Страница 14 из 22
Когда мне удается вывести их из бистро, Толстяк благоухает самогонным аппаратом, а интеллигент Пино — ароматом виноградных лоз. Но такой букет запахов несовместим в салоне моего автомобиля, и чтобы не угореть, я открываю боковые окошка с обеих сторон.
* * *
Часом позже мы в Гавре. Если бы городские колокола звонили в семь двадцать утра, то мы как раз бы поспели к этому торжеству: сейчас семь двадцать две.
— Болемье прибыл в Гавр три часа назад. Как ты думаешь,— обращаюсь я к Берю,— что он должен был бы сделать в такое раннее время? — Не дожидаясь ответа коллеги, отвечаю сам: — Он обязательно зашел бы в отель!
— А тип, с которым он должен встретиться?
— Это специфическая встреча: я тебе, а ты мне! Поэтому начинаем с отелей в районе железнодорожного вокзала. Это наиболее приемлемый для нас вариант.
И мы начинаем с отеля «Терминус». Несомненно вы обратили внимание, что отели с таким названием встречаются повсюду.
Располагаются они почти всегда напротив вокзалов. Все в них пропахло дымом, углем и сыростью...
В холле отеля идет грандиозная уборка. На регистрации сидят двое служащих,— они увлеченно обсуждают вчерашний футбольный матч.
Прикрываемый с флангов двумя верными соратниками, я подхожу к бездельникам.
— Полиция!
Я показываю им свое удостоверение и фотографию Болемье.
— Вы не помните, не поселяли ли вы сегодня ночью этого господина?
Старший по возрасту заявляет, что он только что приступил к дежурству. Его напарник не торопится с ответом, он внимательно изучает фотографию, прежде чем заявить:
— Да, этот человек в нашем отеле... Он в пальто из верблюжей шерсти.
Я ликую. Удача с нами, и это хороший признак. До настоящего момента пока все идет нормально, по намеченному плану.
— Комната?
— Минутку! Его фамилия, кажется, Болемье...
— Абсолютно точно! — кудахтает от восторга Толстяк, перебивая дежурного администратора.
Тот окидывает Берю испепеляющим взглядом и отвечает:
— Комната 214. Вас проводить?
— Спасибо! Найдем сами! — принимает решение мой славный коллега.
Как только стальная клетка лифта взмывает вверх, раздается крик Пино, которому вторит характерный звук рвущейся ткани! Это пола пальто Пино, защемленная дверью
лифта, расстается со своим владельцем.
* * *
Таким же легким и бесшумным шагом, как индейцы племени Живаро-Живатипа-Живати выходят на тропу войны, мы скользим по коридору второго этажа, который, как уже догадались самые опытные среди вас, находится как раз над первым.
Остановившись перед комнатой 214, мы смотрим друг на друга с видом конспираторов, которые хотят подложить бомбу, но не знают против кого.
— Входим? — спрашивает Берю.
Пино сокрушается, разглядывая остатки пальто:
— Что запоет моя жена? Ты не знаешь, Сан-Антонио, можно ли будет компенсировать его за счет наших служебных расходов?
Я очень взволнован, чтобы ответить ему. Я складываю свой указательный палец вдвое и стучу. Тук-тук-тук! Как это делала красная шапочка в тот день, когда страшный волк съел ее бабушку. Но никто мне не отвечает. Очевидно, Болемье спит сном праведника.
Я стучу еще раз и еще раз безрезультатно! Пытаюсь открыть дверь. Не поддается: заперта изнутри. Пускаю в ход свой «сезам», но тщетно: прохвост закрыл дверь на защелку. Но радует то, что он находится в номере. Стучу снова... Ни звука в ответ.
Инициативу берет в свои руки Берю. Он начинает дубасить в дверь своими огромными кулачищами. И снова тишина...
— Возможно, эта комната соединяется с соседней? — предполагает Пино, сторонник дедукции.
— Вполне возможно! Пойди поищи дежурного по этажу!
Но идти никуда не надо: дежурный сам подходит к нам.
— Не открывает? — спрашивает он.
— Нет. Дверь закрыта изнутри на защелку. Нельзя ли попасть в этот номер через соседей?
— Нет.
— Окно?
— Выходит на улицу.
Нет времени вести долгие беседы. Не спрашивая ни у кого разрешения, Берю разгоняется и налетает на дверь.
Она трещит, распахивается, и Толстяк в своем неудержимом порыве исчезает в сумерках комнаты...
Мы слышим грохот бьющегося стекла и вопль.
Это Берюрье, влетев в комнату, переворачивает стол, на котором стояла ваза с цветами. Цветам ничего,— они искусственные. С вазой хуже! И голова моего преданного компаньона украшается еще одной шишкой.
Болемье лежит в постели на спине. Застывшие глаза, посиневшие губы... Он мертв...
— Отравлен,— констатирует Пино.
— Ты думаешь?
— Да. Я даже могу назвать яд... Это... Нет, никак не вспомнить.— Пино почесывает голову, вызывая снегопад перхоти на чудом уцелевший воротник пальто.— Это яд почти мгновенного действия... Он без запаха и вкуса... Глотаешь его, и через час с лишним отказывает сердце.
Служащий «Терминуса» начинает причитать:
— Какая неприятность!
— Когда он появился в отеле?
— Около пяти утра.
— Около пяти... Скажите, он был с чемоданом, с сумкой?
— У него ничего не было.
— Даже пакета в руках?
— Даже пакета! Он сказал мне: «Я ненадолго!»
Несчастный! Он пришел в отель уже после встречи с инкогнито. Я полагаю, что у поезда его встретил агент Гранта. Потом они зашли в буфет, чтобы уладить свои дела... Агент талантливо сработал, без прокола. Немного яда в стакан с соком. А через час — пожалуйста: готовьте венки!
— Серьезное дело! — оценивает ситуацию Толстяк, потирая шишку на голове пятифранковой монетой.
Я тщательно осматриваю одежду умершего, аккуратно сложенную в кресле. В кармане пиджака нахожу сверток. В нем десять тысяч долларов в крупной купюре... Плата за измену!
— Приехали,— говорю я своим соратникам.— А вы,— обращаюсь к хлюпающему носом дежурному по этажу,— позвоните в полицию.
Мы уходим. Спуск в лифте в этот раз для Пино заканчивается благополучно.
* * *
Вокзальный буфет всегда полон посетителей. Заметив с порога тяжелый, словно пятитонное колесо взгляд кассирши, направляюсь к ней.
— Мадам, не заметили ли вы сегодня под утро двух посетителей в вашем буфете? Один из них должен быть похож на одного из этих, что на фотографии.
Бросив на нее беглый взгляд, кассирша уверенно произносит: «Вот этот!», показывая пальцем на Болемье.
— Скажите, а как выглядел его собеседник?
— Это была женщина!
Очень любопытно; я не ожидал появления женщины в этой истории «А ля укуси меня невропатолог!»
— Как она выглядела?
— Она была в трауре...
Кольнуло в сердце:
— То... есть...
— Она была в черных одеждах, а на голове шляпа с черной вуалью.
— Значит, ее лица вы не видели?
— Нет... Они заняли вот этот столик в углу. К тому же дама сидела ко мне спиной.
— И долго они были здесь?
— Не очень. Они перекусили. Потом этот месье, что на фотографии, подошел ко мне, желая купить турецкие сигареты. Наверное, для дамы.
«А в это самое время женщина в трауре добавила в стакан с соком крысиного яда».
— Что было потом?
— Они вскоре ушли.
— Рост дамы? Высокая, худая?
— Средняя.
— Очень существенная примета! Ну, а что-нибудь необычное в ее облике вам бросилось в глаза: горб, например, костыль?
Буфетчица хохочет:
— Этого бы я не могла не заметить!
С этой уродины больше ничего не вытащить, даже часа любви!
Своих джентльменов я нахожу у барной стойки. Перед каждым из них стоит по стакану «Мюскаде»[24] Пино опережает меня своим аргументом:
— Говорят, что это вино хорошо промывает почки!
— Вам бы лучше промыть головы,— подаю я им дельный совет и прохожу мимо к телефонному аппарату, чтобы позвонить Старику.
— Сан-Антонио, это очень важно! Вы должны найти документы!
— Но как, шеф? Следы оборвались! Через час корабль снимается с якоря... Двенадцать тысяч пассажиров, половина которых уже на борту...
— Садитесь и вы!
— Что?
— У вас будет целых шесть дней, чтобы найти того, кому были переданы документы и макет. Поймите, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они попали в Нью-Йорк!