Страница 54 из 144
- Чуешь, на ком сидишь, дорогой? - потрепал берендейский княжич по холке коня, что унёс Рода от беды, - Наш с Итларем тебе подарок! Храни его, говоря по-вашему, как зеницу ока.
Только тут узнал всадник знакомый терпкий дух в своих ноздрях: дикая степь… потный хурултай… свежесть водяной лилии…
Род приник к конской шее, обхватил её руками и услышал сдержанное ржание кобылицы.
- Катаноша! Я узнаю её! - крепко сжал он руку Чекмана, - Как вам удалось?..
- Ха! - ткнул его княжич кулаком в бок. - Сантуз, должно быть, ворот рвал на рубахе. Текуса выдрала со зла не одну косичку. Но ты заслужил, джигит! А пока - до скорой встречи. Ай-ё!
Чекман ласково опустил понукальце[276] на круп кобылы.
«До скорой встречи», - с надеждой подумал Род, сберегая в сжатой ладони тепло дружеской руки. Резкое столкновение с огромным пространством родило свист в ушах. Тело, как в бездонном нырянии, рассекало чёрный воздух степи. Род долго ощущал в руке тепло друга. «До скорой встречи»… Ох, лучше бы пропустить эту встречу скорую!
7
Обустроив приют для четвероногой подруги в конюшне Олуферя-лабазника, заложив вволю овса и сена, Род намеревался немедля отправиться с донесением к Святославу Ольговичу. Да ночь, судя по звёздам, была уже так глубока, что подумалось: лучше дождаться утра.
Ещё давали себя знать три бессонных ночи в степи, где и в час отдыха он глаз не смыкал, помятуя о Несмеяне Лученце. Войдя в скованную сном Олуферью хоромину, он нащупал своё место на голбце, рухнул, не раздеваясь, и заснул без снов как убитый…
- Даже не позобал[277], даже словом со мной не обмолвился, - жаловался утром хозяин, родич Орлая, своим постояльцам-долгощельцам, - даже не разоблачился, лишь корзно сбросил. Эх, дела! Выпил только жбан взвару и - в гости к Сновиду…
Долгощельцы уплетали свиной сычуг, набитый гречневой кашей. Род, умывшись ледяной водой и опрянувшись, пристроился к ним. Уныло выглядели молодые мужики-долгощельцы, городские бездельники поневоле.
- Где Нечай Вашковец? - За всех осведомился Корза Рябой.
Род кратко рассказал все, что мог.
- Выходит, мы теперь с Нечаем лишь на поле брани сойдёмся? - развёл руками Кузёмка Ортемов.
- Ох, грехи наши, Господи! - вздохнул Олуферь и с последней надеждой устремил взгляд на Рода. - Что же нас ожидает? Как мыслишь?
- Осада, - поднялся Род из-за стола. - Кровь и брань, а кому и смерть. Будем наготове.
- Да за что же это нам, простым людям? - вскипел лабазник. - Доколь князья, в сёдлах сидючи, народными кулаками будут меж собой драться?
- Прадеды ещё вопрошали, - хмуро вставил Орлай. - Правнуки будут вопрошать…
- Ты-то чего моложный такой? - удивился Род, уходя, - Не молодцуешь, не сквернословишь, опустил голову…
- Апрось свою плохо видел во сне, - совсем понурился Орлай, - Будто медведь её задрал…
- Все мы по дому вот как истосковались! - провёл ребром ладони по горлу Корза Рябой.
Род чуть-чуть постоял, да так и ушёл, не сыскав слов в утешение.
Князь принял его в большом покое, где обычно соборовал[278] со старшей дружиной. Не присев заговорили о черниговских кознях. Святослав Ольгович все выслушал с видимым спокойствием, лишь при рассказе о стойкости истязуемого Коснятки и его гибели на скуластую щеку князя выкатилась слеза.
- Азарий Чудин поплатится головой!
- Ой ли! - усомнился Род. - Пока до его головы дойдёт, ты, государь, недосчитаешься ещё нескольких своих.
- У меня всего одна своя! - вздрогнул князь.
- Ах, не то молвил, - смутился юноша. - Покуда померкнет жизнь в грешной голове Азария, он других твоих сподвижников обезглавит. Среди них - воевода Внезд.
Раздосадовало Ольговича такое пророчество.
- Дурное зришь, ведалец! - рыпнул[279] он.
- Не гневись на мои слова, - вздохнул Род. - Впредь попридержу язык. О ином сегодня забочусь. Посольник черниговский нейдёт из дум. Как мог прознать Кутуз мои тайные слова от имени Коснятки? Нас было трое - ты, воевода и я.
Князь пухлыми руками хлопнул себя по жирным ляжкам и натужно расхохотался.
- Яснее ясного! Внезд предал! Ведь не я же? Враг возьми всех моих врагов!
Юноша с ужасом смотрел в это хохочущее узкоглазое скуластое лицо. Таким ему ещё не приходилось видеть князя Северского. За нарочитым хохотом таился неуёмней гнев. Вот кутырь вскочил и неуклюже, тяжело забегал по палате, воздымая руки с растопыренными пальцами.
- Внезд!.. Не может быть!.. Не верю! Сам себе не верю!
Понял Род, насколько дорог князю друг-предатель. Как родной!
- Доиск!.. Досочиться до корней измены! - пырскал[280] Святослав Ольгович, - Пытка отопрёт замки и тут, и тут! - ткнул он перстом в лоб, затем в левую грудь.
Дрогнул Род при слове «пытка»:
- Не надо, государь. Без застенка вызнаю у воеводы истину, - Ольгович хмыкнул. Юный ведалец поторопился досказать: - Хоть и не ручаюсь за успех…
Вспомнил, как сопровождал названого отца в Олешье, где завёлся конокрад из местных. Подозренья были, доказательств не было. Букал на глазах юноши и мужиков-олешцев силой воли вынудил виновного признаться и представить доказательства.
На позов князя кликнули в палату воеводу Внезда.
- Ах, Славята Изечевич! Верный мой пестун Славята! - вспоминал тем временем Ольгович того боярина в Чернигове, что принял Рода в темноте, не оказав лица и не назвавшись. Юноша дословно изложил их разговор, - Не вспомню, - князь наморщил лоб, - что за несогласица случилась у Славяты с моим родителем. Из-за чего боярин перешёл к Давыду от Олега. Однако ох как он любил меня и брата! Значит, любит до сих пор. Такую преданность не сыщешь днём с огнём.
Явился Внезд. По княжьему велению Род повторил свою черниговскую одиссею. Бритый череп воеводы лишь чуть-чуть поник. Мясистое лицо было непроницаемо.
- Не молчи! - просил кутырь с явной надеждой, что верный воевода все сомнения вокруг себя развеет без труда.
Внезд пробормотал не то, совсем не то:
- Жду, покуда бахвал нахвалится.
- Речь не о бахвале, Внездушка, а о твоей измене, - вкрадчиво промолвил князь.
Воевода поднял тяжкий взгляд на юного посольника:
- Иной врёт, только спотычка берет, а этот врёт, что и не перелезешь!
- Перелезай, друже, перелезай, - настойчиво просил Ольгович.
Однако Внезд молчал.
Кутырь вскипал, как на большом огне. Дыханье становилось шумным. Казалось, вместе с выдохами из разверстых уст властитель метал искры, словно огнедышащий вулкан.
- Пошто пошёл служить Давыдовичам? - потряс палату страшный шёпот.
- Бог с тобою, государь! - воскликнул воевода.
- Пошто спознался с Фёдором Кутузом?
- Знать его не знал допрежь… - пятился Внезд к низкой сводчатой двери.
Его смятенье окончательно взбесило князя. И в самом деле! Как так - знать не знал? Кто же Фёдору Кутузу передал слова Коснятки? Вылгать вздумал глупый воевода!
Ольгович уже бросился к двери, отсекая отступленье Внезду, бросился, чтобы позвать людей, и… Род сызнова представил ужасы застенка. В два шага он оказался за спиной предателя, возложил руки на этот неприятный голый череп. Внезд от внезапности рванулся, но головы освободить не смог. Вскинувшись, он ухватил харапугу за запястья.
- Не бойся, воевода, - внушал Род. - Открой всю правду благодетелю. Велю и заклинаю: открой всю истину, ничего не утаи! Ну говори же, воевода, говори! Ну, Внезд, мужайся, не молчи, не обрекай себя на муки…
Виновный рухнул на пол.
- Государь! - завопил он. - Я не предатель! Я лишь Богданке Омельянову… Сидел с ним на пиру в тот вечер. Взял меня чмур!
[276] ПОНУКАЛЬЦЕ - легкий хлыст.
[277] ЗОБАТЬ - есть.
[278] СОБОРОВАТЬ - совещаться (собор), а также совершать обряд елеопомазания над тяжелобольным.
[279] РЫПАТЬ - ворчать, гневаться.
[280] ПЫРСКАТЬ - брызгать слюной.