Дважды украденная смерть

Объяснять «кто» не понадобилось. Предварительное описание вполне соответствовало действительному виду, хотя человек с монгольскими чертами лица полностью преобразился. Догадка насчет ванны была, пожалуй, верна. Вид у объекта наблюдения был соответствующий тому, который принимает хорошо помывшийся человек. На нем была белоснежная рубашка, легкие летние с голубоватым отливом брюки; обувка тоже была летняя, открытая, с глубокими со всех сторон вырезами, позволяющими любоваться синими носками в белую полоску. Внушительных размеров солнцезащитные очки довершали наряд. Сидевшие в машине об этом, конечно, не догадывались и прокомментировали внешность незнакомца по-своему.

— Ишь, нафраерился, обезьяний потрох! Гульнуть, видно, решил. Давай за ним потихоньку: вдруг вскочит в трамвай или троллейбус, а то и на такси. Такие общественным транспортом предпочитают не пользоваться.

Но тот, за кем так пристально сейчас наблюдали три пары глаз, ни общественным, ни индивидуальным транспортом воспользоваться не спешил. Он прошел всего один квартал и свернул к дверям заведения достаточно популярного. Конопатый присвистнул, усатый крякнул, а Костя выругался про себя: «Ах ты, гад!» Но эмоции эмоциями, а дело делом. Руководитель операции тут же распорядился: «Встань вон там, из машины не выходить. Ну, а я пойду посмотрю, зачем такие фраера, не успев приехать, раньше чем в кабак, бегут в сберкассу». Потому что именно в дверях сберкассы скрылся новоявленный подопечный вездесущих шантажистов. «Сбежать разве? — с тоской думал Костя. — Но куда? Был бы на месте Пеночкин...»

— Если он просто за телефон пошел платить, так не забудь номерок телефона зафиксировать, ну и имя с отчеством тоже! — напутствовал водила своего шефа.

— Знаю, что делать, — буркнул тот в ответ.

«Сейчас бы накрыть их всех вместе. Но ведь этот гад может догнать и ножом пырнуть. У них это просто. Ишь как они про детей-то... Но, может, хоть нас с Танькой оставят в покое, если с этим фраером разберутся...» А усатый тем временем, взяв бланк со стойки, пошел прямо к столу, за которым уже устроился интересовавший его человек. На заполняемом им бланке можно прочесть и сумму (вносимую или забираемую с книжки), а также фамилию, имя, отчество. При хорошем конечно зрении. Какие-то минуты спустя, усатый располагал всеми этими сведениями. Человек, за которым он наблюдал, не скрытничал, не озирался по сторонам, заполняя приходный ордер. А усатый, скомкав бумажку, на которой записал первую пришедшую ему в голову фамилию, быстро покинул сберкассу. Очереди у окошечка контролера почти не было и, судя по всему, объект наблюдения здесь долго не задержится. Теперь предстояло самое трудное...

— Ну, и что там восточный человек поделывает, — поинтересовался как бы нехотя водила. — Проводит рекогносцировку, чтобы «взять» кассу? С его рожей это нетрудно...

— Не трепись. Он сейчас к своему капитальцу целую штуку подогнал. Зовут Тенгизом, отчество больно мудреное, а фамилия что-то вроде Мухамедьянов. Не встречал?

— Не приходилось. Такого в наших порядках не было.

— А ты? — бросил колючий взгляд на Костю.

Тот только пожал плечами..

— Ну это мы сейчас выясним, — недобро скривился усатый. — Выдь на секунду, — велел он водителю.

Тот лениво вывалился из машины. Они отошли немного в сторону и стали о чем-то совещаться. Косте их голосов слышно не было. Сердце его сжалось от нехорошего предчувствия. Что-то замышлялось на его глазах, а он бессилен что-либо предпринять. Теперь-то уж они его, понятно, не отпустят. Чем все это кончится? Скорей бы уж...

Дальше события развивались ни дать ни взять как в кинобоевике. С тою лишь разницей, что чем бы там дело ни кончилось, кончается фильм и можно шагать домой. А здесь еще вопрос — удастся ли пойти домой...

Тенгиз легкой походкой удачливого человека, довольного судьбой, легко вышагивал по тротуару. В момент, когда он приблизился к его кромке, около него остановилась машина. В отворившуюся заднюю дверцу высунулся человек с обвислыми усами и вежливо спросил:

— Молодой человек, можно вас на минутку.

Тенгиз подошел к машине, склонился к спрашивавшему. Костя (а ему, перед тем как поехать, было велено пересесть вперед) видел, как все это произошло. Вопрос был самый что ни на есть наивный, но именно такой, на который любой человек сочтет нужным ответить. Усатый спросил, как проехать к областной больнице. Тенгиз стал объяснять. В это время водитель вышел будто бы по своей шоферской надобности, обошел машину, приоткрыл и снова захлопнул багажник, и вдруг подскочил к Тенгизу сзади. Усатый железной хваткой вцепился Тенгизу в руку, вторую руку захватил конопатый. В результате одновременного резкого рывка и толчка сзади, Тенгиз оказался в машине.

— Только попробуй пикнуть, — прошипел усатый. В руке его блеснул нож.

— Ребята, что вы, что вы...

— Заткнись, если не хочешь, чтобы я тебе потроха выпустил!

А машина мчалась, минуя знакомые дома и улицы, проскочила на полном ходу мимо той самой больницы, как проехать к которой еще несколько минут назад пытался объяснить Тенгиз...

За городом начались сады и дачные строения. Чуть поодаль от забора, огораживающего садовый участок, виднелось какое-то полуразвалившееся строение. И хотя накатанного подъезда к нему не было, водитель уверенно направил машину к этому дому: чувствовалось, что сюда подъезжать ему было не впервой. Он даже сумел подогнать свою «Ладу» почти вплотную, так что она оказалась надежно защищена стеной строения от взглядов со стороны.

— Пошли! — скомандовал усатый.

— Никуда я не пойду! — попытался сопротивляться Тенгиз. — Нечего мне там делать.

Коротким взмахом усатый ударил своего пленника в лицо. Его белоснежная рубашка тотчас окрасилась кровью.

— Ну вот, опять мне сиденье отмывать, — изображая брезгливую гримасу изрек конопатый.

Зажимая разбитый нос рукой, Тенгиз вылез из машины.

— Ну, а ты чего ждешь? — бросил ничего хорошего не обещавший взгляд усатый на Костю. — Давай тоже!

Внутри помещение выглядело менее заброшенным, нежели снаружи. Была это по-видимому какая-то контора ликвидированного хозяйства, каких немало возникало в прежние времена вокруг больших городов с целью снабжения их овощами. Костя и Тенгиз, естественно, кроме страха, ничего испытывать не могли, а того, что их собственно двое против двоих же, они не подозревали. Костя в Тенгизе видел похитителя его сумки или хотя бы соучастника этого деяния; Тенгиз считал Костю одним из трех бандитов, так коварно его захвативших. Он ничуть не сомневался, что причиной захвата были деньги, которые числились на счету его сберкнижки и лишь немного утешала мысль, что это не наличные деньги (а таковых у него с собой было немного), а снять деньги со счета без его личного участия никак не удастся.

Бандиты свое внутреннее напряжение старались скрыть под напускным цинизмом. Сознаться в том, что у них нет уверенности, что они сейчас поступают правильно, они не могли бы и сами себе. Они не могли не чувствовать; что-то в этой истории с похищением сумки и с обликом человека, которого они сейчас привезли в свое тайное логово, не совсем вяжется. Представитель конкурирующего клана, по их представлениям, должен был бы вести себя иначе...

О том, что помещение это посещаемо, говорила хотя бы его относительная чистота. Отсутствовала «вековая пыль», прогнившие доски пола, выбитые стекла и прочие аксессуары запустения. Кое-какая мебелишка была пригодна для ее прямого назначения: то есть на стульях можно было сидеть, на стол — что-то поставить, а на замызганный раскладной диванчик — лечь. Все это было явно вывезено во времена, далеко отстоящие от тех, когда контора еще функционировала.

Когда все разместились (Тенгизу и Косте, впрочем, было указано, куда сесть), усатый «открыл собрание»:

— Ты этого знаешь? — обратился он к Тенгизу, ткнув рукой в сторону Кости.

— В первый раз вижу.

— Ну, это так все говорят. Придумай какую-нибудь другую формулировочку.