Страница 47 из 63
— Помню, Петр Лаврович, и, простите, не жалею, что не последовал вашему совету.
— Может быть, вы и правы, — сказал Лавров задумчиво. — Может быть, военные таланты ваши скоро пригодятся вам.
Домбровский встрепенулся:
— Думаете, Польша подымется?
Лавров покачал головой:
— Н-н-нет… Это нескоро… Франция подымется!
Домбровский посмотрел на Лаврова. Но тот молчал.
Некоторое время они шли рядом, не разговаривая. Но и так оба чувствовали какого-то рода общение между собой, как это бывает между расположенными друг к другу и близкими по духу людьми.
Домбровский первый прервал молчание:
— Вы мне еще не рассказали, Петр Лаврович, как вы покинули Россию?
— Дело обстояло проще, чем у вас, Ярослав. Вы знаете, что я еще с шестидесятых годов стал членом общества «Земля и воля». До поры до времени это ускользало от внимания царских ищеек. Но в шестьдесят шестом году, после выстрела Каракозова в Александра II, строгости усилились, добрались до меня. Доказательств, явных, моей революционной деятельности не было, но обнаружено было мое свободомыслие, особенно нежелательное в офицере, да еще в таких чинах. Вы меня, Домбровский, знали, кажется, майором? В шестьдесят шестом я был полковник. Занялась мной военно-судебная коллегия. Рассмотрели кой-какие мои нелегальные стихи, признали, что я «протаскивал вредные идеи в печати», а главное, был близок к Чернышевскому. Лишили воинского звания и сослали сначала в Тотьму, а потом в Кадников, благо русская земля велика, у палачей выбор богатый. Три года я там протомился, а на четвертый меня оттуда, можно сказать, «выкрал» Герман Лопатин. Не знаете его? Вот уж поистине талантливая русская натура! И теоретик прекрасный, и энергичнейший революционный практик. Познакомлю вас с ним. Он ведь здесь, в Париже. Прямо из Кадникова привез меня сюда, в Париж, сам при этом, имейте в виду, будучи нелегальным. Вместе с ним мы здесь вступили в парижскую секцию Международного Товарищества Рабочих, сиречь Интернационал. Нас ввел туда Эжен Варлен. Знаете Варлена? Какой человек! Он сейчас, как и вы, как и я, в эмиграции, в изгнании с родины. Поляк Домбровский и русский Лавров во Франции, а француз Варлен в Бельгии. Таковы дикарские парадоксы реакции.
Разговор зашел о Бланки, которым Домбровский интересовался, пожалуй, больше, чем другими революционными деятелями.
— Конечно, — сказал Лавров, — по пути к коммунистическому мировоззрению Бланки пошел далеко в современной Франции. Он прямо заявил, что прибыль на капитал незаконна. Революционную силу он видит в отважных людях, которые поднимутся против существующего строя. А метод действия — в вооруженных восстаниях и революционной диктатуре группы заговорщиков-революционеров. Партия Бланки — это крайняя революционная партия во Франции. Однако имейте в виду, Домбровский, что Бланки слишком мало значения придает организации рабочих масс. Поэтому все поднятые им восстания не удавались. Чувство, конечно, большой стимул. Бланки, в сущности, до многого дошел по чувству, интуитивно. Но этого мало. Для успеха восстания нужна организация, сплочение. Да вы знаете это по печальному опыту вашего польского восстания. Слушайте, дорогой мой Домбровский…
Лавров остановился. Положил руку на плечо Ярослава и, с высоты своего роста глядя проникновенно в его глаза, сказал:
— Вы на правильном пути. Но не застревайте на уровне чувства. Чувство берите с собой и идите дальше…
Ярославу показалось, что это звучит довольно неопределенно.
Глава 32
От Седана до Коммуны
Стремительно развивались политические события во Франции. Неудачи во внешних и внутренних делах пошатнули авторитет правительства в народе. В рабочей среде росли революционные настроения. Устрашенный ростом оппозиционных взглядов, Наполеон стал на путь репрессий и первым делом разгромил парижскую секцию Интернационала. Потом кинулся к либеральным уступкам. Но это не только не ослабило оппозиции, а, напротив, укрепило ее. Тогда Наполеон стал искать упрочения своей власти в войне. Придравшись к первому попавшемуся поводу (спор из-за кандидатуры на испанский престол), Наполеон объявил войну Пруссии, которая давно этого жаждала и всячески ее провоцировала. Наполеон рассчитывал, что в результате победоносной войны он присоединит к себе левый берег Рейна, а в самой Франции укрепит свое пошатнувшееся положение.
Однако вышло иначе. К войне Франция подготовилась плохо. В результате сокрушительного поражения при Седане 2 сентября 1870 года, под напором народного возмущения буквально через два дня Наполеон был свергнут с престола и во Франции была провозглашена республика.
Еще до этого, в августе, Бланки сделал попытку поднять восстание. Оно кончилось неудачей, Бланки бежал в Бельгию. Как только была провозглашена республика и у власти стало «правительство национальной обороны», он вернулся в Париж.
Немедленно после переворота четвертого сентября Домбровский обратился к республиканскому правительству со следующим письмом:
«…Наши ветераны польских восстаний организуются в легион для защиты Парижа. 200 или 300 польских добровольцев жаждут только одного — служить делу Французской Республики, которое стало делом всего человечества. Пусть каждому из нас дадут по хорошему коню (их еще есть достаточно в Париже), саблю, карабин, штук 60 патронов, хорошую карту и с полсотни франков карманных денег — и пусть позволят нам очистить окрестности Парижа от неприятельских разведчиков, а затем действовать в тылу немецкой армии. Кавалерия — излюбленный род польского войска, и это у нас Пруссия заимствовала организацию своих уланов, которые причинили такой урон неискусным и влюбленным в свои традиции генералам. Мы верим, что дело Парижа далеко не потеряно. Теперь Франции есть за что бороться, со славой умереть или победить.
Ярослав Домбровский, бывший организатор повстанческих сил национального варшавского правительства».
Кроме этого личного обращения Домбровского, «Демократическое объединение польской эмиграции» также предложило «правительству национальной обороны» включить поляков в число защитников Парижа в качестве отдельной воинской части. Но возглавляющий правительство генерал Трошю отказал им в этом. Полякам разрешено было влиться во французскую Национальную гвардию поодиночке в различные части.
Действия генерала Трошю по обороне осажденного Парижа вызвали резкую критику со стороны Домбровского. Он не делал тайны из этой критики. Наоборот, он высказал ее в специальном письме, направленном в военное министерство. Вялые, пассивные усилия Трошю позволили немцам заключить французскую столицу в сплошное кольцо. Трошю произносил бесчисленные речи, вместо того чтобы беспокоить пруссаков постоянными вылазками. Он даже и не пытался разрушать их полевые укрепления, не вел окопной войны, не использовал всю мощь артиллерии.
Разумеется, военное министерство, которым руководил тот же Трошю, не ответило на письмо Домбровского. Тогда он огласил его в клубе, напечатал в газете и включил в свою брошюру под названием «Трошю как организатор и главнокомандующий». Со всей своей эрудицией военного, с пылом страстного революционера и талантом темпераментного публициста Домбровский заклеймил не только бездарность Трошю как полководца, но и его политическое лицемерие. Ибо Трошю, на которого возложили оборону Парижа, в сущности, не хотел оборонять его, оставаясь в душе монархистом, сознательно вел дело к капитуляции. Притворяясь, что критика Домбровского нисколько его не беспокоит, Трошю на самом деле затаил против польского революционера мстительную злобу и ждал удобного случая, чтобы с ним расправиться. Вскоре он представился.
Домбровский не захотел, подобно Врублевскому, сражаться в рядах Национальной гвардии в качестве простого солдата. Он чувствовал в себе силы для большего.
Один из крупных центров польской эмиграции был в Лионе. Оттуда пришло письмо на имя Домбровского. Оно было написано, однако, не по-польски, а по-французски. Недоумевая, Домбровский вскрыл конверт. Подпись, значившаяся под письмом, взволновала и обрадовала его. Писал Гарибальди. Суть письма заключалась в том, что лионские поляки организовали легион в составе армии Гарибальди и избрали своим командиром Домбровского. Гарибальди, руководивший вербовкой волонтеров во французскую армию, звал к себе Домбровского и извещал, что ему присвоен чин полковника.