Страница 15 из 64
Мылов вздрогнул и дальше спрашивать не стал.
— Все, — сказал «капюшон». — Идите. Когда понадобитесь, я вас найду. Уходите первым.
С этой ночи сорокового года в анналах фашистской агентуры персона Мылова будет проходить под кличкой «Валет». Валету предназначался совершенно определенный круг действий, завершением которых и кончалась его «карьера», как кончилась «карьера» Саввы.
Но об этом, разумеется, Мылов не подозревал…
В зале вспыхнул свет, и зрители начали подниматься, дружно захлопав сиденьями кресел. Мылов очнулся от своих воспоминаний, туповато огляделся и направился к выходу. Был вечер, тянуло легкой прохладой, и Виктор решил немного прогуляться по городскому парку. Он боялся оставаться один и тянулся туда, где были люди. Одиночество стало особенно непереносимо теперь, после диверсии в литейном цехе. В голову лезли страхи, хотя Мылов и уверял себя, что энкавэдэшникам до него не добраться, а уж до «хозяина» тем более. Однако, как ни старался Виктор убедить себя в этом, а все же время от времени судорожно оглядывался: не шагает ли кто следом.
В парке было малолюдно. Прогуливались с малыми детьми озабоченные женщины и работал один-единственный аттракцион — тир. Только вместо привычных уток и зайцев мишенями служили вырезанные из консервных банок силуэты немецких касок. Возле тира, как водится, вертелись пацаны, и добродушный инвалид — хозяин аттракциона — иногда позволял им бесплатно стрельнуть раз-другой, за что был беспрекословно почитаем ребятней всей округи.
— Заходи, орел, — предложил он Мылову. — Проверь глаз да сноровку. В качестве приза сегодня гвозди выдаю! Гитлеру гроб заколачивать.
Виктор отрицательно покачал головой и для убедительности показал свою плохо действующую левую руку. Еще в техникуме, на практике, дисковой пилой зацепило: хотя и неглубоко, правда, а, видно, какой-то нерв повредился. Зато в армию по этой причине не взяли.
Виктор послонялся еще недолго, выпил пару стаканов воды без газа, но чем-то подкрашенной, и направился к выходу из парка.
Глава 11
Старший представитель ГАУ Лунев, медленно шагая по территории цеха, вспомнил, как тяжко работалось в полную лишений первую военную зиму… Артиллерийский завод был эвакуирован сюда с запада и слился с местным предприятием, но понятие «слился» на первых порах было чисто условным. У нижнеуральских пушкарей самих не хватало места, оборудования, чтобы справляться с растущим каждую неделю заданием по выпуску орудий. Станки и агрегаты зачастую стояли прямо под открытым небом, и люди работали на них в любую погоду.
Ленинградцев поначалу расположили в недостроенном здании театра музыкальной комедии. Здесь они возобновили производство: на ярусах разместили заготовительные участки, а в партере вели сборку. Лунев вспомнил, как готовые пушки на колесах выкатывали в сквер через массивные, с резным орнаментом, парадные двери будущего театра. После, месяца через три, завод перевели в более подходящее помещение: нижнеуральцы в рекордный срок возвели новые заводские корпуса. Правда, в основном, деревянные.
Полковник постоял еще немного у выхода, вспоминая о том, сколько ему, старому военпреду, в то время пришлось пережить сомнений. Производство орудий — дело тонкое, требует специальных знаний, и до войны он привык к тому, что пушки собирают опытные, квалифицированные рабочие. А здесь, на Урале, к станкам и верстакам вместе с вернувшимися на завод пожилыми рабочими встали почти дети. Парнишки и девчонки, заменившие ушедших на фронт отцов и братьев. Лунев первые недели не вылезал из цехов, все проверял, как справляются с тонкой технологией юные оружейники.
Но вскоре, лично приняв первые батареи «сорокапятимиллиметровок» без единого замечания, полковник пришел на отчетно-выборное комсомольское собрание и, сняв фуражку, от души поблагодарил ребят. Комсомольцы ему зааплодировали, а Лунев едва не прослезился.
Оставив, наконец, цех, полковник направился к себе. На лестнице ему встретился главный инженер Санин. Рядом с ним шагал высокий мужчина в светлой рубашке с засученными рукавами. Санин представил полковнику Струнина.
— Мы к тебе, Владимир Николаевич, скоро зайдем, — озабоченно сказал Санин. — Кое-что обсудим перед совещанием по новой технике.
Лунев кивнул, прошел по коридору и закрылся в своем кабинете.
На столе лежала стопка писем из войсковых частей. В основном отзывы о 45- и 57-миллиметровых пушках. Ни одного отказа, ни одного ЧП. Лунев расстегнул ставший вдруг тесноватым воротничок гимнастерки и помассировал виски. Армейские треугольнички, хотя и радовали душу признанием высоких качеств выпущенных заводом орудий, но присутствием своим напоминали о том, как сейчас тяжело на фронте…
Лунев открыл сейф и извлек оттуда техническое описание нового самоходного орудия крупного калибра. Директива ГАУ и наркомата предписывала освоить и выдать фронту первую партию самоходок в течение тридцати суток. Полковник читал описание, и перед его мысленным взором из строчек, графиков и диаграмм возникало во всей стальной плоти орудие, способное с большой дистанции прошивать броню тяжелых немецких танков.
Сложен и ответствен труд военпреда. Каждую деталь, прежде чем она станет частью боевой машины пли орудия, тщательно проверяют люди, которым страна доверила контроль качества вооружения. И полковник Лунев, по синькам изучая самоходное орудие, прикидывал, на какие узлы следует обратить особое внимание, чтобы САУ вышла с конвейера точно в срок.
Забежав в назначенный день во время обеденного перерыва в туалет на городской площади, Мылов заточенной шпилькой вытянул из углубления фланца канализационной трубы завернутый в лейкопластырь комочек бумаги. Расшифрованный им текст гласил:
«Серьезных оснований для беспокойства пока не вижу. Письмо, видимо, задержалось. Справляйтесь через день, но осторожно, не привлекая внимания. Хозяин».
Мылов, пригибаясь за коротенькой дверцей, аккуратно сжег шифровку, спустил в бачке воду и, застегиваясь на ходу, уверенно вышел из кабины. Общественная уборная была надежным местом для связи: забегающий сюда человек вряд ли мог вызвать чье-либо подозрение.
Струнин сидел в кабинетике Мигунова в здании Нижнеуральского горотдела НКВД и вдумывался в то, что ему докладывал Вотинцев.
Оперативный розыск совершивших диверсию пока результата не дал. Правда, этого Струнин ожидал: враг неглуп и, конечно, притаился. Следовало предпринимать новые ходы.
Мигунов с утра до ночи пропадал на металлургическом комбинате. В штате этого предприятия Мылов не числился. Зато в адресном бюро значился Виктор Степанович Мылов, проживающий постоянно в Нижнеуральске. Но этот Мылов работал на оборонном артиллерийском заводе. И теперь Мигунов упорно искал, кому же звонил «милиционер». Он, наконец, выяснил, что «милиционер» в тот день вызывал один из десяти внутренних номеров отдела снабжения комбината. Отдел был велик, в нем работало вместе с разъездными агентами семьдесят два человека, но оперативникам было уже легче: семьдесят человек — не семь тысяч.
— Да… — неопределенно протянул Струнин. — Письмо пора отдавать по назначению. Скверно, что мы не знаем одной вещи: не должна ли быть в письме еще какая-нибудь записочка или условный знак?
— А что, если к нам приехало несколько таких чемоданчиков, — произнес Вотинцев. — И остальные уже попали по назначению.
Струнин посмотрел на него тяжелым взглядом, но ничего не ответил.
Под вечер, в один из заходов Виктора на главпочту, девушка за окошечком, внимательно сверив паспорт с личностью владельца, попросила расписаться в получении и подала ему серенький заказной конверт. Стараясь унять волнение, Мылов навалился на барьерчик, постоял так немного и сунул конверт в карман. Затем, оглядев зал, направился к выходу.