Ветер богов

Заходили соседи. Поначалу с традиционными поздравлениями по поводу благополучного прибытия в родные места. Ичиро чувствовал, что сияние ореола камикадзе хотя и померкло, но всё ещё продолжало выделять его.

Как-то вечером с бутылкой сакэ в дом ввалился Акисада. Ичиро с трудом узнал товарища по школе в коренастом, небритом мужчине в заношенной солдатской форме. Деревянный протез вместо ноги говорил о многом. Этот не стеснялся. Он шумно уселся за столик, вокруг которого захлопотала Намико. При посторонних она никогда не садилась. «Вы не знаете языков женщин нашей деревни!» — твердила она мужу в таких случаях.

Акисада рассказал, как он потерял ногу, поведал о своих похождениях в качестве рядового японской армии, сражавшейся в Китае, и даже о том, как его обвинили в «неблагонадежности». Потом столь же прямо стал расспрашивать, что произошло с Эдано.

— И что ты думаешь теперь делать, дружище? — спросил гость в конце беседы. — Работать на американской авиабазе? Вот как? Ну что ж, пожалуй, правильно. В деревне сейчас делать нечего. Была бы у меня нога нормальная, — похлопал он себя по протезу, — я бы ни дня здесь не сидел. К чему тут руки можно приложить? Гнуть спину на Тараду? А на базе тоже есть неплохие парни, и надо, чтобы там было больше своих.

— Каких своих? — не понял Ичиро.

— Да таких, как ты. Настоящих парней. Я же тебя понял. Рассказывай о русских всем, кто захочет слушать. Амеко и власти все время кричат, что американские базы нужны, чтобы охранять нас от русских. Видал, что придумали? Пусть люди узнают правду.

Эдано пытливо посмотрел на собеседника.

— Ты коммунист? — спросил он.

— Нет. У нас в деревне коммунистов нет. На прошлых выборах почти все проголосовали по указке Тарады. Боятся его, да и народ темный. Ты ведь знаешь, какие тут все.

— Ты ошибаешься, — мягко возразил Эдано. — Я ещё плохо разбираюсь в обстановке. Можно сказать, заново знакомлюсь и, признаться, многого не понимаю.

— Да чего тут понимать? — повысил голос Акисада. — Возьми авиабазу. Земель деревни американцы не тронули, так наши сельчане отказались помочь соседям вместе протестовать. Нас не касается, и мы в стороне. Недаром все в округе наших быками зовут. Вот уж правда. Только и знают своё стойло да погонщика.

Акисада с досадой махнул рукой и стал подниматься. Ичиро вышел проводить гостя.

— Да, — спохватился он, — ты уж извини меня, я не спросил, чем ты сам занимаешься, как живешь.

Лицо собеседника помрачнело.

— Плохо живу. Кому я такой нужен, — снова хлопнул он себя по протезу. — Нанялся сторожем к Тараде, делаю всё, что прикажут. Живу в каморке, рядом с коровником. Твоя жена знает. Удавиться впору…

— Ну, это, дружище, последнее дело. Ты вот только ногу потерял, а сколько людей головы сложили. Будем надеяться на лучшее.

— На лучшее? — распалился Акисада. — А где оно? Кто его даст? Тарада? Американцы? Ты сам-то знаешь, где это лучшее? Молчишь?..

Немного успокоившись, Акисада тихо закончил:

— Извини, Эдано, я погорячился. Очень уж накипело… Мы ещё с тобой поговорим. Сайонара!

Ичиро долго стоял у дома, глядя вслед бывшему школьному товарищу. Акисада оказался первым, кто откровенно и смело сказал ему о своих думах. А он, Эдано, не мог ничего ответить ему. Надо самому разобраться. И от этого никуда не уйдешь…

Отец! Вот кто может помочь. А он даже ещё не написал ему. Хорош сын! Завтра же надо послать письмо.

— Ты чего здесь стоишь? — приоткрыл дверь дед. — Не юноша уже, чтобы звездами любоваться. Иди домой. Сэцуо не хочет спать, пока не поборет отца! — рассмеялся старик и уже озабоченно спросил: — Ну как? Пойдешь работать на базу?

— Пойду, завтра же! — решительно ответил Ичиро.

6

Но завтра на базу пойти не пришлось. Заболел Сэцуо, и Ичиро сидел, нервничая, около больного сынишки. Только дед был спокоен.

— Все дети болеют. Пока тебя вырастил, знаешь, сколько забот было? А у Сэттяма ничего серьезного нет — простудился немного. Я всё-таки хоть и немного, но разбираюсь в болезнях. Недаром мне здесь все верят.

Два дня мальчонка метался в жару, и только на третий день температура спала. Пожалуй, именно за время болезни сына Ичиро особенно остро почувствовал, что он отец.

* * *

В тот же день под вечер в дом Эдано вежливо постучал неизвестный господин. Одетый в европейский костюм, соломенную шляпу-канотье, он держал трость, как офицерскую саблю. Да и гражданский костюм плохо скрывал военную выправку. Спросив Эдано Ичиро, он потребовал с ним разговора наедине.

Скрывая недоумение, Ичиро пригласил его в дом.

Гость, извинившись за беспокойство, подал Ичиро визитную карточку, на которой значилось: «Фумидзаки Нобору, секретарь клуба «Соколы с потухшими сердцами».

Визитная карточка ничего не сказала Ичиро.

Господин Фумидзаки улыбнулся краями тонких губ и, доверительно наклонившись к собеседнику, начал излагать цель визита:

— Видите ли, Эдано-сан, поражение нашей горячо любимой родины в войне легло тяжким бременем на сердце каждого верноподданного. Императорская армия распущена, и это ложится черным пятном на историю нашего государства. Ни одно государство, тем более великое государство, те может существовать без армии. Вы согласны с этим, Эдано-сан?

Ичиро, внимательно слушавший гостя, только пожал плечами:

— Я недавно вернулся на родину, и мне ещё многое неясно. Да, признаться, не мне, недостойному, задумываться над судьбами государства. Пока что я, простите за откровенность, задумываюсь над судьбой семьи в это трудное, как вы сказали, время.

— Со, со! — согласился гость. — Всем нашим соотечественникам приходится тяжело. К прискорбию, мы потерпели поражение… Разрешите курить?

— Пожалуйста, не стесняйтесь. Может, попробуете русскую папиросу?

— Охотно, вы очень любезны. Никогда не курил русского табака, — гость осторожно взял папиросу и повертел её в пальцах. — Богата ресурсами Россия, если тратит столько бумаги на сигарету.

Закурив, господин Фумидзаки продолжал излагать цель визита:

— Так вот, Эдано-сан, я думаю, вернее, мы все так думаем, что нынешнее нелепое положение долго продолжаться не может. Наша родина будет иметь свою армию, которая вберет в себя и возродит в ещё большем блеске славные традиции императорской армии. В доказательство я напомню вам, — он достал записную книжку, — из многих только два высказывания видных деятелей нынешнего режима. Например, господин премьер-министр Иосида сказал: «Когда мы обращаем взоры на историю Японии, мы считаем, что наверняка сможем повторить её блистательное прошлое». Понимаете? А разве блистательное прошлое нашей родины можно оторвать от великих деяний императорской армии? А вот другое высказывание. Соратник господина премьера по либеральной партии Ямагути Киедзиро был более откровенен. Его слова: «Мы не должны отказываться от войны. Япония добьется своего путем изобретения оружия более мощного, чем атомная бомба» — весьма знаменательны и вселяют отраду в сердце каждого истинного патриота. Не так ли?

— Мне трудно судить об этом, — уклонился от ответа Ичиро.

— Это неизбежно. Вспомните историю Германии после первой мировой войны. Но для армии главное — люди смелые, стойкие, обладающие воинским мастерством. К сожалению, вот эти-то достойные люди сейчас, по вашему убеждению, незаслуженно забыты. Вы согласны, Эдано-сан?

Ичиро вежливо промолчал.

— Настоящие патриоты, — продолжал гость, — по мере своих слабых сил стараются восполнить этот пробел. Такую же цель преследует и наш клуб.

— Простите за мою неосведомленность, — прервал гостя Ичиро, — но кого же объединяет ваш клуб, что он может сделать?

Фумидзаки гордо выпрямился и с достоинством произнес:

— Наш клуб «Соколы с потухшими сердцами» является наиболее выдающейся из подобных организации. Клуб объединяет бывших камикадзе и поэтому находится под особым покровительством. В числе почетных членов правления клуба — господин генерал-лейтенант Томинага Кёдзи — один из основателей отрядов камикадзе. Вы ведь его знаете, Эдано-сан?