Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 78 из 83



Доктор Хаваш хорошо помнил содержание книги. Молодой художник Эварист Гамлен становится присяжным заседателем трибунала революционной Франции; он с таким же рвением выполняет свои обязанности и так же фанатично предан революций, как в его товарищи-единомышленники. В конце концов он разделяет трагическую судьбу якобинцев, сложив голову на плахе.

— В одном мне хочется упрекнуть Франса, — сказал Самуэли. — Он лишь «фиксирует» исторические события, а сам как бы лукаво щурится. Мы, дескать, куда мудрее! Но ведь мы стали умнее благодаря опыту предшествующих поколений, ценой трагедий…

— Исторические романы писатели обычно адресуют своим современникам, — возразил Хаваш. — Как иначе воссоздать события прошлого, если не с позиции современников?

Пытаясь опровергнуть его, Самуэли раскрыл книгу и взволнованно прочитал:

— «Сын мой! Ты вырастешь свободным и счастливым. И этим ты обязан бесчестному Гамлену. Я жесток, чтобы ты стал счастливым, я бессердечен, чтобы ты стал добрым. Я беспощаден, чтобы французы, проливая слезы радости, обнимались». Книга заканчивается тем, что от революционеров отрекаются. Меня ничуть не беспокоят осыпающие нас бранью, я не обращаю внимания на их оскорбления.

Но мыслимо ли, Банди, чтобы наши дети судили о нас так, как это предсказывает Гамлен? Неужели они предадут забвению нашу самоотверженность, забудут, что мы действовали ради их блага?

— А что, если Анатоль Франс намеренно стремится вызвать у читателей именно те чувства, что взволновали тебя? Напоминает неблагодарным потомкам о священном долге — отдать дань уважения борцам прошлого?..

— В таком случае его перо где-то сфальшивило! — рассердился Самуэли. — Он не сможет достичь своей цели, развенчивая главного героя, Эварист Гамлен в состоянии любовного ослепления отправвить обвиняемого на гильотину! Если он способен на такое, я не могу отождествлять его с другими борцами французской революции!

Доктор взял книгу и стал перелистывать.

— А вот это, по-моему, совсем ни к чему, — замечает он. — Гамлен, до того как его поведут на плаху, пытается покончить жизнь самоубийством.

— Вовсе нет! — щеки Тибора запылали. — Анатоль Франс здесь строг, но справедлив. Гамлен сам отправил многих людей на гильотину и этим отличается от других героев, участь которых должен разделить. Его товарищей плаха превращает в мучеников, а для него — это уродливый, карикатурный исход. Только самоубийство может избавить его от этого! Но Гамлен — несправедливый судья, поскольку, вопреки своим благим намерениям, он однажды грубо злоупотребил своим положением. А потому его самоубийство не явилось бы торжеством справедливости! Вот что хотел сказать Франс!

Прошла неделя, с тех пор как Самуэли приехал в Рёйтёк. Надо было ехать на заседание Центрального Исполнительного Комитета. Йолан собиралась посетить Нергешуйфалу.

— Я бы очень скоро вернулся, — сказал ей Тибор, — если бы ты отказалась от своего намерения ехать в Нергешуйфалу и заниматься живописью.



Что ж, Йолан была готова поступиться всем, лишь бы быть вместе е Табором…

…Заседание было утомительный и затянулось до позднего вечера. Вернувшись к себе на квартиру в Дом Советов, Тибор решил тут же лечь спать, чтобы назавтра встать рано и скорее вернуться в Рёйтёк.

Но нерадостные мысли, возникшие на заседании, гнали сон. Тяжкий день провел он в Будапеште. Везде чувствовались нерешительность, идейный разброд, игнорировались жизненные интересы и законные права рабочих.

Бела Кун негодовал справедливо. Правые оппортунисты все яростнее противились упрочению пролетарской диктатуры, среди народа росло недовольство, слышался ропот. Реакция действовала открыто и нагло, занимаясь подстрекательством. Организационная работа по восстановлению самостоятельной партии коммунистов откладывалась до завершения военных операций, которые, по сути, еще и не начинались.

Самуэли беспокойно ворочался в постели. Уснуть решительно не удавалось.

Поздно ночью кто-то постучал в дверь. Это Бела Кун прислал за ним. Тибор быстро оделся и пошел к нему.

Бела Кун рассказал Тибору, что еще в начале июля в штаб главного командования венгерской Красной Армии явились два украинца. Они заявили, будто прибыли от товарища Подвойского, чтобы вести агитационную работу среди бывших русских военнопленных и призывать их вступить в ряды интернациональных полков. По их утверждению, они вылетели из Киева в то время, когда Самуэли находился в России. Но пилот совершил вынужденную посадку, и им пришлось свой путь продолжать пешком. Они долго скитались и пережили немало злоключений, прежде чем добрались до Будапешта. В штабе главного командования им предоставили специальный поезд. Сегодня оба украинца явились в зал заседаний бывшей верхней палаты парламента и там. при закрытых дверях, поведи секретные переговоры с венгерскими представителями. На переговоры не пустили даже Отто Корвина, который попытался выяснить, о чем идет речь. А когда участники совещания стали расходиться — их оказалось человек полтораста. Среди них Корвин заметил бывшего поручика Бабича, студента-медика Деака, Цагана, Фюлёпа Энглендера и других, известных своими анархистскими настроениями.

Следственный отдел Наркомата внутренних дел сразу же принял меры. Нынче вечером одного из участников совещания удалось арестовать, он выступал с речью в общественном месте и пытался склонить присутствующих к участию в левом путче. В кармане арестованного обнаружили список лиц — около двухсот человек, — которых подлежало в случае успеха путча «ликвидировать». Первыми в списке стояли Бём, Кунфи и другие правые социал-демократы, а также бывшие буржуазные политики. Стало быть, готовилась сугубо левацкая акция, инициаторы которой воспользовались приездом украинских «товарищей». Некоторые командиры дивизий готовы были двинуть своих солдат на Будапешт, дабы «показать, что такое настоящий коммунизм». Куна они «ликвидировать» не собирались, ограничивались лишь выводом его из состава правительства. А Тибора Самуэли намеревались провозгласить диктатором.

— Совершенно очевидно, что оба украинца — никакие не посланцы Подвойского, а провокаторы и агенты петлюровцев, — продолжал свой рассказ Бела Кун. — Час тому назад по моему приказу они арестованы и под конвоем доставлены в следственный отдел. Господа офицеры в штабе главного командования, наверное, даже не проверили документы у этих мерзавцев. Господ офицеров нисколько не беспокоит то, что их безответственные действия могут вызвать беспорядки, — негодовал Кун. — Предотвратить столь подлую и опасную вылазку левых экстремистов можно лишь в том случае, если но медли соберется чрезвычайный трибунал и сурово покарает украинских националистов-шпионов.

Украинским националистам не миновать расплаты. Позавчера Владимир Богданович Юстус, председатель русской партийной группы в Венгрии, сделал заявление об их подрывной деятельности, Русско-украинская партийная группа делегировала в качестве секретаря на агитпоезд украинцев — некоего Акинфиева. В первом же «агитпоходе» он стал свидетелем вопиющих фактов: украинские националисты тайком размножали на ротаторе меньшевистские листовки, призывающие бывших военнопленных к быстрейшему возвращению на родину. Акинфиев не смог раздобыть листовку, но он утверждает: когда о русском подразделении интернациональной бригады стали их раздавать, это вызвало такое возмущенно, что украинским националистам пришлось спасаться бегством — искать защиты у офицеров штаба главного командования.

«Вот, оказывается, с кем вступили в сговор ультралевые, — сокрушался Самуэли, слушая Куна. — Затаенное недовольство завело их на ложный путь.

Они идут рука об руку с пробелогвардейскими офицерами! А поборники переворота 21 марта? Сплачиваются вокруг нынешних левых экстремистов. Они не способны разобраться в обстановке. Даже Имре Дёгеи из охраны Бела Куна и тот замешан! Мы слишком много внимания уделяли правым, а заняться левыми у нас не хватало времени. Думали, мол, эти люди — коммунисты, сами найдут правильный путь…