Страница 65 из 80
— Не знаю, — помолчав, ответил Владька, но по голосу чувствовалось, что знает.
— Вот видите, не знает, — обрадовался Юрий Иванович. — А я заинтересован в этом молодом человеке, — и решил соврать: — Имею отношение к одному очень солидному вузу, так что... — многозначительно задрал бороду, развел руки.
— Что ж, в таком случае... Пойду посмотрю, как мои сдают, — Синус склонил голову — попрощался: — До свидания.
Когда он отошел подальше, Юрий Иванович устало сказал:
— Давай где-нибудь сядем. Разговор будет долгий.
Они прошли к футбольному полю, уселись на одну из скамеек болельщиков. Владька замер, напряженно вытянувшись, лишь изредка вздрагивал, когда Юрий Иванович вздыхал, скреб лысину.
Юрий Иванович думал. Сначала он хотел все рассказать этому худому, очкастому мальчику, но внезапно ему пришло в голову: вдруг детская психика не выдержит, вдруг Владька станет каким-нибудь чокнутым, умственно ущербным, и тогда... Не станет физиком, не приедет навестить, не будет поездки в Староновск. Или другой вариант: Владька поверит, зазнается, почувствует себя юным гением, станет в институте учиться паршиво, закончит вуз заурядным инженером, но с большим самомнением. И опять... Неожиданно Юрий Иванович понял со страхом, как огромна ответственность каждого его слова, каждого шага здесь, в прошлом, потому что одна фраза, одно действие могут повлиять на цепочку последующих поступков людей, с которыми встретился или встретится, и эта цепочка превратится в биографию человека, в его судьбу. Он вспомнил разговор с Ларисой около стенгазеты, подумал грустно и обиженно, что теперь она, пожалуй, не будет до конца жизни любить Бодрова. И сразу же вспомнил о себе, о Юрке Бодрове, и обомлел, представив, что может повлиять на его судьбу — не дать ему стать тем, кем стал, не допустить, чтобы жизненным финалом стала поездка к Черному морю. «Не поверит, потребует доказательств, — испугался Юрий Иванович и разозлился. — Какие еще доказательства? Пусть смотрит на меня, то есть на будущего себя, — лучшее доказательство! И биографию расскажу. Ах — нет!..»
Владька нерешительно шевельнулся, задел локтем.
— Ах да, извини. — Юрий Иванович торопливо достал сигареты, закурил. — Я хотел тебе действительно многое рассказать, да передумал. Об одном прошу: поступай на физтех. Обязательно! Несмотря ни на что!
— Я и сам хотел, — будущий академик оживился и тут же сник. — Но боюсь. Конкурс там... — закрыл глаза, застонал. — И стаж производственный в этом году требуют. Двухгодичный. Так что не знаю.
— Никаких «не знаю»! — Юрий Иванович рассвирепел. Повернул к Владьке страшное лицо. — Слушай меня внимательно и запоминай. Намертво запоминай, на всю жизнь, — немигающе уставился в расширенные, удивленные глаза парнишки. Ты поступишь на физтех. Я тебе гарантирую. Сдавай смело. И с первого курса начинай заниматься проблемой времени.
Владька радостно закивал, хотел что-то сказать, но Юрий Иванович поднял руку.
— Только проблемой времени! — властно повторил он, чуть не добавил: «И ты сделаешь величайшее открытие», но удержался: вдруг все же этот мальчик зазнается? — Область мало исследована, есть где развернуться.
— Да-да, я давно думаю о четвертом измерении, — Владька сдернул очки и, нервно протирая их, засмотрелся мечтательно вдаль. — Ведь если согласно формуле Лоренца добиться, чтобы вэ равнялось цэ, то тэ первое станет равным нулю, а значит, время остановится... Неужели я поступлю? Вот было бы здорово! — он счастливо хихикнул.
— Поступишь, поступишь, — уже спокойней заверил Юрий Иванович, пораженный каким-то Лоренцом, всяческими «вэ», «цэ», «тэ первое». — Верь, в этом твое будущее. Я специально приехал черт знает откуда, чтобы сказать тебе такое. — Помолчал, вздохнул тяжело. — Ты в этом пространстве-времени таких дел наворочаешь, ого-го!
Владька тихо засмеялся. Надел очки, потер ладонями колени.
— Вы разрешите, я пойду. Надо... Надо посмотреть, как наши сдают.
— Валяй, — благодушно разрешил Юрий Иванович. — Не забудь мои слова.
— Я запомню, — мальчик вскочил. От волнения и радости он совсем сгорбился, задрал левое плечо. — Спасибо! — Потискал ладони, словно разминал в них невидимую глину. — Извините, а как вас зовут?
— Мы еще увидимся. Не сейчас, так в будущем, — ушел от ответа Юрий Иванович. Посоветовал насмешливо: — Подналяг на спорт, а то не хватит сил для научных подвигов. Займись плаванием, что ли, или гимнастикой. А то будешь таким, как я.
Владька вежливо улыбнулся шутке, но в почти влюбленных глазах его мелькнула уверенность: нет уж, дескать, таким я не буду.
— До свидания, — расправил плечи, выпрямился, оказался молодцеватым парнем, и пошел к школе.
— Бодрова ко мне пришли! — крикнул Юрий Иванович.
Он снисходительно смотрел вслед Борзенкову и вдруг остро позавидовал этому мальчишке, у которого так ясно и красиво сложится судьба, в то время как он, Юрий, а потом Юрий Иванович, будет мыкаться в жизни, пока не превратится в тучного борова, собравшегося к морю. Солнце припекало лысину, было тихо. Школьный двор прошлого уже не удивлял, казался привычным; потрясение, испытанное утром, притупилось, и Юрий Иванович спокойно, почти равнодушно, посматривал на Саида, на стайку выпускниц, которые чинно прогуливались, сцепившись под ручки. Примчались невесть откуда пацаны, пошумели, поскандалили: «Матка-матка, чей допрос?» — и, кое-как разделившись на две команды, принялись с воплями гонять футбольный мяч.
Юра появился не скоро. Он вывернул из-за угла школы, сопровождаемый верной Лидкой. Постоял секунду-другую, раздумывая; что-то пренебрежительно приказал девушке и пошел не торопясь к Юрию Ивановичу. А тот, чувствуя, как снова наполняется изумлением, страхом: «Это ведь я. Я!» — угрюмо поджидал его и опять поразился, что такой, в общем-то симпатичный и, пожалуй, славный парень превратился в него, Юрия Ивановича; и опять подумал об ответственности каждого своего слова, каждого шага. Но, глядя на добра молодца Юру и представив себя, решил с самим собой не церемониться — много чести!
— Ну как, угадал я билет? — он сплюнул прилипший к губе окурок под ноги Юре.
— Угадали. Спасибо, — юноша с откровенным пренебрежением глядел на будущего себя.
— Чего кривишься, не нравлюсь? — хамовито поинтересовался Юрий Иванович. — Ничего, привыкай.
Он нарочито развязно почесал грудь, широко зевнул, обдав себя, молодого, нечистым перегарно-табачным запахом. Юру передернуло, он отступил на шаг. Спросил резко:
— Вы хотели мне что-то сказать?
— Скажу, скажу, — Юрий Иванович порылся в карманах, достал паспорт. — Сначала почитай-ка вот это. Надо познакомиться, а? — Прищурился, посоветовал с издевкой: — Ты сядь, а то шмякнешься без чувств, копчик сломаешь.
Юрка покрутил непривычный, красный, с большой фотографией документ, полистал.
— Бодров Юрий Иванович, — бегло прочитал он и споткнулся. Прочитал еще раз, про себя. Поднял обескураженное лицо. — Что это? И день, и год, и место рождения совпадают. Шкодный какой-то паспорт.
— Ничего шкодного. Ты посмотри лучше, когда он выдан, — скучным голосом посоветовал Юрий Иванович. Достал деньги, расправил. Поинтересовался: — Нам с тобой десятки на обед хватит? У меня уже в животе бурчит, — и вдруг рывком вскинул голову, приоткрыл ошалело рот, захохотал. — Батюшки! Я же остался без гроша в кармане. Придется тебе содержать меня.
А Юра в это время читал:
— Выдан шестого декабря семьдесят восьмого... Тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. — Он растерянно улыбнулся, но лицо уже бледнело, в глазах, сменяясь, уже проплыли удивление, насмешка, недоверие, и в конце концов прочно поселился страх. — Это подделка?
— Какая к шутам подделка, — обиделся Юрий Иванович. — Да ты сядь, а то действительно без сознания плюхнешься, — дернул за курточку Юру, тот послушно опустился на скамейку. — Это тоже подделка? И это? — посмеиваясь, сунул ему деньги; достал пригоршню монет, высыпал в вялую ладонь юноши, развернув ее кверху. — Нет, дорогой мой... как к тебе обратиться, не знаю, это все настоящее. — Тяжело задышал, отдуваясь и всхрипывая. — Сейчас я тебе скажу одну нелепую, дикую новость, а ты посиди, подумай. Когда придешь в себя, поговорим спокойно. Согласен?