Страница 119 из 144
- Дни грешницы Текусы сочтены. Да что там дни, часы!
Онтонья отёрла слезы, глянула испуганно:
- Откуда знаешь? - Род не ответил. Девушка подсела ближе, заговорила горячо: - Я хулю её, кляну, а ведь она мне жизнь спасла, когда вся Шарукань горела, детей бросали в пламя, над девами и жёнами насильничали прямо на земле средь бела дня прилюдно… Сама же, грешным делом, думаю порой: уж лучше тамошняя смерть, чем здешние страдания. И все же нынче мне мою мучительницу жаль.
- Мне тоже её жалко, - вздохнул Род. - Кого винить, что наши токи несогласные: мои её влекут, её же меня отталкивают. Надо бежать. Как? Надоумь, Онтонья.
Бака грустно покачала головой:
- Ты ничего не ведаешь. Нынче повечер гонец примчался из Этали, единственного города кукразов. Бедняжку Сарагурь едва привели в чувства. Оба вы, как мёртвые, лежали на подушках. Проклятый алойный дым вас уморил. Она велела отнести тебя сюда под мой призор, сама в крытых носилках поспешила во дворец. Хакану Чаушнару совсем худо. Того гляди, помрёт. А смерть его - нам всем погибель. Мои подружки Куль и Илека изошли слезами. Со смертью хакана-мужа первой жене его, прекрасной Сарагурь, грозит сожженье вместе с ним, а нам, её служанкам, заклание.
- О Господи! - воскликнул Род. - Что с ним случилось? Чем болен?
- Старостью, - поникла Бака, - За девяносто лет ему. Нет силы дольше жить.
В одрине воцарилось долгое молчание.
Девушка покопошилась в недрах своего платья и извлекла маленький предмет.
- Возьми-ка перстень. Был зашит в твоей одежде.
- О, милая! - обрадовался Род. - Вот помозибо! Вот благодарствую! Это перстень моего отца. - Но тут же он помрачнел: - Ты знаешь, на моей груди нет материнского креста. Маленький такой из кипарисового дерева. Входил с царицей трапезничать, крест был, сейчас щупаю - нету.
Онтонья развела руками.
- Когда укладывала тебя на одре, ни цепки, ни гайтана на твоей шее не было. Постой, - вдруг вспомнила она, - из кулака у Сарагури, я видела, свисала тонкая серебряная цепка.
- Текуса, стало быть, к тому ж воровка! - простонал Род.
- Не огорчайся, - успокоила Онтонья. - Взяла как амулет на память. Не отдаст - я у неё выкраду. Конечно, коли будем живы.
Род попросил:
- Принеси одеться. Постараюсь, чтобы все остались живы. Поставлю на ноги хакана. Как к нему добраться?
- Ты? - удивилась девушка. - Не хвастайся, безумец! Тут старейшие жрецы бессильны, а ты… Уж опочинься[455] лучше.
Род послушно лёг, однако произнёс:
- Утром называла ведальцем, теперь не веришь. Меня тревожит страшная судьба в твоих очах. Сварог свидетель, я хотел помочь.
Онтонья молча вышла. Принесла одежду.
- Облачайся. Попытаюсь провести тебя к царице.
Род встрепенулся:
- Поверила?
Сбыслава развела руками:
- Бежать с острова нельзя. Окажешься удачливым - спасёмся. Вылжешь - погибнешь с нами.
- А ведь я в Колтеске был, когда тебя украли, - как сестрой залюбовался ею Род.
Бака внезапно бросилась ему на грудь и разрыдалась.
- Домой хочу-у-у-у!
Он успокаивающе гладил её голову.
Царицына служанка резко вышла. За дверью зазвучал её высокий голос:
- Белендшер! Ануширван!
Вскоре кыпчак-охраныш заглянул в одрину и, увидев, что Род вполне опрянулся, любезно пригласил:
- Носилки ждут!
Для Баки носилок не было. Род попусту настаивал, что сам пойдёт пешком, а девушку должны нести. Она велела не перечить: целитель может быть доставлен только скрытно, в большой тайне. Носильщиками были кыпчак, которого здесь звали Белендшером, и кукраз Ануширван, что первый столкнулся с Родом при морском купании. Закрытые носилки покачивались яликом на воздушных волнах. Порою ветер приотдёргивал завесу, и несомый видел сначала редколесье, посинённое луной, затем бескрышные и безоконные дома из глины с плотно закрытыми дверьми. Унылый город! Площади и царского дворца не удалось увидеть - ветер стих.
Носилки замерли. Послышалось кукразское кудахтанье, и строгий голос Баки ответствовал на том же языке. Носилки тронулись в дальнейший путь. Он был недолог. Рода выпустили в сводчатой палате из кирпича. Факел в руке кукраза освещал красные стены.
- Сюда, - велела Бака, открывая дверь.
Лестница вела наверх.
Из носильщиков Ануширван и Белендшер вновь стали охранышами, плотно шли бок о бок. Бака исчезла во внутренних покоях, приказав ждать. Изрядно времени прошло, пока она явилась и повелела Роду следовать за ней.
В тесном покое пахло благовониями. При двух светильниках приняла гостя царица Сарагурь в темных шёлковых одеждах. Лицо искажено страхом. Ничего общего с Текусой. Краше в гроб кладут.
- Ты… простишься со мной все-таки? - как бы не веря себе, произнесла она. - Бака, оставь нас, - Когда девушка вышла, она упала ему в ноги. - Ро-о-од, прости за все!
Он её поднял как пушинку.
- Не впадай в страх, царица. Стой крепче на ногах. - Он возложил руки на её чело.
Текуса вздрогнула всем телом и отпрянула:
- Что это? Весь страх пропал. Волоски молний из твоих ладоней пронзили мою голову.
- Доверь мне умирающего старика, Текуса, - попросил Род.
Она сложила руки, как правоверная в молитве.
- О тяжкий грех на мою душу! Я чуть не уничтожила, преступно обольщала, мучила великого шамана. И ты меня не покарал!
- За что ж тебя карать? - участливо прервал Текусу Род, - Тобою двигала любовь ну и… отчаянье. Не ведала ведь, что творила.
- Нет, ведала. А этой ночью ужаснулась. Ты сквозь годы прозрел мою судьбу… Костер! Он дышит на меня. Его огонь уже во мне. - Текуса закрыла лицо руками, - Нет спасения!
Род бережно коснулся её дрожащих плеч.
- Спасенье, может быть, и есть. Я попытаюсь. Сперва верни мой крест.
Текуса, высвободившись, отбежала в тёмный угол, порылась в головах одра, где до его прихода бодрствовала в ночи.
- Возьми свой христианский талисман. Ещё раз прости безумную воровку.
Он принял материнскую реликвию, надел.
- Теперь веди.
- Нет. - Текуса стала перед дверью, растопырив руки. - Там злой надим[456]. В нем вместо сердца бьётся клубок змей. Не вылечишь царя, погибнешь. Великий жрец Хамлидш уже лишился жизни. Бессильны оказались его чары. Чаушнар даже не разомкнул очей. Я лучше тут с тобой прощусь. Как тебя спасти? Ума не приложу. Дворец уже моя тюрьма. Проклятый Семендер!
Взяв её за руки, Род молвил не без гнева:
- Мы теряем время!
За дверьми одрины ждала Онтонья. Втроём пошли по переходам. Вот половина царицына сменилась половиной царской, потому что Сарагурь и её спутников не сразу пропустила стража.
- Царица во дворце уже почти не властвует, - шепнула Бака.
В большой палате на высоком ложе, вспененном обильем покрывал, не видно было умирающего. Один светильник в изголовье едва разгонял тьму. Чуть-чуть поодаль в железном кресле сидел масластый длиннолицый кукраз, свесив смоляные космы. Он в терпеливом ожидании смотрел на ложе. Взгляд на вошедших был тяжёл.
- Вот Семендер, - шепнула Бака.
Надим с царицей говорили неприязненно. Почти что властелин в конце концов взмахнул рукой и отвернулся.
- Он в тебя не верит, - шепнула Бака. - Он обещает тебе смерть.
Целитель подошёл к одру.
- Прибавьте свету, - попросил Род по-кыпчакски.
Внесли второй светильник.
На ложе в пене покрывал желтели мощи. Жизнь в них едва теплилась. Род отыскал невесомую костлявую руку, потом нащупал другую.
- Выйдите все!
Вышла только Бака.
- Надим не хочет покидать царя. Я тоже не покину, - твёрдо вымолвила Сарагурь.
- Отойдите от одра подальше, - велел Род.
Главный царедворец и царица отошли.
Смертный холод из обтянутых пергаментом костей проникал в тело целителя сквозь пальцы, державшие почти безжизненные кисти долгожителя. Пришлось великой волей призвать всю внутреннюю теплоту, чтобы противостоять этому холоду. Почуяв свою победу, Род огласил ложню страшным голосом:
[455] ОПОЧИНУТЬСЯ - лечь спать.
[456] НАДИМ - приближённый царя.