Золотой крест

— И так, да не так, — многозначительно заметил Вацлав.

А на самом деле получилось вот что.

Три дня назад в деревню приходил родственник Забродских. Ядвига рассказала ему о Саше-летнике и попросила устроить русского друга в какой-либо отряд. Польский партизан уведомил о просьбе Ядвиги командира отряда Мачека. И он направил за Кузнецовым Ивана Кузьмина и Вацлава Забродского, которые после псарского боя долго блуждали по лесам и попали к Мачеку.

— О разгроме нашей группы Игнац уже знает, — докладывал Иван. — По его приказанию мы и прибыли за тобой.

— И куда хотите меня сопроводить?

— В отряд Мачека. Туда нужен военный человек, — ответил Вацлав.

— О Мачеке я слышал. Под его командованием повоюю с большим желанием. — И уже после паузы. — А вы куда подаетесь?

— Вместе с тобой, Александр Васильевич, — решительно заявил Кузьмин. — Мы от тебя никуда.

— Правильно, — согласился Вацлав. — Ты, Александр Васильевич, нас знаешь, мы — тебя. А дружба, как говорят военные, помогает службе.

Мачек, молодой, красивый парень, с интеллигентным лицом, кареглазый, встретив Кузнецова, поведал ему о делах отряда, о людях, вооружении, предстоящих задачах.

— Народ собрался у нас хороший, — отозвался о подчиненных Мачек. — Каждый рвется в бой, каждый старается приблизить победу. Но мы не имеем военного специалиста. Товарищ Игнац посоветовал просить вас помочь отряду.

— Что тут можно сказать? — ответил Кузнецов. — Большое русское спасибо за доверие и товарищу Игнацу, и вам, и всему отряду.

Кузнецов вместе с Мачеком обошли расположение отряда, ознакомились с постами караульной службы, проверили, в каком состоянии находились оружие, боеприпасы.

— Как выглядит наше хозяйство? — поинтересовался командир отряда.

— Хозяйство ладное, — заметил советский офицер. — Но бдительность низковата. Мы это усвоили на горьком опыте в Псарском лесу. Если не возражаете, я к исходу дня доложу свои соображения.

Кузнецов обратил особое внимание на организацию боевого охранения, дозоров, круговой обороны.

Отряду предстояло совершить налет на немецкий продовольственный склад и запастись продуктами. Они у партизан истощились.

Планируя вылазку, Александр Кузнецов предложил провести ее так, как требует боевой устав: выделить разведку, боковые дозоры, нападающую и поддерживающую группы, установить определенную сигнализацию ракетами, обеспечить людей медикаментами, взять запасные носилки.

Такая предусмотрительность партизанам понравилась. Боевая группа имела много общего с настоящим воинским подразделением. Понравилось им и то, что Кузнецов добровольно вызвался пойти на задание.

Путь к имению, где находился продовольственный склад, лежал сквозь густой сосняк, по кромке болота, заросшего камышом и кустарником, через кукурузное поле.

Показался тесовый забор с колючей проволокой вокруг склада.

— У ворот стоит часовой, — доложили разведчики. — Рядом со складом караульное помещение. Там — тоже часовой.

— Сначала надо снять постового у караульного помещения, — посоветовал Кузнецов. — Потом проникнуть в дом и вызвать туда часового от склада. Стрелять в исключительных случаях.

Луна опустилась на западе за сосняком. Стало темнее. В предутреннем воздухе свежо. Вокруг полное безмолвие.

Вацлав Забродский и Иван Кузьмин по ручью подползли к караульному помещению с тыла и залегли за частоколом палисадника. Часовой услышал шорох, вскочил, зябко крякнул и начал ходить взад и вперед подле ограды.

Лежать томительно. Еще томительнее тем, кто остался за ручьем. Из палисадник так пахнуло ромашкой, что у Кузьмина защекотало в носу. Он не сдержался и чихнул.

Часовой насторожился и направился за палисадник, гулко ступая коваными каблуками. Разведчики переглянулись и без слов поняли друг друга. Как только немец завернул за палисадник, Забродский весь сжался, напружинился и, прыгнув вперед, сбил часового. Тот упал навзничь. Не теряя ни секунды, Кузьмин выхватил из-за голенища кинжал и заколол немца.

Не нарушая тишины, Иван и Вацлав проникли в помещение и перекололи спящих немецких солдат во главе с офицером. Потом Забродский, хорошо знавший немецкий язык, сел за телефонный аппарат и приказал часовому у склада:

— Немедленно явитесь в караульное помещение. Нас окружают партизаны.

Часовой, держа автомат наизготовку, бегом влетел в дом. И тотчас загорелся свет — сигнал остальным партизанам. Увидев перед собой двух богатырей в гражданской одежде, немец дико закричал и упал на пол, словно подкошенный.

Охраняемые группой прикрытия партизаны распотрошили склад и набрали много сливочного масла, муки, сахара, папирос, печенья. Все продукты погрузили на специальные волокуши, предусмотрительно взятые с собой, и доставили их в отряд.

Александр Кузнецов в составе отряда Мачека много раз участвовал в организации железнодорожных крушений, в налетах на имения, на военные обозы и автоколонны. Хорошо пригодилась командирская сметка советского офицера. И ее высоко оценили в вышестоящем штабе, в польском партийном подполье.

В конце июня Мачек объявил Кузнецову:

— Товарищ Игнац переехал в Варшаву. Он просит вас прибыть на станцию Влохи, где получите дальнейшие указания.

Командир отряда объяснил, куда явиться во Влохах, насколько опасна езда по железной дороге.

— Желаю вам удачи, — заметил в конце Мачек. — По паспорту вы теперь Станислав Козловский, глухонемой. Вот ваш документ. Его прислал Игнац.

Слух об отъезде Саши-летника быстро разлетелся по отряду.

— Александр Васильевич, я до вас с просьбой, — обратился к другу Вацлав Забродский, услышав новость. — Забирайте меня с собой. Я и дальше хочу быть с вами.

— И я хочу быть вместе, — вмешался в разговор Иван Кузьмин, поняв, о чем идет речь. — Вместе, Александр Васильевич, начали партизанить — вместе и закончим.

— Такие вопросы не я решаю, — ответил Кузнецов. — Но думаю: желание ваше учтут. Вы же, чертяки, знаете наш тройственный уговор — ни при каких обстоятельствах не разлучаться.

Из окружкома партии поступила дополнительная шифровка. В ней говорилось:

«Вместе со Станиславом Козловским направьте не менее двух надежных товарищей».

Выбор, конечно, пал на Вацлава Забродского и Ивана Кузьмина. Боевые друзья тепло распрощались с партизанами и отправились на близлежащую железнодорожную станцию.

Вечером в сумерках все трое сели в вагон электропоезда, идущего в Варшаву.

Александр Кузнецов задумался: как должен вести себя глухонемой? Ясно одно: он ничего не слышит. Надо представить, что мир беззвучен. Но как? Он слышит и стук вагонных колес, и зычные гудки электровоза, и голос плачущего за стеной больного ребенка. Мир живет, шумит...

Притулившись к стене в углу вагона, Кузнецов задремал. Сколько прошло времени, он не знал. Раздался глухой бас:

— Аусвайс!

«Глухонемой» не шевельнулся. Немец потормошил его за плечо. Кузнецов открыл заспанные глаза, потер их кулаками и сделал вид, что ничего не понимает.

— Аусвайс! — повторил немец.

Те, кто находился в купе, вынули документы. Показали их и Иван Кузьмин, и Вацлав Забродский. Все в порядке. Видя это, Кузнецов просунул руку во внутренний карман пиджака и достал свой паспорт. Немец повертел его в руках, прочитал особую отметку «таубштум», что означало «глухонемой», заглянул в лицо проверяемого.

«Глухонемой» ничем не выказал волнения. Полуоткрыв рот, он тупо уставился на немца, то и дело всхлебывая слюну от якобы разболевшегося зуба.

— Ауфштейн! — крикнул немец и дернул Кузнецова за пиджак.

Пуговицы отлетели, и из-под полы выглянул пистолет, прицепленный за кожаный ремень.

Фашист заметил пистолет. Но не подал виду.

Вацлав Забродский переглянулся с Иваном Кузьминым и указательным пальцем вычертил в воздухе зигзаг: мол, надо выйти в тамбур.

Немец возвратил паспорт Кузнецову и перешел в другое купе.

— Они во Влохах его арестуют, — шептал Вацлав.