Страница 17 из 22
Я отказываюсь от второго стакана пунша и покидаю офицера.
* * *
Тандем Берю-Пинюш я нахожу около доски объявлений, на которой вывешена программа мероприятий на весь рейс. Они не знают, чему отдать предпочтение: им, как маленьким детям, хочется все и сразу!
Я увожу их на верхнюю палубу. Стоит великолепная погода. На горизонте видны берега Англии. Непорочные чайки несутся над пенным валом за «Либерте», наполняя воздух воплями старых дев. Я беру напрокат три шезлонга. И мы комфортно устраиваемся в них, подставив свои рожи щедрому солнцу Атлантики.
Пино, сообщив нам не без удовлетворения, что не боится больше морской болезни, тут же засыпает.
— Как ваша американка? — спрашиваю я Берю.— Где она?
— Пошла отдыхать к себе в каюту. Я хотел увязаться за ней, попросив ее показать мне коллекцию японских эстампов, но этот старый козел Пино запретил. Он ужасно ревнивый! Старый ревнивец — это же настоящий кошмар! А я собрался уже было вполне серьезно наставить рога своей супруге, хоть один раз в жизни!
Чтобы успокоиться, он закуривает сигару, которая пахнет дымоходом.
— Я вообще хотел переспать с иностранкой,— продолжает он ностальгически.— Это должно быть шокирующе!
— Не горюй, дружище! — успокаиваю я его.— Пока Пино спит, ты мог бы нанести даме визит.
— Ты, как всегда, прав! Я представляю, как она удивится, увидев меня на пороге!
— Это похоже на приглашение на вальс!
Берю встает с шезлонга, откатывает рукава своей новой рубашки, соскребает ногтем с галстука пятнышко томатного сока и исчезает...
Я снова остаюсь наедине со своими мыслями. Как была бы прекрасна жизнь, если бы не груз огромной ответственности, так неожиданно свалившийся на мои плечи... Простите, мысль банальная! Я знаю, что всего в нескольких метрах от меня находится то, ради чего я плыву к берегам Америки, то, что я должен во что бы то ни стало найти! А мне не за что зацепиться, кроме как за черную вуаль.
Мысль о черной вуале не дает покоя... Возможно, дама уже и избавилась от нее? Это ведь сделать совсем несложно но...
Женщина, которую я ищу, возможно даже рядом со мной, в одном ряду шезлонгов? Может, это она читает «Life», пристроив свой шезлонг рядом с Пино? Она спокойная... Она думает, что все удалось... Она отравила Болемье... Грант должен был застрелить Консея... Других свидетелей нет: путь свободен!
Нет, не усидеть мне на месте. Слишком я взволнован. Чтобы успокоиться, решаю подняться повыше... Крутая лестница приводит меня к красным трубам чудовищных размеров. Между ними терраса под навесом. Здесь расположились пассажиры первого класса. Молодые люди заняты игрой в классики, элегантные месье в возрасте уткнулись в книги, читают всякую белеберду, но зато книги в кожаных обложках. Дамы доверительно отдаются лучам солнца...
До чего же ужасное сборище! Если бы вы только видели эти головы, эти тела, эти физиономии!
Безобразные толстухи и толстяки! С жировыми складками на ягодицах, на животе, на руках... Груди подобны мешкам с мукой. И все это покрыто краской, золотом, шелком, претензией. Толстогубые улыбки, липкие взгляды, словно недопеченные пирожки! Ах, богатые дамы! Прекрасно обеспеченные, варикозные, целлюлитозные, разжиревшие, но все равно достойные! Краснощекие и красногубые! Черно-, зелено-, рыже-, голубо-, каре-глазые! И еще желто-... Желто-зеленые, как испорченное мясо. Потому что они все испорчены, эти достойные дамы! Прежде всего, удачей! Потом возрастом! Испорченные их мужьями, испорченные снизу доверху и сверху донизу, слева-направо... Испорченные и снаружи и внутри... И они все ждут чуда от солнца.
Я драпаю подальше от такого зрелища. Мои уши улавливают собачий лай. Очень любопытно: собака на пароме! Я поднимаюсь еще выше и оказываюсь на небольшой платформе. Передо мной низкая дверь. Решаюсь рискнуть и узнать, а что за ней? Небольшое помещение, похожее на конуру, а в нем клетки для собак. И даже два жильца есть в этой псарне, на лай которых я и пришел. В одной клетке отвратительный пекинес с глазами-пуговичками, а во второй — не менее отвратительный толстый боксер.
Я пытаюсь заворожить их своим ангельским голоском: «Что за очаровательные песики...»
Пекинес сразу же попадает под мое очарование. Боксер же продолжает выражать недовольство, лупя себя обрубком хвоста. У меня появляется желание даже погладить их... Иногда животные помогают вернуть утерянный комфорт душевного состояния. Вот уже и боксер со своими острыми клыками и отвислыми слюнявыми щеками с толстым ошейником кажется мне даже симпатичным.
Когда я уже решаюсь протянуть руку между прутьев ограды клетки боксера, в дверях псарни появляется силуэт.
Я поднимаю голову и встречаюсь с небесно-голубым взглядом нежного создания.
Она изящная, хрупкая, с маленькой грудью и слегка глупо-наивным выражением лица.
Что бы я хотел сказать вам еще о ней? Ах, да!
Она в глубоком трауре! На голове нее черная повязка.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Сколько же ей может быть лет? Двадцать?
Она улыбается мне.
— Это ваш пекинес? — спрашивает незнакомка.
— Нет. Я очень люблю собак, вот и забрел сюда, чтобы поприветствовать их. Боксер, наверное, ваш?
— Моей хозяйки.
— Вы служанка?
— Да. Няня.
Она объясняет мне, что принесла своей собачке поесть, что это очень качественный витаминизированный корм... В его состав входят кальций, фосфор, гормоны самца, икра боливийских лягушек... Такое обогащенное питание способствует росту и крепости зубов.
Наступает моя очередь анкетировать няню... Зовут ее Марлен Пуалфу, родилась она в Пальпези-ле-Гро (Манш); месяц назад умерла ее мать, а отец неделю спустя женился снова, брат ее живет в Северной Африке, сестра сейчас находится в санатории, она же устроилась нянечкой в семью атташе индийского посольства в США. На теплоходе она вместе с мадам и ее малышом... Очаровательным мальчишкой, которого зовут Аминула. Марлен путешествует на теплоходе впервые в жизни... Нет, она не боится морской болезни... Америка? Ей известно, что эта страна находится прямо под Египтом, и что по ней протекает большая река Волга. И еще она как-то прочла в журнале «Моя мечта и твое сердце», что там добывают нефть и что жители балдеют от жевательной резинки. Пожалуй, это все... Остальное ей придется еще открыть... Правда, до нее там уже побывал Гарибальди,— это он открыл Америку за десять тысяч лет до Иисуса Христа, но каждому свой черед!
Как видите, беседа с Марлен полна очарования... А поскольку она сложена не хуже, чем любая другая дурочка ее возраста, то я думаю, а почему бы мне не посвятить немного своего несвободного времени любви.
Я сочиняю легенду о том, что плыву в Голливуд, чтобы заангажировать Элизабет Тейлор для участия в съемках фильма «Он намыливается» у продюссера Монсавон[28]. Она очарована... С самого начала я был поражен, увидев ее в траурном наряде, но сейчас, сквозь призму ее глупости, я начинаю понимать, что сходство между ней и тайным агентом чисто случайное, потому что это нежное создание имеет все данные для того, чтобы получить свидетельство о полном кретинизме.
Я стараюсь добиться свидания с ней, и она не против, но надо сначала решить деликатный вопрос о месте встречи. Поверьте мне, на борту теплохода подобный вопрос не всегда решается легко. Это на суше все просто; пам-пам, кино, ресторан, потом встреча в нормандском лесу! На теплоходе же: бар, салон, каюта!
Но в бар и салон слуги и няни не ходят,— это место времяпровождения их хозяев. Свою же каюту она делит вместе с мальчишкой. Я не знаю, насколько у него глубокий сон. Да и не хочется мне исполнять свое соло на флейте рядом со спящим младенцем.
Пригласить же ее к себе я тоже не решаюсь, ввиду того, что приходится делить жилплощадь с блаженным Пино и Божией немилостью королем идиотов Берюрье.
И вдруг меня осеняет...
А почему не сейчас и почему не здесь,— мы ведь в псарне одни, не считая этих двух милых собачек. И я начинаю из собственного репертуара Казановы типа «Вы так волнующи...», «Еще шаг и вы наступите на мое сердце, что лежит у ваших ног...», «Это само Провидение послало вас на моем жизненном пути» и так далее до тех пор, пока очарованная моим краснобайством, она не позволяет мне некоторые шалости, после чего назначает встречу во время воскресной мессы. Туда уж точно не придет ее хозяйка буддистка, чтобы сделать нам обструкцию за вольное поведение.