Ветер богов

А поэт Адзума… Этот так и остался навеки лежать в русской земле. Убили свои же. Хорошо, что он, Эдано, отомстил за него мерзавцу Тараде, иначе совесть мучила бы его всю жизнь.

Эдано окинул взглядом столпившихся у борта репатриантов. «Многие ли из них поняли правду о минувшей войне? — подумал он. — Кто из них, как убийца Тарада, собирается сводить счеты, оказавшись на родине? Кто был искренен там, в плену?»

— Как сложится жизнь? — чуть слышно проговорил Савада, угадав мысли друга. — Наверное, придется всё начинать сначала. Ты знаешь, мне и радостно, и в то же время немного страшно. Как тогда, когда мы попали в Маньчжурию. И я не представляю, как расстанусь с тобой.

— Ничего, — горячо сказал Эдано, сжав локоть механика. — Мы с тобой непременно будем видеться. Сколько вместе пережито. И ты спас мне жизнь…

— Ну вот, — проворчал недовольно механик. — Если ты мне и дальше будешь напоминать об этом, то уж лучше не приезжай, и я к тебе ни ногой. Пойду-ка лучше спрошу у какого-нибудь матроса, как в Майдзуру принимают нашего брата.

Вернувшись, Савада молча стал радом с Эдано, который, облокотившись на фальшборт, смотрел на приближающийся берег.

— Ну, что ты узнал?

— Ничего, — нехотя отозвался механик.

— А всё-таки?

— Один морской волк сказал: если вы надеетесь, что вас встретит лично премьер-министр, то ошибаетесь.

— Да… Узнал ты немного.

Оба замолчали.

Залив Вакаса заканчивался узким рукавом, в основании которого виднелись строения причалов. Он был усеян суденышками самого различного тоннажа и окрасок. Народ здесь не только жил у моря, но и жил морем. Оно его кормило, оно же и губило людей в дни штормов и тайфунов или когда на берег вдруг накатывалась родившаяся в пучинах океана за сотни миль отсюда страшная и беспощадная цунами.

«Сидзу-мару» был здесь частым гостем, и его команда не впервые швартовалась у причалов Майдзуру. Всё было проделано ловко и сноровисто. Репатрианты с возрастающим волнением наблюдали, как медленно прижимался к пирсу бывший краболов. На шумную встречу никто из них не рассчитывал, но тишина порта настораживала и пугала. Все признаки, правда, пока ещё поверхностные, говорили о том, что дела в порту идут неважно, что он ещё не зажил нормальной жизнью. Об этом свидетельствовали неподвижные хоботы кранов и плотный ряд кораблей, стоящих борт о борт у причальных стенок, на некоторых ещё осталась камуфляжная окраска. Само безлюдье порта делало его похожим на дом, внезапно покинутый жителями — то ли из-за ремонта, то ли из-за непригодности для жилья. Только в стороне виднелись громадные бурты жаких-то грузов, укрытые брезентом. Возле них прохаживался часовой в незнакомой форме. «Американец», — догадался Эдано, всмотревшись в солдата. Это был первый оккупант, которого он видел на земле Найчи.

Когда раздалась команда «Приготовиться к выгрузке», Ичиро вместе с Савадой поспешили в трюм за своими вещами. Они, да и все репатрианты, так торопились, словно боялись опоздать и остаться на «Сидзу-мару», уже пришвартовавшемся к причалу. На борт поднялись какие-то люди и прошли на капитанский мостик. Репатрианты приумолкли, стараясь услышать их разговор. Всё это так разительно отличалось от шумных, веселых проводов в советском парту Находка.

— Пожалуй, матрос был прав, — угрюмо пошутил Савада. — Премьер-министр нас встречать не прибыл.

Но сам механик оказался не совсем прав. Премьер-министр, конечно, не встречал вернувшихся из плена воинов бывшей императорской армии. Но одно важное лицо всё же появилось. Им оказался вице-министр министерства благосостояния. Он искал популярности и не упускал случая почаще напоминать о себе избирателям. Таким подходящим поводом господин вице-министр счел прибытие очередной партии репатриантов. Специально приглашены были кинохроникеры и фоторепортеры, но они запаздывали, и поэтому пассажиры «Сидзу-мару» пробыли лишние томительные минуты на корабле. Наконец на причале появились люди с кинокамерами и фотоаппаратами и вместе с ними две молодые японки, одетые в яркие кимоно. Они сразу же притянули к себе взгляды сотен мужчин, давно не видевших соотечественниц, да ещё в таких нарядах.

Это были гейши, срочно мобилизованные для встречи. Приветливо улыбаясь, с ветками цветущей сливы в руках, остановились они у трапа. Рядом с ними поставили две высокие конусообразные корзины.

Первыми на трап ступили бывшие офицеры — привилегированные пассажиры из кубрика. Они шли так, словно вернулись не из плена, а после победной кампании, — расправленные плечи, выпяченная грудь, твердая поступь. Гейши кланялись им и каждому в качестве подарка вручали по куриному яйцу, которыми были наполнены обе корзины.

«Пока до нас очередь дойдет, — подумал Савада, — наломают себе спину, бедняжки». Но когда он и Эдано взошли на трап, их встретили такие же застывшие улыбки девиц, и им тоже досталось по яйцу.

За причалами, на открытом площадке, была сооружена легкая трибуна из канцелярского стола и нескольких досок.

Всех репатриантов выстроили вокруг неё. Тут уже толпились репортеры, среди которых выделялся энергично жестикулировавший господин в темном европейском костюме. Какой-то чиновник, подобострастно кланяясь, доложил ему, что репатрианты собраны. Затем он забрался на трибуну и, напрягая голос, прокричал, что сейчас перед собравшимися выступит господин вице-министр из министерства благосостояния.

Вице-министр с достоинством совершил полупоклон на четыре стороны и не спеша, сделав широкий жест рукой, начал говорить. Репортеры забегали вокруг трибуны, выбирая выгодные точки для съемок. Самый ретивый из них даже влез на трибуну и чуть не тыкал объективом в лицо оратору.

После пышных приветствий вице-министр заявил, что прибывшие теперь будут окружены заботой их министерства, которое вначале направит всех в санитарный лагерь здесь же, в Майдзуру. Затем, памятуя, что перед ним будущие избиратели, начал превозносить заслуги своей партии. В ней, по его словам, собраны лучшие и достойнейшие люди страны, и она мудро управляет государством. А потом господин вице-министр перешел к другому вопросу — к тяготам и мучениям, которые якобы вынесли военнопленные в Советской России. Их возвращение он считал заслугой правительства и, конечно, своей собственной.

Увлекшись, господин вице-министр не заметил, что у репатриантов, внимательно до этого его слушавших, настроение стало меняться. Вначале раздалось несколько протестующих выкриков. Затем ропот стал нарастать, заглушая голос оратора. Некоторые начали протискиваться к трибуне; на помосте появился коренастый широкоплечий парень. Оттолкнув недоумевающего оратора, он сбросил с себя куртку и рубаху, напряг мышцы хорошо развитого сильного тела и заорал:

— Вот как нас там угнетали и мучили. Смотрите!

Слова неожиданного оппонента господина вице-министра покрыл дружный смех репатриантов.

— Кто это там? — спросил друга низкорослый Савада, пытаясь хоть что-нибудь увидеть из-за спин других. — Вот молодец! Кто?

— Нагано! — ответил Эдано.

— Нагано?.. Не может быть!

— Самому не варится, но это он!

— Са!.. — удивленно воскликнул Савада. — Вот так дела. Недаром говорят: «Бывает, что лист тонет, а камень плывет».

Уцепившись за плечи Эдано и привстав на носки, Савада уже никого не увидал на трибуне: разгневанный вице-министр пробирался к автомашине.

Репатриантов поспешно построили в колонну и повели в санитарный лагерь. Они шли, посмеиваясь над выступлением министерского деятеля и его неожиданным финалом. Некоторые предпочитали молчать: осторожность — родная сестра мудрости.

2

У выхода из порта, на замусоренном асфальте, влажном от ночного дождя, стояла толпа женщин. Они были без цветов и флажков, в обычной, простенькой одежде.

— Наверно, родных среди нас ищут, — услышал Эдано голос Савады.

Женщины стояли молча, вытягивая шеи, пристально вглядываясь в лица. И столько надежды, ожидания было в их глазах, что Эдано, не выдержав, опустил голову. Ему страстно захотелось, чтобы раздался хотя бы один радостный возглас, чтобы строй вдруг сломался — и хотя бы двое встретились после долгой разлуки. Но шеренга шла за шеренгой, женщины молчали, а потом стали расходиться: так, очевидно, было уже не раз.