Кровь боярина Кучки

- Не надо, господин. Сваренный никогда не станет свежим. Красный рак, и только.

- Я эту смерть предрёк ему месяц назад. - Род отошёл к окну. - Кто выдумал такую пытку?

Чекман опустил голову. Понятно стало кто. Едва заметным мановением руки он отослал Асупа из одрины.

- Тебе жаль суздальца, а, Рода?

- Мне тошно, а не жаль, - сжал в пальцах подбородок Род, - И… и ещё мне страшно за тебя. Убийца вызывает смерть на свою голову.

Чекман, как пардус в клетке, заметался по одрине.

- Я не убийца. Нет! Откуда было знать, что вервие непрочное?

Род промолчал. Взъерошив смоляную дебрь волос, враз побледневший берендейский княжич подошёл к нему лицо в лицо.

- Ну отчего ты не поймёшь меня?

В одрине задержалась тишина.

- Скажи-ка, что за высочайший гость пожаловал с тобой сегодня? - спросил Род. - Неужто он выше тебя? Меня ты перерос на добрые пол головы.

- Высокий гость! - вздохнул Чекман, - Со мной в попутье оказался сам великий князь Киевский Изяслав Мстиславич с ближними боярами. Он часто совет держит с князем Кондувдеем, испытанным своим союзником. Чуть знак подаст, и батюшка мой тут же исполчает всех черных клобуков. Нынче отцу неможется, так государь не стал его тащить на Ярославов двор, а сам явился. Вот пособоруют, пройдут в столовую палату, пришлют за мной, и я тебя с великим князем познакомлю.

Вошёл Тошман, княжеский стольник, объявил княжичу и гостю, что их ждут.

Род к тому времени вполне опрянулся и, влепоту одетый, последовал по длинным переходам за Чекманом.

Столовая палата была полна. Светильники на стенах, на столе щедро заливали её яичным светом. Во главе стола сидел хозяин, сивоусый Кондувдей, а I ним обочь великий князь, точь-в-точь такой, как к описании Олдана-вестоноши и в памяти самого Рода, видевшего Изяслава с посольского забора в Чернигове: ростом мал, лицом хорош, волосы кудрявые, борода круглая.

- Нет, не вылгал ты, Чекман! - сразу оглушил вошедших громкий звучный голос Изяслава. - Ишь какой молодчик твой спаситель! Мне братец Владимир сказывал о нём, хотя мельком видал, а вот запомнил.

Род по достою произнёс приветствия и занял место на другом конце стола рядом с Чекманом. Он удивился вниманию к своей персоне сводного брата Изяславова Владимира. Можно сказать, виделись чуть-чуть, проехали одним отрядом от веча к монастырю, пытаясь спасти Игоря Ольговича, а все-таки запомнил Чекманова приятеля Владимир, даже государю-брату рассказал о нём.

- Наслышаны тут о тебе, - шепнул Чекман, - Моё давешнее избавление под Новгородом-Северским обсуждалось горячо.

За едой он истиха знакомил гостя с ближним окружением Изяслава. Назвал бояр Глеба Ракошича, Кузьму Сновидича, Нажира Переяславича, Степана Милятича, выходца из Польши Владислава Вратиславовича Ляха. Указал на воеводу Шварна, знатного искусника в военном деле. Да и на вид он был не чета новгород-северскому Внезду, любимчику Ольговичеву. Рядом с ним сидел Вашко, посадник из Торческа. Ещё ниже занимали места старшие дружинники: Димитрий Храбрый, Алексей Дворский, Сбыслав Жирославич, Иванко Творимирич…

Вдруг в палате прозвучал великокняжеский вопрос:

- Открой мне, Родислав Гюрятич, ждёт ли победа в предстоящей битве?

Род поперхнулся. Речи смолкли.

Чужак за пиршественным столом смотрел на Изяслава удивлённо:

- Как меня знаешь? Почему такое спрашиваешь?

Маленький коренастый Изяслав резво встал, подошёл к Роду, возложил руку на плечо.

- Ведалец, а вопрошаешь о простом. Вестимо, кто как не хозяин объявил мне имя гостя. А я уж догадался, кто сей гость. Ещё бы! Сижу под Луцком с Долгоруким стрыем на ковре. Рядом Ростислав Гюргич, сынок его, изгнанный мной из Киева за тайное лазутничество. Все уже улажено. Крест поцелован. Пьём! И старший Гюргич, забыв обиду, войдя во чмур, поведывает, как, убегая от меня, попал в болото ненароком, как лесной отшельник, ведалец, извлёк его оттуда, предсказал долгую жизнь.

- Я в тот раз вылгал, - признался Род. - Святая ложь.

- Сейчас не лги, - тихонько сжал его плечо великий князь. - Я смерти не боюсь.

- Создай мне тишину, - попросил Род.

По знаку Изяслава все застыли, прикусили языки. Лица выражали и откровенное неверие, и любопытство, и насмешку. Род будто призадумался, прикрыл глаза рукой. Потрескивали свечи. Тянулось ожидание хозяина, и государя, и гостей. Прерывисто и возбуждённо дышал Чекман.

Река, - глухо проронил ведалец. - Да, это река… Их стяги видно с того берега. Нет, плохо видно. Мешает вода с неба. Свинцовая стена воды!.. Нет, то не стяги Гюргия. Нет, не Давыдовичей, не Ольговичей. Не знаю чьи… В твоих рядах сполох и ужас… Твои полки бегут… Тебе не удержать… Чекман, куда бежишь?

- Я не бегу, сижу, - как мышка, пропищал Чекман.

Никто не рассмеялся. Изяслав молчал.

- Ты поздорову возвратишься в Киев. Но под щитом. - Род отнял руки от лица.

Изяслав сумрачно глядел из-под густых бровей.

- Опять ты вылгал, самозваный волхв?

Род помотал усталой головой:

- Я передал, что видел. Волхвом не я себя, а ты меня назвал, не так ли?

Великий князь был мрачен. Подал голос Кондувдей:

- Однако же мой гость откуда-то узнал, что мы приговорили ударить не на Гюргия с Давыдовичами и Ольговичем, а на Владимирку, идущего из Галича в пособ своему другу-суздальцу. Не Гюргиевы стяги мой гость увидел за рекой. Какой на этих стягах знак? - спросил он Рода.

- Трезубец, - ответил ведалец. - Я таких стягов не видывал допрежь.

Опять молчание…

- Пора бы завершать почестной пир, - поднялся воевода Шварн, поскольку господин его уже покинул стол. - Вольно же государю скомороха слушать с глумливыми пророчествами!

Что ж, благодарствуем хозяину, - с лёгким поклоном обратился к Кондувдею Изяслав. - А ты, - метнул он взор вполоборота к Роду, - ты пойдёшь с нами к Звенигороду на берега Стугны, которую узрел. Сам убедишься в лживости своих пророчеств. А убедясь, по совести за них ответишь.

- За правду лобным местом мне грозишь? - пожал плечами Род, невольно вспомнив, что умрёт позорной смертью.

- За правду никого не накажу, - веско ответил Изяслав. - А насчёт места лобного… - Уж тут он применил свою любимую пословицу, слышанную ведальцем ещё в Чернигове: - Не место идёт к голове, а голова к месту!

10

Свинцовое небо навалилось на выгоревшее местечко, от коего уцелело лишь несколько хоромин.

- Что за местечко? - окликнул Род ближайшего ратника.

- Сказывают, Тумощ. Тумощ местечко, - отвечал тот, поспешая к обозу.

Сюда, к Тумощу, подтягивалась от Звенигорода вся сила Изяславова. Черные клобуки уже подошли. Дружина старого Вячеслава, нового союзника, отчего- то задерживалась. Здесь остановился обоз с оружием, походным харчем, боевыми доспехами. У сумных, поводных и товарных коней хлопотали седельники, мечники и коштеи[413]. Полки кормились, снаряжались и окольчуживались. Пересказывалось из уст в уста, что галичане неподалёку, на том берегу Стугны. Вестоноша передового полка примчался и растревожил скверным известием: внезапным налётом из-за реки захвачены несколько киевлян и один чёрный клобук.

Род держался в окружении Изяслава, как было велено. Ночь прошла в седле. Куда спешили? Будто бы помирать торопились. Сырой утренний туман, проникая под кольчугу, бросал в дрожь, словно все чувственные жилы пришли в расстройство. Хотя с чего бы Роду расстраиваться? Он оставался спокоен. Однако не в силах был превозмочь озноба.

Когда стали в виду Стугны, Иванко Творимирич обратил на себя внимание Изяслава:

- Как гляну, государь, на тот берег, легион тысяч галичан!

Нет, не гораздо он обратил на себя внимание.

- У страха глаза велики, - не посмотрел в его сторону Изяслав.

Рать исполчалась к бою. Первые стрелы галицких лучников стали вырывать воев из большого полка. Стрелки кыян старались отвечать тем же.

[413] КОШТЕИ - обозная прислуга (от слова «кошт»).