Страница 105 из 146
Приставленный стеречь его «цербер» — черная, хищно-прилизанная механическая тварь — тоже хранил неподвижность. Саймон с горечью подумал, что Лиргисо тот еще перестраховщик: ну зачем, скажите на милость, нужен сторожевой робот экстра-класса, если охраняемый объект — несчастный, раздавленный, до полусмерти замученный маленький человек, ни в чем, вдобавок, не виноватый?
Так все и продолжалось изо дня в день, но однажды Саймон услышал голоса. В коридоре за дверью нецензурно ругались, роняли какие-то предметы, топали, кто-то отрывисто отдавал команды и спрашивал, «где эта сволочь». Ага, опять по его душу пришли, опять хотят, чтобы он за что-то отвечал! Взгляд Саймона заметался по круглой комнате с тошнотворными кровавыми разводами на нежно-перламутровых стенах: даже спрятаться негде, ничего тут нет, кроме «цербера» и матраса…
И лишь потом до него дошло, что речь идет не о нем. Эти, в коридоре, ищут другую сволочь, им нужен не Саймон Клисс, а Лиргисо.
Господи, да это же спецназ!
Саймон настолько ослаб, что с первого раза его услышал только «цербер», угрожающе пошевеливший манипуляторами.
— Помогите! — срывая надтреснутый голос, снова позвал Клисс. — Заберите меня отсюда!
Теперь услышали.
— За этой дверью кто-то есть! — донеслось из коридора. — Энзо, проверь!
Видимо, у Энзо был биосканер, и чуть погодя другой голос подтвердил:
— Там кто-то живой.
Саймон на четвереньках подполз к двери. «Цербера» такое проявление активности пленника насторожило, он придвинулся ближе, неслышно переступая суставчатыми лапами на присосках.
— Эй, кто там? — спросили снаружи.
— Я! — отозвался Клисс. — Спасите меня!
Главное, ни слова про «цербера», а то они сюда не сунутся, потому что «цербер» — это серьезно. Из их обрывочных реплик Саймон понял, что Лиргисо они все-таки упустили; значит, тем более нельзя тут оставаться.
Характер шума внезапно изменился. Возгласы, ругань.
— Уходим!
— Все слышали?! Уходим! Сейчас тут все полетит к чертовой матери…
— Там живой человек!
— Здесь живой человек! — оценив обстановку, закричал Саймон. — Не бросайте меня, я все знаю про Лиргисо! Вам нужна информация?!
— Отойди подальше от двери и прикрой голову! — потребовали из коридора. — Эй, ты понял? Сейчас мы взорвем дверь!
Что-что они сделают?.. Саймон задохнулся от ужаса.
— Не надо! Ничего здесь не взрывайте, Лиргисо этого не простит! Он же опять меня поджарит, если что-нибудь взорвется!
Его обматерили, а после попытались выбить дверь, но та не поддавалась.
— Уходим!
— Там этот псих, не бросать же его!
— Не бросайте меня! — всхлипнул Саймон. — Будьте вы прокляты, если вы меня бросите! Я ценный, я помогу вам поймать Лиргисо, я про него столько знаю — пальчики обли… тьфу ты, не пожалеете! Заберите же меня отсюда!
— Отойди от двери, мудила!
— Тут нельзя ничего взрывать! Если вы меня тут оставите, Господь вас покарает!
— Я тебе, …, популярно объясняю: не отойдешь от двери — е…шься вместе с ней! У тебя есть пять секунд, время пошло!
Так бы сразу и сказали. Клисс проворно ретировался в сторону, прикрыл голову. Краем глаза покосился на «цербера»: тот выдвинул стволы и приготовился к бою с незваными гостями. Ох, что сейчас будет… Саймон пожалел о том, что у него нет съемочной аппаратуры, но потом спохватился: на кой ему аппаратура, тут бы ноги унести!
Удар по барабанным перепонкам, болезненная встряска. Дверь упала на середину комнаты, раздавив влажно чавкнувший гелевый матрас. «Цербер», только этого и дожидавшийся, открыл огонь, но вскоре с ним разделались, потому что у спецназовцев были кумулятивные гранаты.
Оглушенного, порезанного осколками Саймона выволокли в коридор. Трое в бронекостюмах лежали на полу — жертвы «цербера», то ли убитые, то ли тяжело раненные, и за углом как будто шел бой, и освещение пульсировало, вызывая резь в глазах и дезориентацию, и по потолку ползла какая-то жуть, не понять, механическая или живая… Последние маски сорваны, Преисподняя больше не пыталась казаться чем-то иным.
— Мы в ловушке! — взвизгнул Клисс. — Видите?! Видите это?!
— Да заткните его кто-нибудь! — взмолился один из спасителей.
Другой закованный в броню спецназовец вынул из кобуры парализатор. Перед тем, как он нажал на спуск, Саймон успел крикнуть:
— Топаза убейте, если найдете!
Корабль на треть занесло песком, на его ребристом сером корпусе с золотыми эмблемами Космопола распластались песчаные звезды — название дал им Поль, из-за их сходства с морскими звездами. Эти были крупнее, их тела покрывала жесткая щетина, они кишели повсюду — то закапывались в песок, то выбирались наружу, погреться в бледных лучах маленького, окруженного размытым ореолом солнца.
Планета была холодная, с ядовитой для людей атмосферой, обитали тут примитивные создания с непонятным метаболизмом (Фласс, забросивший сюда псевдокосмополовский корабль, находил их вполне съедобными), ценных ископаемых почти не было — мирок, ни для кого не представляющий интереса, затерянный в глубине малонаселенной области Галактики.
Корабль действительно когда-то принадлежал Космополу — стандартная патрульная посудина, неведомо какими путями доставшаяся «Конторе Игрек». Экипаж на сто процентов состоял из людей; того силарца, который вызвал Стива, не существовало в природе — синтезированное изображение, неотличимое от реальной записи. Когда Стив разобрался, что к чему, он сам был обескуражен тем, на какую избитую уловку попался.
На борту не нашлось ни одного документа, указывающего на местонахождение хотя бы самой захудалой базы «Подразделения Игрек». Агенты знали, что крупно рискуют, выдавая себя за патруль Космопола, и соблюдали конспирацию.
Не было необходимости здесь задерживаться, но после Манокара и той сумятицы, которая захватила Тину, Стива и Поля на Незе, эта планета казалась почти санаторием. Поль здесь наконец-то ожил; они с Ивеной затеяли снять фильм о местной фауне и подолгу выслеживали с видеокамерами щетинистых червей трехметровой длины, которые, как и звезды, гнездились в источенной ходами и норами почве под слоем песка, а также стайки блеклых муаровых «запятых», порывисто скользящих по поверхности желто-серых барханов. Кто на кого охотится, «запятые» на червей или наоборот, оставалось загадкой. Похоже, охота была взаимной, а песчаные звезды поедали останки и тех, и других.