Страница 66 из 80
Юра обреченно кивнул.
Юрий Иванович поднялся, расставив широко ноги.
— Я, — стукнул себя в грудь, — это ты, — ткнул в грудь юношу. — Ты, — пощекотал его пальцем, — это я! — Опять постучал себя по груди. — Только я прибыл издалека, — махнул рукой за спину, — из будущего.
Он разговаривал, как с иностранцем или глухонемым: четко и громко выговаривая слова, помогая себе мимикой, жестами.
Юра опять кивнул, но лицо было тупое, взгляд бессмысленный.
— Вот и ладно. Переваривай, а я покурю. — Юрий Иванович снова сел. Закурил.
Юра неуверенно потянул у него из рук зажигалку. Оглядел ее.
— Газовая. У вас таких нет, — вновь громко пояснил Юрий Иванович и пальцами изобразил пламя.
— Не кричите, — поморщился Юра. — Я не глухой.
Он внимательно осмотрел бумажные деньги, потом каждую монету, заметил вполголоса, что одна двухкопеечная и две копеечных еще нынешнего времени, спросил, когда была проведена реформа и зачем, — на это Юрий Иванович не сумел ответить. Вернул деньги, велел Юрию Ивановичу вытянуть правую руку, нашел между указательным и средним пальцами белое пятнышко — в седьмом классе, испытывая волю, прижег в этом месте через лупу, — сравнил со своим.
— Все равно не верю. Вы все подстроили, — зажал лицо в ладони. — Этого не может быть.
— ...потому что не может быть никогда? — ехидно уточнил Юрий Иванович. — А еще считаешься начитанным. Путешествие во времени — это же затасканный, бродячий литературный сюжет. Кто только об этом не писал: Маяковский, Булгаков, Уэллс, Лем, Твен, Брэдбери...
— Брэдбери? Американец? — Юра насторожился. — Он нытик-пессимист. — Выпрямился. — И вообще, все эти путешествия во времени — выдумки!
— Хороша выдумка! — мелко затрясся в смехе Юрий Иванович. Похлопал себя по гулкому животу. — Пощупай, вполне материально.
Юра брезгливо скривился. Посмотрел ненавидяще.
— Неужели вы думаете, что я стану вот таким... — в голосе было отвращение. «Лысым толстяком», — догадался Юрий Иванович. Но этого Юра сказать не решился. Выбрал неожиданное: — Таким оборванцем.
— Оборванцем? — поразился Юрий Иванович. Оглядел себя. — Странно. Ты же всегда был пижоном. На людях лицемерил, а в душе завидовал стилягам. Вот и сбылась твоя мечта, я стал стилягой. Стилягой будущего. Конечно, вид немного хипповый, но это не беда, так даже модней. Чем я плох? — Вскочил, подбоченился ернически. — Пиджак — японский, рубаха — французская. Чистый нейлон, смотри. Правда, в наше время нейлон уже не котируется...
Юра покосился, и в глазах его слабым отсветом блеснуло любопытство.
— Ага, зацепило, — торжествовал Юрий Иванович. — Вот эти спецовочные штаны, они называются джинсы, лет через десять станут твоей главной мечтой. Смотри, любуйся, — повернулся спиной, забросил полы пиджака, похлопал себя по заду. — Вот ярлык, лейбл. Штатовские. Из-за них ты будешь слюни распускать, моралист дутый...
— Неправда это! Все неправда! — с отчаянием выкрикнул Юра. — Я вам не верю. Ничему не верю! Не может быть, чтобы я превратился в вас!
Саид на волейбольной площадке вытянулся в струнку, посмотрел в сторону Бодровых из-под ладони. Юрий Иванович оправил пиджак, вяло помахал учителю рукой — все в порядке, дескать.
— Лицом к лицу лица не увидать, большое — и добавлю: ничтожное — видится на расстоянии, — щеки и лоб Юрия Ивановича вспотели, точно их смазали вазелином. — Хочешь еще доказательств? — Он сел на скамейку напротив. Достал платок, отерся. — Могу рассказать несколько эпизодов из твоей жизни. Только это будут неприятные эпизоды. Именно они запоминаются. Хорошее забывается, а плохое житья не дает. Рад бы забыть, да... Рассказать? — поглядел требовательно и с болью.
— Ну-ну, послушаю, — Юра всунул руки в карманы брюк, качнулся.
— За комсомольское собрание, когда влепили Владьке выговор, не стыдно?
— А-а, вас Борзенков подослал, — понимающе закивал Юра, но видно было, он растерялся: не ожидал, что пухлый бородач знает такое. — Владька хотел навязать реакционные взгляды!..
— Ладно, вижу, ты еще не созрел, — перебил Юрий Иванович. — В наше время генетику, о которой догадывался Владька, изучают в школе, а кибернетику уже сейчас, в ваши дни, не считают лженаукой, но... Не о том речь. Как ты бахвалился перед парнями, какую грязь нес о Лидке, рассказать? О Тонечке рассказать?
Юра заерзал, вытянул из карманов руки, отвел глаза; из-под воротника, по шее, заливая лицо, расползалась густая вишневая волна.
— Хорошо, пощажу. Но вот одну пакость я себе, а значит, и тебе, простить не могу. Помнишь, Цыпа со своими шакалами поймал тебя в кинотеатре и приказал не ходить за Лариской? Ты не отворачивайся, не отворачивайся! — Юрий Иванович схватил его за подбородок, развернул к себе. — А ты, здоровый, сильный, заюлил, задрожал, наврал зачем-то, что с Лариской дружит Владька, и еще гадостей каких-то насочинял. Помнишь? — стиснул подбородок Юры, тряхнул слегка. — А помнишь, как в душе подленько радовался, когда Цыпа Владьку избил? Ты, народный трибун, обличитель трусости, безнравственности... Мразь! — и, неожиданно для себя, ударил Юрку.
— Э! Э! Не сметь! — гневно и гортанно раздалось за спиной.
Юрий Иванович оглянулся.
Юра вскочил, жалобно улыбнулся.
— Ничего, Саид Хасанович, не беспокойтесь.
— За что вы его ударили? — Физрук коршуном налетел на выпрямляющегося Юрия Ивановича, вцепился в руку, заломил ее.
— Не надо, Саид Хасанович, я сам виноват, — Юра втиснулся между ними, попытался плечом оттолкнуть учителя. — Познакомьтесь, Саид Хасанович, это... мой дядя.
— Дядя, не дядя — не имеет значения, — Саид, остывая, разжал пальцы. — Бить — не метод.
— Иногда метод. Особенно пощечина мужчине, — деловито возразил Юрий Иванович. — Пусть требует сатисфакции, если я не прав, — потер предплечье. — Ну и хватка у вас. Железная, — покачал восхищенно головой. — Не ожидал... Не ожидал, что вы вступитесь за Юрку, — положил руку на спину вздрогнувшему, съежившемуся Юре, подтолкнул его. — До свидания. Я вас очень уважаю, Саид Хасанович. — Отойдя, оглянулся, сказал весело: — Сбудется ваша мечта: вон там, — показал на торец школы, — построят спортзал. Верьте мне!
Юра, вывернувшись из-под его ладони, прошептал с желчным удовольствием:
— Саид подумает, что вы чокнутый.
Юрий Иванович помолчал, глядя в землю.
— Не исключено. Действительно, нехорошо получилось, — согласился без раскаяния в голосе и переменил тему: — Сейчас заскочишь домой, возьмешь деньги. Они у тебя в «Капитале» Маркса хранятся...
— Откуда вы знаете про «Капитал»? — перебил Юра.
— Ты купил его, когда увидел в магазине Синуса, — начал было спокойно Юрий Иванович и возмутился. — Все время забываешь, что ты — это я! Начинай привыкать... Возьмешь деньги, и пойдем в чайную, потому что я зверски хочу есть.
— В чайную не пойду! — решительно заявил Юра. — Там пьют.
— И-э-эх, — протяжно вздохнул Юрий Иванович, — если бы это пугало тебя и в дальнейшем.
4
В почти пустой, с дешевой старомодной роскошью, чайной — плюшевые шторы, копии голландских натюрмортов в бронзированных под золото рамах (тусклое серебро, лимоны, бокалы, дичь) — Юрий Иванович облюбовал дальний столик у окна. Усадил Юру под разлапистую пальму с острыми, жесткими, точно пластмассовыми, листьями.
— На, читай пока. Это все, что осталось от твоего творчества, — вынул из заднего кармана листок сочинения, положил на скатерть. Припечатал ладонью. — Когда дойдешь до строчек, что у нас нет «лишних» людей, посмотри внимательно на меня. Но думай о себе, о том, в кого ты превратишься.
И отошел к буфету, чтобы Юра мог побыть один. Пока стоял в очереди за двумя мужиками, разглядывал в витрине горки зачерствевших шоколадных конфет, бутерброды с покоробившимся сыром, скользкой на вид красной рыбой, удивлялся богатому набору давно забытых бутылок — «Нежинская рябина», «Спотыкач», «Ерофеич», — нет-нет да и посматривал на Юру. Тот дочитал и глядел в стол, безвольно опустив плечи. Головы не подымал, и вид у парня был убитый.