Страница 46 из 103
Куда-то пропали волосы, их Август Рубин на голове совсем не чувствовал — такой свободный ветерок по коже. Зато он очень хорошо чувствовал свои уши. Они первобытно съезжали назад и прижимались к черепу — будто слушая погоню, в свисте ветра, когда ноги не касаются земли… Тут его и подкинуло. Он упал грудью на усилитель и резко убавил звук. Потом, весь дрожа и истекая слабостью, подполз к микрофону и включил связь с Машиной.
— Учитель… — стуча зубами, выдохнул он.
— А-А-АВГУ-У-УСТ!!! — заходился в крике Доктор.
— Я… Тут… Прием… Тут…
— А? — остановился крик.
— Я… Учитель… это вы?
— Август?! Август, поросенок, почему не отвечал?! Я тут весь перепсиховался!!
— Учитель… Это сон… Я сойду с ума…
— Что там такое? — недовольно, тяжело дыша, но уже потише спросил Доктор. Это был он, несомненно он, Доктор, не набор данных о его прожитой жизни, а он сам — живой, в смысле — реагирующий, он узнал Августа Рубина! — Август, ты один?
— Да, да, конечно!.. — вскрикнул Август Рубин и схватился за лицо руками.
— Да в чем дело? — встревожился Доктор. — Эй, парень, что у тебя там?
— Все… Все нормально. Все в пределах. Простите меня. Просто тут… Я ведь только что с кремации… Немного странно…
— Что-что-что-что? Ну-ка, стой! Какая кремация, ты о чем?
— Как это? — не сразу сообразил Август Рубин. А, ну, в общем, да, откуда ему знать про наши тут муки… Даже немного обидно.
— Кого кремировали-то? — напряженно допытывался Доктор, уже все поняв.
— Вас! — резковато ответил Август Рубин. И сразу же раскаялся. Доктор замолчал надолго, голос куда-то пропал, и ассистент уже не знал, чем бы еще пощелкать на пульте, чтобы вернуть его. Наконец Доктор отозвался.
— Август, — промолвил он тихо, — значит, уже — в с ё?
Август Рубин промолчал. Спине его стало зябко.
— Значит, меня… моего тела больше нет? Нигде-нигде? Ну ответь, Август…
Август Рубин, кусая губы, кивнул, потом подтвердил чуть слышно:
— Нет.
— Ну и хорошо, — вдруг хрипло и громко заговорил Доктор. — Что и требовалось. Оно мне надоело, тело. Тут болит, там болит…
— А теперь? — вырвалось у ассистента.
— А теперь — нет! Ничего нет. Очень удобно. Сволочи. Обрадовались, в печку поскорее… Ну, что молчишь? Ладно, не молчи, Август Рубин, это я так. Все правильно. А как же иначе? Все верно… Ну, как хоть там у вас? Что на дворе-то? Ночь?
— Ночь.
— Ночь… Угу… Понятно… Ну что… расскажи уж тогда, как оно все было. Я быстро умер? Кто-нибудь хоть пришел ко мне? Толстин был? Что молчишь? Не молчи, я тебя прошу!
— Я не молчу, я здесь… Можно, я… как-нибудь потом об этом…
— А-а. — Доктор вздохнул. — Ну, ладно.
— Простите меня за все, учитель…
— Да ну что ты, при чем тут… Да и вообще, что это ты там так расквасился, ты же был в курсе? Гм… Ну ладно. Успокойся. Мы победили.
— Мы победили, учитель…
— Ура.
— Ура. Я правда так рад…
— Но только — тссс. Никому. Делай все по программе.
— Я сделаю, я клянусь.
— Вот. И это… С Машиной там… поаккуратнее.
— Я аккуратно, учитель.
— Поаккуратнее. Береги Машину, Август.
— Я берегу, что вы.
— Береги. Ну ладно, все пока. Хочу побыть один. Я тоже… малость не в себе… Хе-хе…. Ну, умора!.. Кхм… Ну ладно. Скажи мне «спокойной ночи».
— Спокойной ночи, учитель! До завтра!
Август Рубин выключил лишнюю аппаратуру и, шатаясь от усталости, ничего не видя, вышел вон.
Едва в отцовской спальне стихли шорохи и стоны, как отворилась дверь детской, и на площадку бельэтажа выскочил вооруженный автоматом Ростик Рубин. Он был в одних трусах, на голове — боксерский защитный шлем, метнувшись в сторону, он присел за колонной кухонного лифта и выставил дуло перед собой. Внимательно оглядел холл, залитый ночным синим светом. Затем бесшумными перебежками спустился вниз по лестнице, подкрался к двери секретной комнаты. Размазня «басом» конечно же забыл ее запереть. В щель виднелись огни Машины, слышалось ее негромкое ровное гудение. Ростик Рубин толкнул дверь ногой и ворвался внутрь, неукротимый, как тайфун. Прижав автомат к животу, он с ходу расстрелял повскакавших с картишками в руках охранников — всех наповал. Опустив автомат, вытер локтем губы и еще раз всех уложил — уже других — прикладом, стволом, пяткой и опять прикладом. Потом аккуратно запер за собой дверь. Изобретение века было захвачено в плен.
Погуляв вокруг него по комнате, Ростик Рубин закинул автомат за спину и щелкнул блоковым тумблером «сеть». Затем — клавишей «интерфейс». С кнопками на пульте пришлось повозиться. Наконец, вспыхнул транспарант «СВЯЗЬ», и Машина моргнула огнями.
Положив вытянутые руки на пульт и надменно выпрямившись, Ростик Рубин крикнул вдаль петушиным голосом:
— Доктор, отзовись!
— Кто это? — недовольно раздалось из динамиков.
— Это я, Ростик Рубин! Я пришел судить тебя! — без тени смущения отвечал террорист.
— Кто это?.. — растерялся Доктор. — Ростик, ты, что ли?
— Это я, Ростик Рубин! Я пришел судить тебя!
— Черт!! — взорвался Доктор. — Где твой отец, щенок?!
Ростик Рубин снял руки с пульта и не торопясь опустился в кресло.
— Может, я и щенок, — произнес он спокойно, — а ты — вообще никто.
— Август! — заорал Доктор. — Что здесь делает этот паршивец?!
— Нет здесь Августа. И не ори. Никто тебя здесь не боится. Это ты щенок — слепой и беззубый. Или нет, ты — крот. Закопался. Я так и буду звать тебя — Крот.
— Чушь какая-то… Чушь какая-то… — лихорадочно соображал Доктор. — Мальчик, ты только ничего не нажимай там нигде, слышишь меня? Позови лучше папу. Я ничего ему не скажу, мы вместе посмеемся. А потом я расскажу вам обоим страшную историю про загробный ми-и-ир… Давай, давай, позови, будь умницей.
— А его нет!
— Ну как же так — нет, мальчик…
— Ты, Крот, отнял у меня отца и убил его!
— Ты что, спятил?
— Да. У него инфаркт миокарда. Он лежит на полу в своей спальне и не дышит. Он не встанет больше никогда! Я сирота! Ты и мать у меня отнял, Кротище, где вот она? Мама! Мама!..
Недоуменная пауза.
— Ростик, — вкрадчиво нарушил молчание голос Доктора. — Ты что там делаешь? Ты не делай там пока ничего, ты послушай лучше, что я скажу… Ты ведь пошутил насчет папы, правда?
— Нет. Ты убил его, Крот. Ты будешь наказан.
— Ростик, детка, это нехорошая игра, прекрати сейчас же, слышишь! Иди к себе наверх, уже поздно, ничего не выключай, так и оставь — а утром я папе скажу, что сам тебя позвал. Ну иди, иди, баю-бай, и ради бога, не касайся никаких кнопочек — а то тебя током дернет!
— Во-первых, я тебе не детка.
— Ах да, ну да…
— Во-вторых, никаким током меня не дернет. Потому что я никогда не касаюсь токоведущих частей.
— Эээ…
— И в-третьих. Не надейся, Крот, что я тебя просто выключу. Завтра я выучу всю физику и придумаю тебе мозговую болезнь. Чтоб ты помучился, как басом.
— Так. Ладно. Понял. Хорошо. Будем мужчинами, Ростик Рубин. Пожалуй, я действительно виноват перед тобой. И готов ко всему. Но. Ты ведь пришел судить меня? А ты знаешь, чем суд отличается от расправы? Суд способен выслушать оправдания обвиняемого. Это благородно, это по-мужски. А?
— Я готов выслушать тебя, Крот.
— Ага. Ну вот, другой разговор. Я быстро. Мы с твоим папой знакомы уже тысячу лет. Во всяком случае, дольше, чем он с твоей мамой… кхм… Так вот. У нас с твоим папой была общая мечта. Мечта — ты, верно, знаешь, что это такое. Это когда все мысли об одном, и не оторваться, хоть кругом стены упади. И вот она осуществилась, мечта! Решена проблема космического значения! Теперь твой папа станет доктором, почетным академиком всех академий, к нему вернется мама, и вы все вместе поедете к морю! Он купит тебе яхту, хочешь яхту, Ростик? Или самолет. А я буду радоваться за вас. Мне-то ведь ничего уже не надо. Я теперь что — так, экспонат. Чувствуешь? Ты меня беречь должен. А, Ростик?