Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 104

— Правда? — Пальцы Эллери ощупали тонкие крепкие ребра мальчика.— Тебе не мешало бы завести здесь немного мяса, Джуна,— строго сказал он.— Может быть, футбол тебе поможет?.. Так ты уверен, что я их поймаю? Самонадеянная юность! Ты, наверно, слышал, как я говорил, что... ну, что пока еще не достиг особых успехов?

Джуна хихикнул.

— Вы дурачились, верно?

— Не совсем.

Глаза мальчика приняли хитрое выражение.

— Неужели вы сдались?

— Конечно нет!

— Вы не можете сдаться, мистер Эллери,— горячо сказал мальчик.— На матче, два дня назад, в последней четверти счет был 14:0 не в нашу пользу. Но мы не сдались, а забили подряд три гола назло им!

— Что, по-твоему, я должен сделать, Джуна? Я хочу, чтобы ты дал мне самый лучший совет, на который ты способен.— Эллери говорил без улыбки.

Джуна ответил не сразу. Сжав губы, он погрузился в долгое задумчивое молчание. Наконец он сказал:

— Яйца.

— Что? — удивленно переспросил Эллери.

Джуна казался довольным самим собой.

— Сегодня утром я варил яйца для папаши Квина,

Я всегда это делаю старательно — ведь папаша очень требовательный. Ну, и позволил им кипеть слишком долго, поэтому я их выбросил и начал все сначала. Второй раз все получилось как надо.— И он многозначительно посмотрел на Эллери.

Эллери усмехнулся.

— Вижу, окружение на тебя скверно повлияло. Ты заимствовал мой аллегорический метод... Джуна, это отличная мысль!

Он взъерошил черные волосы мальчика.— Начнем все сначала, а? — Эллери вскочил со стула.— Клянусь твоими цыганскими очами, сынок, это правильный совет!

Охваченный новым приливом энергии, Эллери скрылся -в спальне, а Джуна начал убирать остатки завтрака, поминутно облизывая пальцы.

— Джон, я намерен последовать совету юного Джуны и заново приступить к расследованию обоих преступлений.

Они сидели в кабинете доктора Минчена в госпитале.

— Вы нуждаетесь во мне? — Глаза врача были тусклы, с покрасневшими веками, он тяжело дышал.

— Если вы располагаете временем...

— Думаю, что да.

Они вышли из кабинета.

Этим утром госпиталь снова приобрел свой повседневный вид: запреты были отменены, и, за исключением некоторых помещений на главном этаже, работа продолжалась так, словно здесь никогда не происходило ничего из ряда вон выходящего. Детективы и полицейские все еще находились в здании, но они держались в стороне, не вмешиваясь в деятельность врачей и сестер.

Пройдя по восточному коридору, Эллери и Минчен свернули в южный коридор и двинулись в западном направлении. У двери анестезионной дремал полисмен, развалившись в кресле-качалке, украденной им из палаты выздоравливающего. Дверь была закрыта.

Как только Эллери взялся за ручку двери, полисмен вскочил на ноги с быстротой молнии. Он отказывался пропустить их в анестезионную до тех пор, пока Эллери не предъявил специальный пропуск, подписанный инспектором Квином.

Анестезионная выглядела точно так же, как три дня назад.

У двери, ведущей в приемную анестезионной, сидел другой полисмен. Пропуск снова произвел магическое действие. Полицейский вскочил, расплылся в улыбке, пробормотал «да, сэр» и пропустил их внутрь.

Стол на колесиках, стулья, шкаф с выдвинутыми ящиками, дверь лифта... Ничего не изменилось.

— Как я понял, сюда никого не пускали,— заметил Эллери.

— Мы хотели взять отсюда кое-что,— сказал Минчен, но ваш отец оставил строгое распоряжение. Нас даже не впустили.





Эллери с мрачным видом огляделся вокруг и вскинул голову.

— Очевидно, вы подумали, что я рехнулся, снова придя сюда, Джон? Откровенно говоря, теперь, когда прилив вдохновения, внушенный Джуной, стал ослабевать, я сам чувствую себя глуповато. Здесь не может быть ничего нового.

Минчен не ответил.

Заглянув в операционный зал, они снова вернулись в приемную. Эллери подошел к двери лифта и открыл ее. Лифт стоял на месте. Войдя в кабину, Эллери взялся за ручку двери на противоположной стороне. Она не поддалась.

— Заперто с той стороны,— пробормотал он.— Правильно, ведь это единственная дверь, ведущая в восточный коридор.

Эллери шагнул назад в приемную и снова окинул ее взглядом. Рядом с лифтом находилась дверь, ведущая в маленькую стерилизаторскую. Он заглянул внутрь. Все выглядело так же, как в понедельник.

— О, это пустая затея,— вздохнул Эллери.— Уйдем из этого ужасного места, Джон.

Выйдя через анестезнонную, они снова зашагали по южному коридору по направлению к главному входу.

— Стойте! — внезапно сказал Эллери.— Давайте заглянем в кабинет Дженни.

Сидящий у двери полисмен послушно уступил им дорогу.

Войдя в кабинет, Эллери уселся во вращающееся кресло покойного за большим письменным столом и указал Минчену на один из стульев у-западной стены. В наступившем молчании Эллери рассматривал комнату, дымя сигаретой.

— Джон,— спокойно заговорил он,— я должен кое в чем признаться. Мне кажется, что произошло нечто, всегда относимое мной к сфере невозможного. Это совершение неразрешимого преступления.

— Вы имеете в виду, что нет никакой надежды?..

— Надежда — столп мира.— Эллери щелкнул ногтем по сигарете и улыбнулся.— Мой столп рушится. Эго страшный удар по моей гордости, Джон... Я не волновался бы так, если бы был искренне убежден, что столкнулся с интеллектом, далеко превосходящим мой,—преступником, который смог распланировать и совершить два убийства, не поддающиеся разгадке. Я даже восхищался бы этим.

Но заметьте, что я сказал «неразрешимое», а не «совершенное» преступление. Это преступление далеко не совершенное. Преступник оставил ясные и как будто достаточно убедительные улики. Нет, в этих убийствах не чувствуется почерка гения, Джон. Либо наш злодей сумел нейтрализовать собственные ошибки, либо судьба сделала за него то же самое...

Эллери швырнул окурок в пепельницу.

— Нам остается только одно,— снова изучить в деталях каждого подозреваемого. Должно же что-то скрываться в рассказах этих людей! Эго наш последний шанс.

Минчен внезапно выпрямился.

— В этом я могу вам помочь,— с надеждой сказал он.— Я наткнулся на факт, который может оказаться полезным.

— Да?

— Вчера вечером я поздно заработался над книгой, которую писали мы с Дженни. Я старался подхватить нить, оборванную со смертью старика. И мне удалось обнаружить кое-что, касающееся двух участников дела, о чем, как ни странно, я никогда не подозревал раньше.

— Вы имеете в виду какой-то намек в рукописи? — нахмурился Эллери.— Но я не понимаю...

— Не в рукописи, а в документах, которые Дженни собрал за 20 лет... Эллери, это профессиональная тайна, и при обычных обстоятельствах я ничего не рассказал бы даже вам...

— Кого это касается? — резко осведомился Эллери.

— Луциуса Даннинга и Сары Фуллер.

— Ага!

— Вы обещаете, что если эта история не связана с преступлением, то вы примете меры, чтобы она не фигурировала в деле?

— Да, разумеется. Продолжайте, Джон, это меня за* интересовало.

— Полагаю, вам известно,— быстро продолжал Минчен,— что во всех специфических случаях, упоминающихся в медицинских трудах, даются только инициалы или номера историй болезни. Это делается из уважения к пациенту, а также потому, что для рассмотрения его заболевания его имя и личность не имеют никакого значения.

Вчера вечером, просматривая некоторые истории болезни, которые еще не были включены в рукопись «Врожденной аллергии», я наткнулся на одну карточку, примерно двадцатипятилетней давности. Примечание на ней гласило, что при ссылке на этот случай необходимо соблюдать особую осторожность и не упоминать ни фамилии, ни даже правильных инициалов больных, дабы это ее привело к раскрытию их личности.

Все это было настолько необычным, что я тут же прочитал историю, даже не подготовившись к тому, чтобы занести се в книгу. Случай касался Даннинга и Сары Фуллер, у которой были преждевременные роды, так что ей пришлось делать кесарево сечение. Это и еще кое-какие обстоятельства давали подходящий материал для нашей книги.— Минчен понизил голос.— Ребенок был незаконный. Это была девочка, и теперь она известна под именем Гульды Доорн!