Страница 54 из 99
— Вы меня помните, сэнсей? Я ваш ученик Эдано Ичиро.
На лине старика появилось подобие улыбки:
— А… помню. Вы были прилежным учеником, Эдано-сан. Это ведь вы стали камикадзе? С вами ещё был другой ученик, простите, забыл его фамилию.
— Умэкава, сэнсей! Он убит на Филиппинах.
— Да, да, я вспомнил. Трудный был ученик. Очень живой, непоседливый, и о погиб как настоящий верноподданный, со славой.
Старый учитель умолк, и его потускневшие глаза были печальны. Много, очень много его учеников сложили головы в тех местах, где на школьной карте остались только следы от булавок с флажками.
— Я рад, что боги сохранили вас, — наконец снова заговорил он.
Ичиро обратил внимание на бедную одежду учителя. У этого человека жизнь сейчас идет, видно, не так, как раньше. Сэнсей Хасимото фанатично верил в божественность императора, в превосходство японцев над другими народами и старался привить эти взгляды детям. Его учениками было несколько поколений жителей деревни. Чему же он учит детей сейчас? Какие семена сеет в их душах?
— Вы по-прежнему в школе? — опросил Ичиро.
Учитель покачал головой и горько улыбнулся:
— Нет, Эдано-сан, я теперь не учитель.
— Почему? — удивился Ичиро. — Неужели уволили вас, такого опытного педагога?
— Я сам ушел!
— Вот как? — ещё более удивился Ичиро.
— Ушел, потому что не знаю, чему сейчас учить детей. К чему готовить их. Или моя жизнь была ошибкой, или свет перевернулся…
— Но ведь есть же, наверное, новые учебники?
— Учебники?! — Старик выпрямился. — Вы знаете, какие нам дали учебники? В них говорится, что «черный адмирал» Перри является первым добрым гением японцев, а генерал Мак — гением вторым. Я… я не могу учить по таким учебникам. Я сам должен опровергать то, чему учил детей всю жизнь…
— А чем же вы живете, сансей?
— Учу детей в доме Тарады-сана. Он хочет, чтобы я учил их по-старому. Я… я не уверен теперь, что это нужно, но как-то надо жить и мне, старику. Простите, Эдано-сан, я опаздываю, и Тарада-сан может разгневаться. Рад был увидеть вас здоровым и невредимым.
Учитель поклонился и шаркающей походкой двинулся к усадьбе. Ичиро посмотрел ему вслед. Кажется, даже этот старик кое-что понял. Нет, дед неправ, люди и в Итамуре изменились, они не остались прежними. Такой горький кровавый урок, как война, не мог пройти бесследно. И тут Ичиро обожгла мысль: «Неужелии моего сына будут учить по учебникам, воспитывающим рабскую покорность и преклонение?» Нет, он сам откроет ему глаза на жизнь. Поможет понять то, что сам понял…
* * *
Дед обрадовался рекомендательному письму и жадно выспрашивал подробности встречи с Тарадой.
— Ну, молодец, — похвалил он внука. — Иначе с ними нельзя. Главное — мудрость и осмотрительность. Иногда препятствие надо обойти, а не биться головой о стенку. А на базе, на базе поработаешь. Куда ещё денешься? Да и дом рядом. Небось от Намико тебя сейчас клещами не оттянешь!
Ичиро смутился. Он действительно не мог представить себя вновь далеко от Намико и сына. Дед ловко поддел его.
— А что сталось с семьей Иссумбоси, дедушка?
— А, Умэкава?! Плохо у них получилось. Отец его пьяный утонул, мать умерла, а сестра и того хуже: изнасиловали её амеко с авиабазы, ну и подалась она куда-то. Здесь много «пан-пан» вокруг американцев вертится. Может, Намико знает, где она.
— Намико?
— Они же подружки были. Только ты за Намико не бойся. Хотя, правду сказать, — сплюнул со злости старик, — от этих заморских дьяволов никуда не спрячешься. Сейчас немного потише стало, а то они тут такое вытворяли…
— Да как же вы терпели?
— Э-э, внучек, у них сила, за них полиция. Вот в соседней деревне избили двух солдат, когда те девчонку хотели изнасиловать, так сколько полиции понаеало. Даже старосту арестовали. Власти одно твердят: Япония побеждена в войне, и мы должны всё терпеть. Вот так. Правда, есть в деревне горячие головы, только ты держись подальше от них.
Целую неделю Ичиро сидел дома. Наконец-то он сдержал обещание и отремонтировал крышу. Довольный дед только ходил вокруг и покрикивал на него:
— Плотнее, внучек, укладывай! Плотнее! Если бы я знал, что у меня появится правнук, то ещё тогда заставил бы тебя это сделать, хотя ты и камикадзе был. А теперь у меня будет не один правнук, дождусь и других. Верно ведь?
4
Железнодорожная станция в портовом городе Аомори встретила Саваду мелким слякотным дождем, который вскоре сменился густым туманом. Туман надвинулся на город с пролива Цуруга, а в пролив его нагнало с Японского моря.
Туман и в душе механика. Разве мог он предполагать, что долгожданная встреча с семьей будет такой короткой? Как он мечтал о ней, как стремился домой, сколько планов строил, хотя, и знал, что будет нелегко. Но чтобы оказалось вот так — он не ожидал.
Тогда в Майдзуру Саваду продержали дольше, чем Эдано. Но сколько его ни мытарили, он устоял перед самыми коварными вопросами членов комиссии. Наконец от него отступились и отпустили в родные места. Как он обрадовался, когда он вновь увидел семью.
Семья бедствовала. Нужда сквозила из каждого угла домишка. Привезенные с собой деньги и продукты быстро кончились, и остро стал вопрос: что делать дальше?
Завод, на котором Савада работал до войны, оказался разрушенным бомбардировкой. Хозяева не спешили его восстанавливать, выжидая лучшей конъюнктуры. Часть друзей погибла на фронте и во время бомбежек, многих эвакуировали на другие предприятия фирмы. На третий день после приезда он начал бесконечные и бесплодные поиски работы. Все знали, что он хороший специалист, но всюду механик слышал отказ. Причину разъяснил ему бывший служащий заводской конторы, с которым Савада был знаком не один десяток лет.
— Я очень сочувствую вам, Савада-сан, — сказал он. — Но мои усилия помочь вам оказались бесплодными.
— Понимаю, — вздохнул Савада. — Безработных много, берут только молодых, здоровых. Мне на это намекали, слыхал не раз.
— О нет, Савада-сан, дело не в возрасте. Тут другое…
— Не понимаю.
— Я буду откровенен, — чуть помялся служащий, — до, надеюсь, наш разговор…
— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Савада.
— Вы были у русских в плену. Ведь так?
— Да! Это всем известно.
— Так вот, некоторые из вас состоят на особом учете в полиции, и вы тоже, Савада-сан… Я случайно узнал об этом.
«Так вот в чем дело, — помрачнел Савада. — Голодом хотят уморить?»
— Я хочу вам дать один совет, — продолжал старый знакомый, понимая состояние Савады. — Пожалуй, как это ни печально, но лучшего выхода вам сейчас не найти.
— Заранее благодарю, — поклонился Савада. — Вы всегда относились ко мне хорошо.
— Понимаете, здесь вам найти работу сейчас почти невозможно. И вас к тому же здесь хорошо знают. Но против любого события лучший лекарь — время. Вам надо на какой-то срок уехать. Когда ситуация изменится, полиции будет уже не до вас. Вы меня понимаете?
— Да, — неохотно согласился Савада. — Куда же мне податься?
— Поезжайте на Хоккайдо. Там холодно — и охотников ехать туда мало, а вы в России привыкли к холодам. Другого выхода я пока не вижу. Очень сожалею, — в голосе знакомого слышалось неподдельное участие. — И знаете, — продолжал он, — когда завод вновь отстроят, вас непременно возьмут. Я постараюсь…
— Спасибо…
Дома слезы и горечь новой разлуки. Савада бодрился, утешал жену и обещал вскоре вернуться.
Теперь механик шагал сквозь туман по улицам Аомори к порту, откуда паром перевезет его в Хакодатэ на Хоккайдо. Впереди снова неизвестность. Когда же он опять вернется домой?..
5
Эдано понял — деревня только внешне осталась прежней. И хотя под соломенными крышами её домов живут те же люди, многие из них пытаются разобраться в происходящем и прошедшем. Они не хотят быть покорными ивами, кланяющимися каждому дуновению ветра. Сквозило это и в опасливо-предупредительных беседах деда, и в рассказах Намико.