Золотой крест

— А мы не допустим этого, — возразил Иван. — Открывай дверь.

— Но на таком ходу прыгать опасно...

— Открывай дверь и держи ее, чтобы не закрылась. Сейчас мы устроим стопроцентный кордебалет...

Немец вышел в тамбур, Иван Кузьмин тотчас присел, с неимоверной силой боднул врага в спину, и тот, крякнув, мешком вылетел на железнодорожное полотно.

Расправившись с фашистом, партизаны покурили и возвратились в вагон. Кузьмин сел против Кузнецова и, размахивая руками так, как это делают в разговоре с глухонемым, дал понять, что все в порядке, не волнуйся.

Но волновались все трое. А вдруг немец остался жив и о происшедшем успел сообщить, куда следует? А может быть, кто-то набрел на труп, узнал по документам, что за человек, и уведомил полицию?

Не покинуть ли вагон на ходу? Нет, такой вариант не приемлем. Поезд мчался очень быстро. На всякий случай надо приготовиться к схватке. У каждого есть по пистолету, по паре гранат.

Александр Кузнецов нервничал пуще всех. Подвели некрепко пришитые пуговицы. Хотелось извиниться перед товарищами. Да разве извинениями сейчас делу поможешь.

Поезд затормозил. Кондуктор объявил:

— Влохи. Стоянка — три минуты.

Кузьмин и Забродский, а вслед за ними Кузнецов неторопливо поднялись с мест и покинули вагон. Моросил мелкий, теплый дождь.

Миновали дверь, на которой четко выделялось слово «полиция», и скрылись в темноте привокзальной площади.

— Порядок в танковых войсках, — заговорил Иван. — Похоже, удар мой получился стопроцентный.

Друзья были очень довольны, что все прошло на редкость гладко.

Забродский хорошо знал Влохи и поэтому вызвался в провожатые. За ним шагал Кузнецов, а замыкающим — Кузьмин. Шли долго по самым темным закоулкам.

Во дворе дома под островерхой черепичной крышей остановились. Кузнецов поднялся на крыльцо. Постучал.

В дверях, скрипя протезом, появился тщедушный человек, блестя в темноте лысиной.

— Скажите, здесь проживает портной Згрудек? — спросил Кузнецов.

— Згрудек переехал на другую квартиру. Я, конечно, тоже портной, только маленько устарел, — ответил хозяин.

Это был пароль.

Хозяин представил советского офицера низкорослому, седеющему мужчине.

— Владек, — отрекомендовался тот и рассказал, что ему вместе с Кузнецовым поручено из разрозненных отрядов создать в районе Прушкува партизанскую группу с единым штабом.

Эту группу предстояло возглавить русскому летчику лейтенанту Александру Кузнецову.

Снова неволя

Аркадия Ворожцова, схваченного восемнадцатого апреля на квартире Марии Крапп, привели в гестапо.

— Покажите ваши документы, — спокойно предложили арестованному.

Он достал из внутреннего кармана пиджака клеенчатый бумажник и подал отпечатанное типографским способом удостоверение на имя Владислава Пянтковского. Гестаповец неторопливо начал читать. По тому, как на его крупном лице расплылась ехидная улыбка, Ворожцов понял: предъявленный документ не спасет.

— Прошу располагаться, господин Пянтковский.

Аркадий сел на стул.

— Вы есть поляк по национальности?

— Поляк.

— Тогда прошу ответить на некоторые вопросы.

Листая карманный словарь, офицер начал спрашивать, как по-польски сказать: артист, письменный стол, кушетка, дом, офицер, летчик. И, Ворожцов, конечно, половину слов перепутал.

— Вы кто есть против меня? — возмутился гестаповец. Он встал и заходил по комнате короткими торопливыми шагами. — Вы есть мальчишка. Я занимался допросами, когда вы имели грудной возраст. Хитрить передо мной, господин Ворожцов, — это, стало быть, просить больше наказания. Это значит увеличить свою вину...

«Все. Теперь попался в волчьи когти, — подумал арестованный. — Им известно, кто я такой. Теперь не вырвешься».

Офицер порылся в портфеле, в разноцветных папках, в ящиках стола и, отыскав нужные фотокарточки, положил их перед Ворожцовым.

— Эти личности вам знакомы?

— Знакомы. Это — я.

— А помните, где фотографировались?

— Нет. Меня столько раз фотографировали, что собьешься со счету.

— Фельдфебель, а ну-ка освежите ему память.

Стоявший навытяжку фельдфебель с двумя гитлеровскими крестами на выпуклой груди подскочил к пленному, стянул с него пиджак, поднял рубаху и дважды крест-накрест стеганул плеткой по спине. Ворожцов, наклонив голову,закрыл лицо ладонями и не издал ни звука.

— Теперь, думаю, хватит хитрить? Мы знаем все. Знаем и вашего головореза Кузнецова, с которым вы убежали из лагеря военнопленных. Давайте разговаривать как офицер с офицером. И хочу предупредить вас, что за неправильные ответы будем пороть самым жестоким образом, по-настоящему, как говорится на вашем языке. Вы меня понимаете, Аркадий Николаевич?

— Понимаю.

— Тогда отвечайте. Где теперь советский бандит Кузнецов Александр Васильевич?

— А откуда мне знать? Вы, наверное, о нем знаете больше.

— Фельдфебель, покажите ему карточки убитых партизан, — приказал офицер. — Пусть опознает Кузнецова.

Фельдфебель открыл дверку несгораемого шкафа, извлек оттуда картонную коробку с кипой фотокарточек и разложил их по столу.

Аркадий Ворожцов долго и внимательно всматривался в лица убитых и повешенных партизан, но Александра Кузнецова так и не отыскал.

— По этим карточкам трудно опознать, господин майор, — заметил лейтенант. — У многих сильно изуродованы лица.

— А я вот найду вашего главаря, — сказал майор.

Он быстро пробежал взглядом по карточкам и в ту, что лежала с левого края стола, ткнул указательным пальцем:

— Вот ваш Кузнецов. Капут ему пришел на нашей земле. Капут придет любому, кто будет приносить вред немецкому командованию.

У Аркадия Ворожцова екнуло сердце, на лбу выступила испарина. С лицом, залитым кровью, партизан лежал навзничь подле купы сросшихся сосен. В правой руке, упавшей на извилистое корневище, он держал пистолет. «Неужели это Кузнецов? Нет. Не может быть, фигура Александра Васильевича плотнее и короче. Не поверю, чтобы он попал под фашистскую пулю. Никак не поверю».

А гестаповец, следя за поведением Аркадия Ворожцова, определял, как он реагирует на смерть друга, удовлетворенно потирал маленькие, тонкие ладони и приговаривал:

— Капут Кузнецову.

Потом осторожно спросил:

— Он?

— По фигуре — он, но лицо не узнаю, — не желая раздражать фашиста, ответил Аркадий.

— Теперь найдите вашего главаря Лога-Совиньского.

— Я не знаю такого.

— Вы не знаете Лога-Совиньского? А кто же вам помогал убежать из лагеря? Фельдфебель, дайте ему еще порцию...

Порция оказалась столь солидной, что спину пленного вдоль и поперек искрестили черные и лиловые рубцы.

Начались скитания Аркадия Ворожцова по тюрьмам Варшавы, Кракова, Лодзи.

Однажды в фашистскую ловушку попало семнадцать партизан. Их выстроили в один ряд на асфальтированном плацу возле центрального входа в тюрьму. Привели Аркадия Ворожцова и приказали:

— Внимательно осмотрите всех и скажите, кого вы знаете.

Медленно проходя вдоль строя, вглядываясь в исхудалые, небритые лица партизан, летчик узнал добрую половину.

Назови он двух-трех человек — жизнь потечет по-иному. Но разве можно пойти на такую подлость ради своего благополучия? Разве забыл он клятву, которую дал боевым соратникам — Игнацы Лога-Совиньскому и Александру Кузнецову? Аркадий Ворожцов молчал.

О Кузнецове вспоминать перестали, и Ворожцов решил, что тот погиб вместе с группой польских партизан, окруженных немецким карательным отрядом в Псарских лесах. Слухи об этом бое уже дошли до сюда.

Потом в казематы тюрьмы ворвалась новая страшная весть. Она острой болью отдалась в сердце Аркадия. Гестаповские агитаторы, чтобы подавить моральный дух заключенных, восторженно объявили:

— Наши солдаты напали на новый след партизан и перебили крупный отряд. В бою убит секретарь Лодзинского подпольного окружкома партии Лога-Совиньский. Многие партизаны побросали оружие и сдались в плен...