Страница 16 из 22
Пораженные моей решительностью, коллеги начинают самым тщательным образом приводить себя в порядок. Закончив все перечисленные мною процедуры, они появляются передо мной, уже похожие на людей. И мы, не теряя времени, отправляемся в ресторан, что располагается на нижней палубе.
За нашим столиком № 3 уже сидит дама неопределенного возраста. Она встречает нас сладкой улыбкой.
На ней оранжевая кофточка в фиолетовых цветочках, юбка в красную и зеленую клетку, на шее колье из разноцветных пластмассовых сердец.
Конечно же, мои друзья стараются изо всех сил завести знакомство с соседкой по столу. Дама немного говорит по-французски, а Пино блещет своим английским. Чтобы покорить даму, он произносит фразу «I wish you a merry Christmas»[25] с таким чудовищным акцентом, от которого бы даже волосы на голове Юла Бриннера[26] встали дыбом. Одним словом, за нашим столом царит душевная атмосфера.
Берюрье очень быстро опустошает бутылку белого бургонского и приступает к красному бордо, что стоит на нашем столе. Не забывает он и об американке, понемногу спаивая ее.
Я постоянно возвращаюсь в мыслях к той задаче, которую поставил перед нами Старик. Интересно, как предполагает он, мы можем найти документы? Если на теплоходе около тысячи пассажиров и тонны багажа! Невозможно ведь все перерыть! И даже если бы мне удалось это сделать, то мой обыск вызвал бы массу нареканий и даже международный скандал. Глядя на интернациональное сборище в ресторане, я по-настоящему понимаю всю масштабность задачи, стоящей перед нами... Они никогда не согласятся на обыск... Не говоря уже о том, что это нежелательно для авторитета самой компании «Трансатлантик». Иностранцы любят этот французский паром, потому что на его борту прекрасно кормят и царит здесь атмосфера доброжелательности.
Тогда как же?
— Ты о чем думаешь? — спрашивает Толстяк, лицо которого иллюминировано как четырнадцатое июля[27].
— О твоих глупостях,— отвечаю я.
— Но это ведь входит в мою программу действий.— Бузит он.— Ты что, забыл об этом?
Пино рассказывает даме на франко-английском — о кишечной непроходимости с фатальным исходом у его дядюшки Альфреда. Это возмущает Берюрье:
— Ты только глянь на нашего отца, как он обхаживает американку. В его возрасте это отвратительно! На что он надеется, этот Пинюш, если то, что у него в кальсонах, уже давным-давно затянуто паутиной!
— Оставь его,— успокаиваю я Берю.— Может ему и удастся взять ее на мушку!
Берюрье не успокаивается.
— Когда я думаю...
— О чем ты думаешь?
— О своей супруге, которая осталась одна дома... Наше путешествие туда и обратно займет дней пятнадцать! В мое отсутствие она опять спутается с парикмахером.
— Ну и что?
— Как это, ну и что? Сразу видно, что ты не женат.
— Мне так больше нравится! Послушай меня, Толстяк, ей не захочется изменять тебе в эти пятнадцать дней. Потому что измена не доставит ей никакого удовольствия.
— Почему?
— Все очень просто. Самое возбуждающее в измене, это чувство страха быть застигнутым врасплох... Но поскольку ты далеко, то и страха никакого нет. И она не будет и думать об измене... Вот увидишь, как она будет оплакивать тебя, когда ты умрешь! Разлука всегда идеализирует, Толстяк... Когда ты вернешься домой, ты будешь для нее самым желанным рыцарем. Правда, тебе придется сменить носки и купить за три франка букетик роз, и тогда ты заслужишь право на большой экстаз.
Он пожимает мою руку. Глаза мужественного мужчины туманят слезы.
— Спасибо, Сан-Антонио, ты великолепный парень!
Пинюшу до нас нет никакого дела.
— Как ты думаешь, эта посудина надежная или нет? — спрашивает меня Берю.— Я так бы не хотел, чтобы произошло кораблекрушение! Ты знаешь, что я не умею плавать!
— Знаю... И понимаю твой страх.
— Меня больше всего страшит то, что моя милая жена останется вдовой. Что она станет тогда делать без меня? Любовник ее женат...
— Она накинет на голову черный платок. Но ты не беспокойся за жену. Женщины гораздо сильнее, чем кажутся внешне...
Я замолкаю. Произнесенные мною слова «черный платок» настраивают мои мысли на деловой лад. Женщина, что получила документы от Болемье, тоже скрывала лицо за черной вуалью... Она была одета в черные одежды... Эти траурные одежды, думаю я, она не выбросила после встречи. У нее не было времени, да и такой поступок мог бы привлечь внимание окружающих. Получается, что одежды эти находятся в ее багаже.
Да... да... да... Подождите, подождите... Дайте мне подумать немного... Мне кажется, я на правильном пути... Да, да! Так и есть. Именно так: это все вяжется, стыкуется, уточняется потом, конкретизируется... Послушайте! Давайте зададим себе этот вопрос и сами же ответим на него. Ожидавшая Болемье девушка была агентом или связной агента, которой было поручено получить от инженера документы. Уверен, можно, не боясь проиграть, заключить пари с кем угодно, что она нарядилась в траурные одежды, чтобы замаскировать свое лицо от любопытных глаз. Тогда этот наряд должен быть совершенно случайным в гардеробе женщины, которая сыграла в маскарад. Вывод: если я нашел бы черное платье и черную вуаль среди нормальных одежд, то я мог бы рассчитывать на 100,2-процентный успех, то есть почти положил бы свою руку на интересующие нас предметы.
Проблема остается той же, а именно: как покопаться в багаже пассажиров, чтобы найти вдовий наряд и секретные документы.
Меня осеняет идея. Яркая, словно освещенный ринг во Дворце спорта во время чемпионата мира.
Я поднимаюсь из-за стола и прощаюсь с мисс Дюшнок.
— Куда ты? — волнуется Берюрье.
— Пройдусь по палубе... Встретимся в баре.
Я оставляю их со своей жертвой, которая в компании двух френчменов ведет себя как девчонка, которой предлагают сыграть партию в лап-лап!
Я же, одержимый своей идеей, устремляюсь вперед,
словно бегун с факелом в руках!
* * *
Я нахожу офицера в его каюте. Он предлагает мне сесть и спрашивает, пью ли я пунш. Отвечаю как всегда: кроме сиропа и жавелевой воды, я пью все, что пьется.
Бармен-любитель начинает колдовать и вскоре подает потрясающий напиток! Даже в лучших барах Панамы такого не отведать! После первого глотка становится очень хорошо, после второго — еще лучше, а после третьего — уже ничего не ощущаешь.
— Итак? — спрашивает он.— Вы начали свое следствие?
Не слишком ли он любопытен, этот продукт Высшего военно-морского училища? Но вы ведь знаете Сан-Антонио! Это великое молчание! У меня есть внутренний замочек! Ничего не видел, ничего не слышал!
— Для выполнения своей миссии,— начинаю я атаку,— мне крайне необходима помощь ваших стюардов, особенно тех, которые обслуживают каюты.
Он слегка приоткрывает рот:
— Объясните!
— Пожалуйста: я ищу женщину, в багаже которой должны находиться траурные одежды. Я уверен, что в настоящее время она сняла их и спрятала в чемодан.
— Что еще?
— Ничего. Это несложная задача для стюардов, имеющих свободный доступ в каюты пассажиров. Понимаете? Речь не идет о досмотре багажа. Требуется всего лишь беглый осмотр с целью выявления траурного наряда.
— Досмотр, осмотр, обыск... Очень тонкая грань между этими понятиями, месье комиссар.
— И все же она есть.
Он закладывает палец за воротник и проводит им вокруг шеи... Его океанически голубой взгляд тускнеет.
— Я постараюсь организовать эту работу.
— Спасибо... Когда я смог бы получить ответ?
— Не раньше, чем завтра до обеда. Стюарды делают уборку кают раз в день по утрам. Но имейте в виду, что я ничего вам не обещаю. Я должен буду поставить в известность капитана, а он, может и не разрешит проведение такой операции.
— Скажите ему, что это в интересах Франции.
— Это действительно так?
— Да. Прежде чем паром пришвартуется в Нью-Йорке, я должен завладеть очень важными документами. Мне нужна ваша помощь!
— Рассчитывайте на меня!