Мангуп

     – Скукота! Ни одного достойного противника. Даже меч не хочется в крови пачкать.

     – Ну, ты монстр!– сказал Александр, кивнул телохранителям, чтобы те обследовали соседние комнаты, и сел рядом с Теодориком. Скоро затихли крики и стук мечей в отдалённых коридорах монастыря. Вошёл Рареш, посмотрел на тела турок и удивлённо спросил:

     – Как это вы их, того…. без пролития крови?

     – Этот свирепый гот всех потоптал,– сказал Александр, кивнув на Теодорика, а тот, отвернувшись, грустно смотрел в окно на заснеженные крыши монастырских домов. Молдаване за ноги вытащили из помещения забитых Теодориком османов.

Подошли монахи, благословляя Александра и его воинов. Княжич поговорил с настоятелем монастыря игуменом Григорием, после чего монахи стали топить печи, готовить мясо на жаровнях, несмотря на пост, и варить что-то вкусно пахнущее в больших котлах.

Игумен прочитал молитву, отпуская грехи прошлые и будущие воинам Александра. Он позволил им есть мясо во время поста, ибо воин должен быть всегда силён духом и телом.

Через некоторое время весь отряд был накормлен досыта.

Растопили баню, и воины, впервые за долгие месяцы, поочерёдно смыли с себя накопившуюся грязь, а потом разбрелись по кельям.

Спали до тех пор, пока солнце следующего дня не поднялось высоко над крышами города, и своими лучами сквозь узкие окна келий не разбудило даже самых заспанных и ленивых.

Утром в монастырь приехал атаман Евстратив с товарищами. Командиры обоих отрядов собрались в монастырской столовой и долго разговаривали, обсуждая дела текущие.

В городе крестьяне обнаружили более пятисот пленных молдаван, в основном, женщин и детей, которых османы держали связанными в башнях стены и готовили к отправке в Турцию для продажи в рабство. Сейчас их освободили, накормили, но что с ними делать дальше – никто не знал. Ведь когда придут турки, они их не пожалеют.

Александр предложил использовать для временного размещения освобождённых из плена базу отряда, со всеми запасами, на ней хранящимися, при условии, что Сорока возьмёт на попечение его раненых. В городе тоже находились немалые запасы продовольствия и оружия, которые необходимо было вывезти на базу.

После Божественной литургии, пообедав, отряд Александра выехал из города.

     По дороге разведотряд, двигавшийся впереди основного отряда, несколько раз встречался с конными разъездами турок, но Рарешу всякий раз первым удавалось увидеть османов, устроить им засаду и уничтожить, не прибегая к помощи основного отряда.

Повсеместно встречались следы недавних боёв, сгоревшие начисто сёла, обглоданные диким зверьём трупы людей и лошадей. Везде разруха и смерть. От Штефана пришло письмо. Господарь приказал зятю оставить отряд на Теодорика Вельца, а самому срочно прибыть в Сучаву.

     Княжич с десятком молдаван в тот же день выехал в направлении столицы. Опять по ночам при ясном свете месяца на чистом небе, проносились мимо заснеженные, безмолвные деревья. Опять грусть по утраченной любви грызла сердце, вспоминались подёрнутые паволокой зелёные глаза, изгиб тонких пальцев, чуть тронутые улыбкой розовые губы. Одиночество среди людей – самый страшный вид одиночества. Ему что-то говорили, он что-то отвечал, но всё катилось мимо, как неумолимое время, всё исчезало в небытии. А он жил, и билось зачем-то сердце, смотрели куда-то глаза.… Зачем? Зачем эта война?  Зачем? Зачем эта боль? Зачем? Зачем эта жизнь? Зачем??? Пусто всё! Припав щекой к горячей шее мчащегося сквозь ночь молдавского скакуна, Александр слушал вой волков. Этот вой был словно стон. Заунывный стон. Стон его раненого сердца.

Глава 10. Победитель получает всё.

     Вечером в последних числах декабря Александр с телохранителями въехал в ворота Сучавы. Спешившись перед главным входом во дворец и миновав дворцовую стражу, княжич поспешил в комнату сестры. Мария через окно увидела Александра и выбежала ему навстречу. Обнялись у порога. Александр почувствовал, что глаза его увлажнились. Единственный родной ему человечек на чужбине. Вспомнилась мама. Сестра и мама – самые близкие женщины на земле. Но мама далеко, и только через сестру Александр сохранял свою душу среди жестокости и крови, среди суровой жизни вдали от Родины. Только рядом с Марией он ощущал в себе жалость и сострадание, силу и слабость, чувствовал себя не кровавым орудием войны, а обычным человеком с обычными человеческими слабостями. Другим легче. Они верят в бога. Вера придаёт им силы. Без веры Александр был уязвим, он цеплялся за родных ему людей, лишь в них черпая силу и решимость.

     – Привет, как ты?

     – Хорошо. Рада видеть тебя живым и здоровым!  Соскучилась по тебе! Пойдём, покажу мою дочурку. Она уже совсем большая.

     Они подошли к маленькой кроватке и, умиляясь, смотрели на маленькое чудо, тихо посапывающее в уютной постельке.

     – Красивая,– сказал Александр.

     – Вылитый отец, такая же круглолицая. Наша принцесса.

     – А Штефан здесь?

     – Вчера приехал. Завтра утром опять уезжает.

     – Ты не знаешь, зачем он меня вызвал?– спросил Александр.

     – Знаю.

     – Зачем?– удивился княжич.

     – По двум причинам. Он хочет дать тебе очень важное задание.

     – Ты сказала по двум. А вторая причина?

     – Пошли со мной, и ты поймёшь, только сними свой меховой плащ, во дворце тепло.

Александр разделся и пошёл за Марией.

     Они подошли к закрытой двери. Мария дала Александру знак подождать, отворила дверь и вошла внутрь.

     Александр слышал едва доносящиеся изнутри голоса. Наконец, сестра вышла, улыбаясь, и сказала:

     – Жди, тебя позовут.

     Она пошла к себе в комнату, по пути оглянулась и весело помахала рукой.

     За широким арочным окном шёл дождь. Под струями дождя таял снег, оголяя красные черепичные крыши. Отряд телохранителей Александра уже отвёл коней в конюшню и теперь проходил мимо окон, направляясь в отведенную ему казарму. Два человека и командир телохранителей Михай Мунтяну с вещами Александра стояли у входа. Александр открыл створку окна и крикнул им, чтобы они занесли вещи в его комнату, а потом были свободны. Он закрыл окно и вдруг почувствовал, что за ним кто-то стоит. Обернулся, его глаза расширились от изумления, а сердце рухнуло в бездну:

     – София!!!

     Неожиданно для себя, он схватил Софию в объятия, поднял и закружил, прижимаясь лицом к её лицу. Слёзы текли у него из глаз, смешиваясь с её слезами. Дверь в комнату была открытой, и Александр внёс Софию, захлопнул ногой дверь, а потом целовал её тоже мокрые глаза, губы, быстрыми поцелуями, а она смеялась сквозь слёзы, отталкивала его от себя и прижимала к себе попеременно. Наконец, он поставил её на пол, и она рукой вытерла слёзы со щёк, обдала его зелёным пламенем своих глаз и спросила.

     – Ты действительно собрался меня бросить? Покинуть навсегда? А как же твоё намерение просить у отца мою руку и сердце?

     Александр смешался, покраснел, а его невнятные слова сквозь растерянность и слёзы, его мокрые глаза и дрожащие губы были столь красноречивы, что она уже ни о чём не спрашивала княжича, а только гладила его по щекам, играла отросшей в походе бородой, навивая чёрные колечки на свой мизинец. Постепенно, Александр успокоился, пришёл в себя, и всё страстнее становились его поцелуи, всё теснее он прижимал к себе податливое тело Софии. А она, смешливая и коварная, уже давно забавлялась, играя с Александром в извечные прятки-догонялки.

Когда ему казалось, что он уже завладел её телом, вдруг, лёгкое движение, и она выскальзывала из его объятий, отходила на несколько шагов, а потом  сама подбегала к нему, обнимала, прижималась податливыми бёдрами, но, ощутив волнение Александра, опять ускользала, оставляя его в смятении и неловкости. Он сел на обитую мягкими шёлковыми подушками скамью, а она рассмеялась, всё понимая, подошла к нему сзади, и тонкими пальцами теребила чёрные волосы, расстегнула ворот, гладила его грудь и плечи. Он ловил её пальцы, целовал их, прижимал к своим щекам, а она опять выскальзывала, довольная и весёлая. Её щёки раскраснелись, глаза блестели, а неугомонные пальцы порхали как лёгкие птицы и лаская, и отталкивая, и убегая.