Страница 56 из 73
Это не совсем нормально. Я морщу лоб.
— А что была за работа?
— Торговля травкой.
Я не могу сдержать свой смех:
— О, боже мой. Ты был настоящей занозой в заднице. Я рада, что не была твоим соцработником.
— Малышка, если бы ты была моим соцработником, я бы по струнке ходил. И я делал бы это только, чтобы произвести на тебя впечатление. Прям как Майки делает это.
Я улыбаюсь.
— Как Майки? Он больше не заходил.
Я чувствую себя как в раю, пока сильные руки Тони разминают мои затекшие мышцы.
— Это по моей вине, — отвечает он. — Я нагружаю его работой. Поручаю ему выполнять кучу дерьма. Вещи, которое можно было бы даже и не делать. Я просто не хочу, чтобы он вернулся на улицу за легкими деньгами. Я не хочу, чтобы он стал таким как я. Я хочу лучшей участи для него. Он выучится и станет кем-нибудь. Попомни мои слова. Этот пацан очень умен.
Я знаю, что Майкл умный. В нем заложен большой потенциал. То, что первоначально казалось плохой идеей, на самом деле оказалось очень даже хорошей. Я рада, что он работает на Тони. Он может многому от него научиться.
Они могут многому научить друг друга.
— Тогда скажи ему, чтоб навестил меня. Мама медведица скучает по своему детенышу.
Его руки останавливаются и, используя его колени для опоры, я встаю, разминая шею. Взяв мою руку, он поворачивает меня к себе, помещает между своими разведенными ногами и притягивает ближе. Смотря на меня снизу-вверх, он тихо произносит:
— В следующий раз будешь слушаться, когда я попрошу тебя сделать что-нибудь?
Благодарная за массаж, я выдыхаю:
— Да.
Его губы расплываются в улыбке:
— Хорошая девочка.
И я начинаю любить этого мужчину еще больше.
— Ангел, что это все такое? — спрашиваю я, запихивая горстку шоколада в рот и разглядывая кучу пакетов из продуктового магазина, которые они с Хэппи заносят через кухонные двери.
Она орет:
— Дерьмо! Я забыла купить молоко!
Я, находясь у подножия лестницы, практически физически ощущаю, как она злится.
Иду на кухню и как только вижу ее недовольное лицо и скрещенные на груди руки, ухмыляюсь:
— В чем дело?
Она расстроенно говорит:
— Я пыталась быть тебе хорошей девушкой и приготовить ужин, а теперь все испорчено и все из-за того, что забыла долбаное молоко.
Подхожу к ней, открываю руки, и она падает в мои открытые объятия, бормоча в мою футболку:
— Мне так жаль, малыш. Я хотела сделать что-нибудь приятное.
— Все хорошо. Это все равно считается, ведь так? В любом случае, я могу отвезти тебя в магазин, если ты все еще хочешь приготовить ужин?
Глядя на меня влюбленными глазками, она шепчет:
— Отвезешь?
Я не был в продуктовых магазинах годами.
— Конечно. Поехали.
И я должен был напомнить себе, почему.
Тони находит свободное парковочное место около продуктового магазина, и мы выходим из машины. Он подает мне руку, я нетерпеливо беру ее с улыбкой и практически бегу к входу.
Я не могу вспомнить, когда я последний раз была настолько счастлива. Единственное, что знаю, так это то, что это было очень давно.
А Тони помог мне снова почувствовать себя счастливой.
Рука в руке, мы заходим в магазин, и я кое-что вспоминаю:
— Можешь взять молоко?
Мне просто нужно найти немного корицы, пока мы здесь.
— Конечно, — говорит он, и мы расходимся каждый по своему пути.
Спросив консультанта, где можно найти специи, я быстренько беру то, что мне было нужно и топаю в молочный отдел.
Мы официально две недели, как вместе. Он старался, чтобы мы виделись каждый день. Он приезжал ко мне, если было слишком поздно или если я приходила домой уставшая. Каждый день мы проводили некоторое время в спальне. И это очень отличалось от нашей первоначальной договоренности. Не поймите меня неправильно, он по-прежнему все держал под своим контролем...в и за пределами спальни, но я открыла в нем много всего такого, чего раньше и не замечала.
Он нежный. И ласковый. И страстный.
Каждый поцелуй, который он оставлял на моем теле был наполнен любовью и хоть он и не говорил, что любит меня, его поцелуи точно передавали все его чувства. И я люблю эти поцелуи, от которых подкашиваются ноги.
Также он баловал меня, каждый день принося мне подарки и абсолютно игнорировал мои просьбы не делать этого. Он сказал, что в этом вопросе мое мнение не учитывается, он сказал это решительно, так что мне не осталось ничего иного как принять это. Пока что. Последний подарок, который он купил мне, это громадная новая стереосистема взамен того старого CD-плеера, который он выкинул в окно. У меня все не было времени купить себе новый. И так как я использовала CD-плеер, чтобы уснуть, конечно же, он притащил мне что-то шикарное и первоклассное. Тот плеер я купила за сорок долларов на распродаже. И он мне нравился. Когда он подал мне пульт, а я стояла и просто смотрела на него, он спросил меня, что не так.
С широко распахнутыми глазами, я ответила:
— Я не хочу сломать эту штуковину.
Его губы изогнулись в усмешке:
— Штуковину?
Пожав плечами, я сказала ему:
— Штуковина – это слово такое.
Наклонив голову, он задумался:
— Штуковина. Мне нравится.
Улыбнувшись воспоминаниям, я ускоряю шаг, чтобы вернуться к нему. Стоя ко мне спиной, я замечаю, как он разговаривает с мужчиной, работником этого магазина. Ну ладно, «мужчина» это я загнула, с мальчишкой. Подростком. И он выглядит растерянным.
С другой стороны, рядом с Твитчем все выглядят растерянными и нервными.
Приблизившись, я слышу, как мальчик объясняет:
— Ну, есть много разных видов молока. Есть одно и двухпроцентное, сливки, с кальцием, обогащенное омега-3, соевое, и миндальное молоко....
Подойдя ближе, я слышу, как Твитч раздраженно говорит мальчику:
— Я хочу просто молоко.
Мальчик указывает пальцем на полку:
— Тут большой выбор. Какое вам нужно?
Твитч шипит:
— Да наплевать какое!
Теряя терпение, он кричит на мальчика:
— Мне просто нужно обычное гребаное молоко. Молоко, которое наливают в хлопья, ты маленький идиот!
Мой желудок ухает куда-то вниз. Потери самообладания на повестке дня не было.
Кладу свою руку на его, и он вздрагивает.
Твитч поворачивает свое раскрасневшееся лицо ко мне и вздыхает с облегчением. Его голос звучит так растерянно, когда он говорит:
— Детка, я пытался…
Заставляя его замолчать, я хватаю ближайшее от себя молоко, беру его за руку и иду на кассу. Мы расплачиваемся за покупки и идем к машине. На полпути к дому я ласково спрашиваю:
— Хочешь поговорить о том, что случилось в магазине?
Он бормочет:
— Не особо.
Гладя его по руке, говорю:
— Ладно. Но если хочешь, то мы можем поговорить.
Мы приезжаем домой и как только я собираюсь открыть дверь, он хватает меня ха руку, останавливая:
— Я всегда немного туплю в продуктовых магазинах. Это напоминает мне то время, когда я был ребенком.
Садясь обратно на свое сидение, я делаю жест, показывая, чтобы он продолжал.
— Ты даже не представляешь себе, что такое быть уличным ребенком... — я думаю сейчас идеальное время открыть ему свою собственную тайну:
— Вообще-то, когда мне было шестнадцать, я тоже целый год была уличным ребенком.
Он, кажется, озадачен этим:
— Правда?
Я киваю, а он в замешательстве спрашивает:
— Почему?
Перебирая его пальцы, я опускаю взгляд и объясняю:
— Я рассказывала тебе. Мой отец был мудаком.
— Что твой отец сделал с тобой?
Задавая свой вопрос, он еле сдерживает гнев, так что я рассказываю, подбирая слова: