Страница 29 из 80
На обратном пути разговорились. Олег — полноватый, белолицый парень, с восторженными глазами под толстыми стеклами очков — в разговор особо не встревал, слушал, поддакивал, сопереживал. Зато Саня, посмеиваясь над своей похмельной слабостью, поминутно вытирая обильный пот, все отбрасывал назад свои светлые волосы и болтал без умолку. Он уже освоился и по снежникам шагал уверенно, снег перед собой на прочность не пробовал, зато каждый раз на ходу прихватывал горсть зернистого рассыпчатого снега, лизал его как мороженое, все своим видом показывая — снег в июне? — видали и похлеще. Семен смотрел на это спокойно, только один раз взял его жестко за шиворот:
— Ты, я гляжу, морем собрался до Петропавловска добираться?
— Как это? — не понял Саня.
— Смотри! — Семен подвел его к снежному колодцу, дохнувшему холодом и сыростью. Внизу, в пятиметровой зеленоватой дыре, бесился клокоча белой пеной ручей. — Метров через сто отсюда — водопадик, потом ручей впадает в речку Жировую, а там и Тихий океан недалеко. Нам тебя и не догнать будет. — Семен смотрел на парней пристально, без улыбки.
Саня передернул плечами.
Они вышли к палаткам. Семен снял на ходу свою клетчатую рубаху, вытер ею потное лицо (мускулы на спине перекатились) и предложил:
— Пойдем к костру, чаю глотнем.
Он снял чайник с почти прозрачного огня, с видимым удовольствием разлил дымящийся чай по кружкам, свою отставил в сторону — остывать, потом неторопливо выбрал на золе уголек, прикурил от него.
— О! Чефир! — сказал Олег, хлебнул из кружки и поперхнулся. Очки у него запотели.
— Чефи-и-ир... Не болтай того, чего не знаешь, — не оборачиваясь обронил Семен.
Семен повесил кружку на колышек рядом с костром, встал, за ним поднялись остальные. Надо было выкопать ямы под магнитометры, установить и подключить аппаратуру, развести химию — проявители-закрепители и вообще переделать много мелких, но неотложных дел. Он быстро распределил работу — Сашке досталась заготовка дров, — а сам занялся настройкой магнитометров. Семен уже лежал на земле и выставлял прибор по азимуту, когда совсем рядом услышал неестественные, бухающие удары топора. Он встал, пошел разбираться. У развесистого куста стланника воевал Сашка. Он подкрадывался к толстой, в руку толщиной, ветке и лихо рубил ее, как Георгий-победоносец змия. Топором он орудовал, как колуном — из-за головы, — ухал по-молодецки, но исклеванная ветка бешено пружинила, подбрасывая топор вверх, и Саня, ловко уворачиваясь от обуха, снова бросался в атаку. Семен подошел сзади, поймал за топорище взметенный топор и легонько потянул на себя. Саня потерял равновесие, разжал пальцы, и тогда Семен наподдал ему болотным сапогом в деловито оттопыренную задницу.
— Ты чего? — взъелся Сашка. Он смотрел на Семена снизу вверх — растрепанный, злой, потный.
— Мне еще производственных травм не хватало! Ты как рубишь? Как топор держишь? — Семен взял топор, и широкие, разлапистые ветки кедрача начали плавно ложиться на землю, роняя длинную желтую хвою. Отточенное лезвие входило в сухое дерево наискосок, с поттягом, и срез был чистый, словно приполированный.
— О! Прямо казацкая рубка! — одобрил Сашка.
Семен бросил топор.
— А ты, казак, чем на материке занимался? Где работал?
— На мотороллере. Товары по универмагам развозил. Все дефициты мои были, — добавил он.
Семен сперва растерялся, а потом поморщился — хватает же у мужика совести хвастаться. Сашка заметил эту презрительную гримаску и засмеялся:
— Ты чего, начальник, как красная девица? Нормальная работа. Имел в два раза больше чем другие.
— Ты! — заорал на него Семен. — Чтобы к вечеру дров натаскал выше палатки! — Он пнул срубленные ветки, перешагнул через топор и быстро зашагал к магнитометрам. Он был зол на себя за то, что стушевался перед этим блондинчиком, зол за то, что за двадцать восемь лет жизни так и не научился вещам, которые известны всем — достать, договориться, позвонить нужному человеку... Может, поэтому и не сдержался сейчас... «Надо поменьше обращать на него внимания», — решил Семен.
Под вечер снова пришел вертолет. Сперва из него выпрыгнул Рыжий, забегал, принюхиваясь, — такой весь деловой, озабоченный пес, но все-таки не выдержал, подпрыгнул несколько раз, облаял посвистывающие лопасти и уж потом степенным шагом направился к костру. Следом за ним появился Витек Назаров и тут же начал выгружать батареи, укладывать их аккуратным штабелем. Закончив, он отряхнул ладони и пошел навстречу, раскинув руки: «Нача-а-альник!» Семен встретил его на полдороге, ткнул кулаком в плечо: «Ты чего такой лохматый, как анархист?» — и только тут заметил, что рядом с вертолетом стоят две девушки.
Его парни, увидев этих длинноногих девиц в капроновых ярких ветровках и неумело завернутых болотных сапогах, встрепенулись, быстро заправили рубахи в штаны, пригладили растрепанные волосы (Андрей еще протер очки) и, решив на этом, что они выглядят достаточно прилично, пошли знакомиться.
Девицы были похожи друг на друга, как участницы молодежной телепередачи. Когда Семен узнал, что они с одного курса, зовут их Вера и Надежда, он успокоился и потерял к ним интерес.
Но вечером Валерка отвел Семена в темноту и, нависнув над ним вопросительным знаком, зашептал:
— Старик, надо бы как-то сплотить коллектив... Вечер сделать у костра, посидеть...
Семен молча развел руками и засмеялся. Фляжку со спиртом, которую он брал с собой в каждое поле и на которую намекал Валерка, мало кто видел пустой и уж никто не мог похвастаться, что раскрутил Семена на выпивку просто так, для настроения. Спирт был нужен на случай купания в ледяной воде при переправах, при сильной зубной боли или при свирепых приступах ностальгии, которая страшнее, чем зубная боль. Бывало, что сезон заканчивался, а фляжка так и оставалась полной. «Бывает хуже», — говорил во многих случаях Семен.
— Бывает хуже, — усмехнулся он на этот раз со значением. — Может, мне вас в поле женить еще придется, вот тогда и распечатаем напиток.
Валерка махнул рукой и зашагал к костру. А там уже всеобщим вниманием завладел Санечка. Семен постоял минуту, посмотрел, как от костра летели искры, теряясь среди крупных звезд, послушал, как потрескивают дрова.
— По снежникам ходите осторожней, — говорил Сашка. — А то вас придется в Тихом океане вылавливать... Участок этот называется Мутновским по вулкану и речке...
— Кстати, кто так назвал участок? — спросила черненькая девушка. Семен вспомнил, что ее звали Вера.
— Действительно, Саша, расскажите, — подхватила вторая — небольшая, с короткой стрижкой. И Семену показалось, что голос у нее слишком заинтересованный, а хитрые глаза чересчур внимательные.
— А вот мой коллега вам расскажет, — устало сказал Санечка, мотнул кудрявой головой в сторону Семена и отвернулся от костра.
— Дак русские люди и назвали, — подхватил Семен, опускаясь на землю.
— Топографы? — тихо спросила Надя.
— Скорее всего, казаки. Часть названий осталось местных — Авача, Вилюча, а рядом русские названия — Горелый, Мутновский, это все вулканы... Называли их через один. Стоят два вулкана рядом: один по-корякски называется, другой по-русски. Может быть, когда начали сближаться казаки с местным населением, это нарочно было сделано, вроде как символ... Дескать, мир и дружба. — Он говорил негромко, почти машинально, а сам слушал, как за спиной монотонными горловыми звуками бормочет ручей, чувствовал, что, как только он сел у огня, темнота сгустилась, пространство одним прыжком сжалось до освещенного круга и вулканы, о которых он только что вспоминал, ушли куда-то, остались только лица людей, высвеченные ровными сполохами огня — красные, словно обожженные этим пламенем... И надо бы вот сейчас, пока они неотрывно смотрят на огонь, постараться понять: не просто работать — жить вместе...
— А топографы потом более мелкие объекты называли, — сказал Валерка. — Реки, ручьи...
В начале сезона в палатке (если ее поставить не на шлаковых полях) всегда пахнет сенокосом — дымком и увядающей травой. Подумав это, Семен понял, что Витек Назаров все-таки успел протопить все палатки березовым корьем, чтобы жилым духом пахло. Этот запах есть всегда, потому что труба у печки еще пригнана не плотно, сама печка не успела обгореть, а к запахам травы просто не привыкли после зимнего полевого сезона. И когда в палатке тихо, только слабый ветерок колышет брезент, и погашена лампочка, и ничто постороннее не лезет в глаза, тогда начинаешь различать и другие запахи — горячего пластика от панелей аппаратуры, резины — от кабелей и проводов, мягкий запах ружейного масла — от двустволки, что висит в изголовье.