Страница 60 из 85
— Целую пыль у твоих ног, великий хан!
— От тебя долго не было вестей, и я обрадовался твоему приходу. Говори.
— Недавно на Кафу прошел большой купеческий караван. Среди купцов был там боярин Московского князя. Слуга его, посланный в Сурож к Никите Чурилову с письмом, заехал в нашу корчму и говорил, что боярин—русский посол. К кому сей боярин послан, мне узнать не удалось. Еще раньше в корчму заезжал нотариус консула Солдайи и вез письмо консулу Кафы. Вот оно от слова до слова,— и Ионаша подал хану бумагу.
Менгли-Гирей долго читал копию письма, медленно шевеля губами. Прочитав жалобу консула на самоуправство ди Гуаско, невольно ухмыльнулся:
— Это хорошо. Пусть ссорятся латинпы... Теперь скажи о главном.
— Мои друзья, живущие в Кафе, сообщили мне, что братья твои Нурдавлет и Хайдар дважды были во дворце консула. Писец консула, жадность коего не имеет границ, за большую цену сообщил мне о беседах Хайдара и Нурдавлета с консулом, а также с главным синдиком Кафы. Мне неведома мысль твоих братьев, но Хайдар просил консула о помощи в случае, если теперешний хан расстанется с этим суетным миром и если один из братьев вступит на престол.
— Что же им ответил Большой кафинеи?
— Консул сказал, что Менгли-Гирей молод, а Нурдавлет и Хайдар гораздо старше его... Потом он добавил: «Старики уходят из жизни обычно раньше молодых». После этих слов консул удалил письца, из палаты, и мне неведомо, чем кончился разговор. Но мне известно другое, о светлейший, мудрый хан: вечером, вскоре после ухода братьев, в личную кассу консула поступил мешок золота.
— Как велик мешок? — нервно спросил Менгли.
— Там было ровно три тысячи монет.
— Сейчас ты поедешь в Кафу и будешь ждать моего человека. Он привезет тебе десять тысяч золотых и письмо. Письмо гы передашь жене Большого кафинца, и если она спросит еще и второе письмо, отдашь ей деньги. Взамен получи ответную бумагу и передай человеку, принесшему золото.
— Слушаю и повинуюсь,— ответил Ионаша.
— У тебя еще есть новости?
— Высокостепенный хан! Позволь донести до твоих ушей мой совет.
— Говори.
— В горах появилась шайка разбойников. Атаман их носит имя Сокол. Говорят, раб, убежавший из неволи. Шайка растет день ото дня. Я помню твой гнев, когда ты узнал о разбойнике Дели-Балге, и потому решился поведать тебе об этом. Слухи о шайке Дели- Балты внушают в сердце каждого путника только страх, тогда как имя Сокола все рабы и невольники произносят с надеждой в душе. Он во сто крат опаснее Дели-Балты, и потому шайку надо разогнать. Прости меня, могучий и великодушный, за дерзость, за то, что я осмелился подать тебе совет.
— Бей Ширин жаловался мне, будто какие-то лесные люди отняли у него ясырь и сожгли дворец. Может, это Сокола дело?
Менгли-Гирей встал с подушек и долго ходил по комнате. Затем он подошел к Ионаше и повелительно сказал:
— Твой совет не зрелый. Слушай слово мое: совершив все в Кафе, ты пойдешь к Соколу и станешь жить с ним в горах. Узнай, что там за люди, посмотри хорошо в душу атамана, нельзя ли сделать из него друга. Это будет зависеть от тебя. Ты понял меня?
— Аллах велик в небе, хан на земле. Законно и свято каждое слово его,— смиренно ответил Ионаша и покинул комнату хана.
И снова ужом прополз в кабинет седой слуга.
— Халиль-бей появился во дворце. Он молит о свидании с великим ханом. Когда впустить его?
— Скажи ожидающим приема, что хан утомился, и пусть они идут по своим делам. Ширина проси ко мне.
— И еще Джаны-Бек просит позволения предстать перед очами могучего.
— Зови обоих.
Халиль и Джаны вошли вместе и встали перед ханом рядом. Приложив руку к сердцу и голове, они вознесли славословие аллаху и хану. Менгли указал им место: одному направо, другому палево. _ .
Потом сурово посмотрел на Джаны и спросил:
— Где голова презренного айдамаха Дели-Балгы, осмелившеюся грабить на дорогах в моем ханстве?
— Тень милости божьей на земле, о великий и справедливый, выслушай своего слугу. Дели-Балта не пойман только потому, что кто-то помогает ему. Я больше месяца охотился за этим шакалом.
— Воля хана будет выполнена — я пошлю голову Дели в Солдат в самое ближайшее время,— произнес Халиль-бей.— Хватит говорить о нем. Я прибыл перед святые очи хана, чтобы ответить на другой вопрос. Устами хана Джаны-Бек спросил меня — не застоялись ли мои кони, не разучились ли мои воины сидеть в седле? Я отвечаю доблестному владыке моему — я хоть завтра готов выступить, пусть только великий скажет, куда.
— Мне донесли недавно, что старый Ахмат, хан Золотой Орды, собрался в набег на русские земли. Поведали мне также о замыслах иных, которые вынашивает этот презренный. Ахмат заключил союз с Казимиром и после набега на владения Ак-бея1 хочет ударить нам в спину. Тому не бывать. Мы не станем ждать этого. Как только воины Ахмата уйдут к Москве, мы разнесем его столицу на кончиках наших копий. Будьте готовы. Первыми пойдут твои воины, Халиль-бей, и только тебе перепадет лучшая добыча.
Халиль почтительно склонил голову в знак согласия.
— Позволь, великий хан, обратиться к тебе за помощью.
— Говори.
— Ты знаешь сына моего, Алима?
— Знаю. Хороший джигит.
— Молод и глуп еще. Увидел недавно на базре дочь русского купца из Сурожа и вздумал похитить ее. Его взяли в плен и заключили в крепость. Как быть теперь, посоветуй.
— Ты не просил милости у консула ди Негро?
— Бесполезно, великий хан. Алим не назвал себя, и мне нет смысла обращаться к консулу.
— Если выкупить его?
— С ним его друзья, и он не выйдет один. Выкупить всех нельзя—дело уже оглашено, и сына ждет суд. Только твое слово может помочь мне в моем горе.
— Приготовь мешок золота, и я дам тебе добрый совет...
— Будь счастлив, мудрый и великодушный,— в один голос произнесли Халиль и Джаны и, кланяясь, вышли от хана.
У старого фонтана они разошлись.
Ширин-бей пошел в свой дом, построенный при ханской столице, а Джаны свернул в проход под большой мечетью. Здесь он переждал немного, а потом снова вернулся во дворец.
* Ак-бей (тат.) — белый князь. Имеется ввиду Иван III.
Глава двадцать первая
У ХОЗИ КОКОСА
...Иван III искал дружбы у хана посредством... Хози Кокоса, жившего в Кафе... Отправляя в Крым Беклемишева, князь повелел ему заехать в Кафу...
Н. М. Карамзин.
небо над Кафой затянуло густыми облаками.
По городу мерными шагами ходили стражники, стучали в окна домов и предупреждали жителей, чтобы через час гасили огни. Так повелел Устав, и те, кто его нарушал, сурово наказывались. Через час после тушения огней запрещалось также выходить из домов, и хождение по городу прекращалось. Поэтому Деметрио ди Гу- аско очень спешит.
До запретного часа ему нужно разыскать солидную сумму денег, и надо торопиться.
Кончета помогла молодому ди Гуаско встретиться с консулом Кафы. Антониото ди Кабела принял Деметрио ласково, сразу же прочитал жалобу на консула Солдайи и обещал семье Антонио ди Гуаско всяческую поддержку.
— Я бы хотел, мой дорогой, чтобы ты встретился с главным синдиком города,— сказал в конце беседы консул.— Неплохо, если и он узнает о самовольстве Христофоро ди Негро. Я скажу синьору синдику, чтобы он принял тебя завтра утром.
Деметрио был не настолько глуп, чтобы не понять цели встречи с синдиком. Ему тоже нужно дать по крайней мере не меньше половины того, что дано консулу. Если Деметрио не сделает этого,— отец назовет его олухом и идиотом. Но где взять хотя бы тысячу сонмов?
Это еще не все. Сегодня в доме Кончегы собираются самые знатные и самые богатые генуэзцы на веселую вечеринку. Приглашены первые красавицы города, нанят оркестр, будет там и сам ди Кабела. Явиться без денег в такое общество —это значит уронить себя в глазах городской знати, бросить тень на светлую фамилию ди Гуаско. Молодой человек весь вечер носился по городу, посещая друзей, но тщетно. Оставался единственный выход — идти к ростовщику. Запретный час приближался, и Деметрио почти бегом направился на улицу Семи Святых к известному всей Кафе и за ее пределами ростовщику и меняле Хозе Кокосу.