Убийство в ЦРУ

«Агентство, в котором работал Хаблер, недавно уже понесло утрату, когда его основательница и президент, Барри Мэйер, скончалась в Лондоне от разрыва сердечных сосудов».

Коллетт сидела на кушетке в гостиной. На ней был халат Верна. Она не сводила с газеты глаз. Уитли мерил шагами комнату.

— Может, это было совпадение, — без всякого выражения, на одной ноте выговорила Кэйхилл.

Уитли остановился у окна, глянул на улицу, побарабанил пальцами по раме, обернулся и сказал:

— Коллетт, не морочь себе голову. Не может. Один за другим — да еще в такой короткий промежуток?

В теленовостях пошел блок местных сообщений, и они прислушались. Прошло втором сюжетом. Ничего нового. Сам факт смерти Хаблера — очевидное ограбление — тонкий, остро отточенный предмет как орудие. Никаких подозреваемых. «А теперь вернемся в Нью-Йорк к Чарльзу Гибсону, у которого в гостях бывшая звезда рока, открывшая для себя религию».

Коллетт щелкнула выключателем. Они всю ночь провели без сна, сначала в гостиничном номере, потом, в четыре утра, перебрались в эту квартиру, где Уитли сварил кофе. Она плакала: больше всего от жалости к Дэйвиду Хаблеру, немного оттого, что была напугана. Теперь вместилища ее слез, подумала Коллетт, пусты. Все, что осталось, — пересохшее горло, резь в глазах да ощущение пустоты в желудке.

— Расскажи мне еще раз, как ты узнал, что Дэйвид мертв.

— Вот это уж самое настоящее совпадение, Коллетт. Я сидел в полицейском управлении Росслина, пытался выудить кое-какие сведения, ну, по моему заданию. И как раз при мне доложили о Хаблере. Благодаря тебе я сразу же понял, кто это такой. Ты столько о нем говорила тогда на вечеринке у себя дома, рассказывала, как этот тип, Хотчкисс, похвалялся, что наконец-то прибрал агентство к рукам, и какое это могло иметь значение для Хаблера.

— Ты в полиции просто случайно оказался? — В ее голосе слышалось сомнение.

— Ага. И как услышал про Хаблера, тут же побежал искать тебя в гостинице.

Она с силой выпустила струю воздуха сквозь губы и дернула себя за прядь волос.

— Это жуть, Верн, такая жуть!

— Тут и спорить не о чем, вот потому-то нельзя делать вид, будто произошло глупое совпадение. Послушай, Коллетт, ты ведь не веришь, что твою подругу Барри свалил инфаркт. Так?

— Этого я тебе никогда не говорила.

— И не требовалось. По тому, как ты говорила об этом, мне всё стало ясно. Если ты права — если ее кто-то убил, — тогда смерть Хаблера имеет, черт возьми, совсем другой смысл и значение! Так ведь?

— Я не знаю, как Барри умерла. Вскрытие показало…

— Какое вскрытие? Кто его делал? Ты сказала, какой-то лондонский врач? Кто он такой? Кто-нибудь здесь, как-то связанный с ее семьей, это подтвердил?

— Нет, но…

— Если Барри Мэйер умерла не естественной смертью, кто, по-твоему, мог убить ее?

— Черт возьми, Верн, я не знаю! Я больше вообще ничего не знаю.

— Еще кофе хочешь? — спросил Уитли.

— Нет.

— Давай рассмотрим все, не теряя головы, — сказал Уитли. — Тот, кто убил Хаблера, кто бы он ни был, мог убить и Барри, так? Мотив, не исключено, имел отношение к агентству, к клиенту, издателю или этому типу Хотчкиссу. Что ты о нем знаешь?

— То, что он мне не очень-то понравился, что он ужинал с Барри вечером перед тем, как она умерла, и что он заявляет, будто подписал с нею партнерское соглашение.

— Бумаги он показал?

— Нет.

— Ты знаешь, где он живет, где его контора в Лондоне?

— Где-то записано. Хотя он и не там сейчас. Он в Вашингтоне.

У Уитли округлились глаза.

— Он здесь!

— Да. Записку мне оставил. Он в «Уилларде».

— Ты говорила с ним?

— Нет. Когда я позвонила, его не оказалось на месте.

Уитли снова принялся вышагивать по комнате. Задержался у окна.

— Давай я поговорю с Хотчкиссом, — сказал он.

— Зачем тебе это нужно?

— Интересно.

— С чего? Никого из этих людей ты не знаешь.

— Все, что со мною сейчас творится, из-за тебя. — Он сел рядом и тронул ее за руку. — Послушай, Коллетт, выписывайся-ка из гостиницы и переезжай сюда ко мне. Брата еще недели две не будет.

— Я думала…

— И я тоже, но вчера он позвонил из Африки. Заказные фото брат сделал, теперь хочет поснимать для себя.

Кэйхилл взвесила его предложение.

— Ты, похоже, считаешь, что мне грозит опасность, — сказала она.

Он пожал плечами:

— Может, да, может, нет, только и ты причастна к обоим случаям. И с Хотчкиссом встречалась. Он знает, что ты дружила с Барри, что тебе известно о ее завещании, по которому руководителем агентства делался Хаблер. Не знаю, Коллетт, просто я думаю, что лучше обезопасить себя, чем на том свете локти кусать.

— Глупо все это, Верн. Я ведь могу и к маме снова уехать.

— Нет, мне нужно, чтоб ты была здесь.

Она взглянула на его худощавое точеное лицо и поняла: он никакую не любезность ей предлагает, а отдает приказ. Поднявшись с кушетки, она подошла к окну и стала смотреть вниз на прохожих, спешивших по улице на работу; в руках они несли портфели и коричневые бумажные пакеты с кофе и бутербродами. Было что-то успокаивающее в этом зрелище. Нормальная картина. А вот то, что с ней происходило, нормальным не было.

— Пойду обмоюсь, — сказал Уитли. — На утро у меня кое-какие встречи назначены. Ты чем займешься?

— Определенных планов нет. Надо позвонить кое-кому и…

— И съехать из гостиницы. Так?

— О’кей. Звонить могу?

— Можешь все, что хочешь. И давай уж сразу и прямо: ты живешь здесь, но это вовсе не значит, что тебе придется спать со мной.

Она не смогла удержаться от улыбки.

— Ты и вправду думал, что я могу предположить такое?

— Не знаю, я только хочу, чтоб это было понято.

— Есть, чтоб было понято, сэр!

— Не строй из себя умного парня.

— А ты, уж сделай милость, не корчь из себя мужского шовиниста.

— Слушаюсь, мэм! Буду стараться!

Услышав шум воды в душе, она взяла в гостиной телефон и позвонила маме.

— Коллетт, ты где пропадаешь? Я столько раз звонила тебе в гостиницу и…

— Со мной все о’кей, мам, просто некоторые планы поменялись. Когда увидимся, я тебе обо всем подробно расскажу. У тебя что-нибудь случилось?

— Нет, только звонил мистер Фокс. Это ведь он тебе так понравился, да?

— Да. Что он хотел?

— Сказал, чтобы ты позвонила ему, что это очень важно. Я обещала известить тебя, но застать все никак не могла.

— Все в порядке, мам. Я ему утром же позвоню. Что еще нового?

— Ничего. Твой дядя Брюс упал вчера ночью. Руку сломал.

— Какой ужас! Он в больнице?

— Следовало бы, да он не хочет там оставаться. Вечная беда с такими выпивохами, как он. Не может лечь в больницу, потому что там не выпьешь. Руку ему упрятали в гипс, а самого отправили домой.

— Я позвоню.

— Было бы мило с твоей стороны. Он ведь такой хороший человек во всем, кроме выпивки своей несчастной. Проклятие да и только.

— Мам, мне надо бежать. Попозже позвоню. Между прочим, я несколько дней поживу на квартире у брата Верна.

— С ним?

— С Верном? Ну…

— С его братом.

— Что ты, нет! Он в Африке снимает по заказу. Верн будет здесь, но…

— Будь осторожна.

— С Верном?

— Я не это имела в виду, просто…

— Буду осторожна.

— Передай ему от меня привет. Он славный мальчик.

— Передам. — Она дала матери телефонный номер квартиры.

Уитли вышел из душа, обернув вокруг пояса большое мохнатое красное полотенце. Волосы у него были мокрые и рассыпались по лбу до самых глаз.

— Ты кому звонила? — спросил он.

— Маме. Тебе от нее привет.

— Ванная в твоем полном распоряжении.

— Благодарю.

Она прикрыла за собой дверь в ванную, повесила на нее изнутри халат и включила душ. Радио внутри душевой было настроено на станцию, передававшую легкий рок. Кэйхилл сквозь воду и клубы пара дотянулась до настройки и нашла станцию УКВ, по которой транслировалось «Адажио для струнных» Самюэля Барбера в исполнении Нью-Йоркского филармонического оркестра. Она прибавила звук, убрала руку, встала перед зеркалом и, отерев запотевшее стекло ладонью, уставилась на собственное отражение.