научившимся: удить рыбу, стрелять дичь, лазить на горные кручи, плавать, водить челн под парусом.

…Дворец пионеров. Смешной, не по возрасту высокий и от этого нескладный пионер демонстрирует радиоприемник. Он его смонтировал сам и с волнением ждет, что скажут о творении его рук. К нему подходит военный летчик, как равный равному, жмет руку. «Ты будешь хорошим радистом», — говорит летчик. Мальчик смущен похвалой и не находит, что ответить. Кто этот мальчик? На кого похож? Да это же он, Валька!

…Спектакль школьного драмкружка. В светлом белоколонном зале. Ему, как обычно, поручена одна из главных ролей. Дома было множество репетиций перед родителями, сестренкой, соседями и друзьями. Он часами терпеливо рылся в своем театральном хозяйстве — париках, «носах», коробках с гримом. Корпел над книгами по режиссуре, перечитывал воспоминания знаменитых мастеров сцены, штудировал пособия для актеров. Он так искусно загримирован, что даже одноклассники сомневаются — Мальцев ли? Но мама и Ирушка сразу узнали, смотрят только на него и долго ему аплодируют, веселые, нарядные, счастливые… Ему очень хочется, чтобы длился без конца этот спектакль, чтобы вот так смотрели и смотрели на него мама и сестренка…

…Совсем еще малышу отец старательно, как заправскому боксеру, перевязывает ему бинтом кисти рук. Папка, чуть заметно посмеиваясь в усы, напутствует: нужно соблюдать все правила открытой, честной драки с обидчиком, таким же мальчуганом — соседом по двору… «Боксер» не замечает улыбки отца. Валька преисполнен важности предстоящего боя. Они потом будут неразлучными друзьями — он и его «противник», милый парнишка. Вместе — по велению горячих комсомольских сердец — останутся они в осажденном Ленинграде. Вместе будут сбрасывать «зажигалки» с крыш. Вместе научатся меткой стрельбе, обращению с минами, метанию гранаты и другим наукам войны. Вместе выйдут на охоту за фашистскими ракетчиками в темную тревожную ночь и застигнут предателей на шестом этаже мрачного дома.

…Валентин сидит у окна, выходящего на мост через Фонтанку. Это — его любимое место. Обычно около четырех часов дня, когда он бывал дома, то всегда располагался вот так. Читал книгу и временами посматривал вниз, на суетливую, подвижную толпу, громыхающий по мосту трамвай и похожие сверху на больших жуков, осторожные, медлительные троллейбусы.