Мангуп

     –  Всё правильно, но в Мунтении мы не у себя дома. Если они мунтяне, то мы можем встретиться с отпором мунтянских румын-крестьян. Нам это надо?–  сказал Раковица.

     – Скорее всего, они просто разбойники, которые возвращались домой или с задания, - сказал Урекяну. ­ - Убежали, ничего страшного не произошло. Вряд ли разбойники дружат с турками.

     – Так какое будет окончательное мнение нашего совета, что будем делать?– спросил Александр.

     –Усилим охрану, зарядим и установим пушки на подходах к лагерю, пошлём разведотряды к границам Мунтении, чтобы они смогли нас вовремя предупредить, если появятся турки. А вслед беглецам пошлём небольшой отряд, человек шесть. Пусть их поймают и отрубят головы, – сказал Рареш.

     Все согласно закивали головами. Только Теодорик скептически скривился и отрицательно покачал головой.

     – Я выслушал ваше мнение  и принимаю решение,– сказал Александр. – Вам всем не хочется ради такой, казалось, мелочи, покидать тёплый благоустроенный лагерь и идти в снег, в мороз, терпеть неудобства. Это я по-человечески понимаю.  Но считаю, что мы не имеем права рисковать, надеяться на «авось». Итак,  шестьдесят человек из сотни Богдана Раковица с сотником во главе остаются в лагере, организуют его оборону: одна смена спит, две другие постоянно на страже. Пушки остаются с вами. Их установить, перекрыв путь к базе, укрепить, зарядить и фитили держать сухими. Из сотни Рареша сорок человек продолжают разведку территории, сообщая мне обо всех перемещениях турок. Все остальные выходим из лагеря немедленно. Идём кружными дорогами. Следов не оставлять. Собираемся у волчьей горы. Вопросы есть?

     – А как с запасами? Всё оставим или возьмём с собой?– спросил Урекяну.

     – Запасы брать всегда! Хотя бы на несколько дней. Ещё раз повторяю: мы никогда не должны рассчитывать на «авось». Продуктов и фуража у нас в три раза больше, чем мы можем съесть, поэтому, беречь запасы нет особого смысла. О стрелах я вообще не говорю.

     К обеду отряд снялся и рассыпался по лесам. Вечером все собрались у Волчьей горы. Лагерь разбили в глубоком овраге. Устроились, как могли: некоторые выкопали временные землянки в мёрзлой земле, другие просто соорудили шалаши из веток елей и сосен. Наверху выставили охранение. Костры жгли небольшие в выкопанных ямах, чтобы снаружи никто ничего не мог заметить. Ночь прошла спокойно. Падал снег, и Александр, продрогнув в кожаной палатке, укрытой лапником, вышел в чёрную ночь, попрыгал и постоял среди кружащегося в темноте снега, слизывая с губ тающие снежинки. Вернулся в тесную палатку и разжёг маленький костерок из палочек в глиняном котелке. Удалось согреть пальцы. Теодорик тоже проснулся и приложил ладони к котелку с огнём. Холод мешал уснуть.

     – Я совершил ошибку,– сокрушался Александр. – Надо было этот лагерь организовать заранее.

     – Но ведь мы организовали запасной лагерь. Там нас ждут вполне благоустроенные землянки,– сказал Тео. – Не можем же мы по всей стране организовывать лагеря.

     – Сегодня или завтра, в любом случае, даже если беглецы не сообщат туркам о нашей базе, снимаемся, переходим в запасной лагерь, здесь мы достаточно засветились. Турки, наверняка, уже нас ищут,– ответил Александр.

     Под утро, когда серый рассвет разбудил продрогших воинов, прибыл связной от разведгруппы и сообщил о движущихся по дорогам турецких войсках. Куда они направлялись - он не знал. Потом прискакал ещё один связной и сообщил, что крупный отряд турок неожиданно повернули в сторону базы. Александр тут же приказал поднять воинов и седлать коней.

Отряд, наскоро перекусив отогретым заранее сваренным и замороженным мясом, спешно покинул лагерь. Далеко в заснеженной дали раздались глухие выстрелы из пушек. Пушки били по две сразу. Потом перерыв и опять два выстрела, перерыв, и ещё два. «Всего тридцать пушек, пятнадцать залпов. Времени должно хватить на перезарядку первых двух» Такие мысли проносились в голове у Александра. Словно облако снежной пыли всадники бесшумно мчались сквозь заснеженный лес.

Опять встретили связного. Александр остановил отряд, отошёл со связным в сторону и тот стал чертить на снегу место расположения турок.

Сигнал, и снова бесшумный полёт коней меж укрытых снежными шапками елей.

Опять прозвучало два глухих выстрела. Совсем близко. Наконец, впереди показалось знакомое замёрзшее болото.

Ехали по краю леса, не выезжая на открытое место, пока между турками, окружившими огрызающуюся огнём базу, и всадниками не оказалась маленькая сосновая роща на островке среди болот. Под защитой рощи отряд осторожно длинной цепочкой приблизился на расстояние около пятидесяти шагов к тылам турецкого отряда. Построились среди сосен. По сигналу взмыли вверх шумные стрелы и тут же вонзились шпоры в бока коней. Кони рванулись вперёд, взметая снежную пыль. Всадники поднимались на стременах и пускали вновь во врага стрелу за стрелой. Потом разом вложили луки в налучья, пристёгнутые к крупам лошадей, выхватили сабли, взяли в руки пики. Из глоток одновременно вырвался многоголосый рёв: «Штефан»!

Кони мчались, вытаращив глаза, раздувая ноздри в предвкушении боя. Удар был столь силён, что пешие турки покатились по снегу, разметанные массой коней с бронированными нагрудниками. Молдаване рубили турок по головам, обмотанным чалмами, кололи пиками. В это время с холма на турок обрушились ещё шестьдесят всадников с пиками и саблями, а из леса на помощь Александру уже спешили сорок конных разведчиков Рареша.

Окружив отряд османов, молдаване секли их саблями, и скоро снег вокруг стал красным, а трупы турок чёрно-красными грудами валялись по всему замёрзшему болоту.

 Резня завершилась, и отряд молдаван разъезжал по полю, выбирая для себя самое хорошее оружие, добивая тех, кто ещё подавал признаки жизни.

     Вечером весь отряд выехал из базы и направился к новому лагерю, заранее оборудованному сотней Богдана Раковицы.

Стоял снежный, морозный декабрь. Скоро Рождество. Впереди дорогу проверяли разведывательные отряды, и гонцы время от времени подъезжали к Александру и докладывали обстановку.

Вокруг Александра стремя к стремени ехали его боевые друзья. Справа Теодорик, слева Рареш и другие сотники. Роман Рареш спросил Александра.

     – Княжич, ты ещё не женат?

     – Нет. Поехал свататься, но поссорился с тестем. Теперь холостой навеки.

     – Ну, не навеки, положим,– вмешался Теодорик,– Это по молодости кажется, что любовь - она навсегда. И клянутся молодые друг другу в любви до гробовой доски. Но проходит год, два, пять лет, и прежняя любовь куда-то исчезает. А потом появляется новая любовь. И жизнь начинается сначала.

     – Каждый сам чувствует, одна ему дана любовь или нет,– возразил Александр.

     – Каждому кажется, что он уникален. Но со стороны-то видно: все люди одинаковы. Что князь, что боярин, что холоп-вечин. Человек он и есть человек. Даже раб – он тоже человек.

     – А я вот недавно женился. Дочка у меня родилась. Марией назвали в честь святой Девы,– сказал Рареш.

     – Не огорчайся, родишь ещё и сына. А если нет, то дочка родит тебе внука. Может, внук воеводой станет,– сказал Тео.

     – Не станет. Не боярского мы рода, Рареши. Простые люди. Мой отец, Пётр Рареш, ремесленник. Я тоже ремеслу учился. Но потом, благодаря судьбе и сноровке своей, стал воином в гвардии господаря Штефана. В Малом войске.

     – Сколько воинов в Малом войске господаря?– спросил Тео.

     – Десять тысяч профессиональных воинов. Вместе с наёмниками. А во время войны собирает Господарь Большое войско числом сорок тысяч.

     – Для победы над турками сорока тысяч явно недостаточно,–  грустно заметил Богдан Раковица.

     – Будем надеяться на помощь соседей и на военное умение нашего Господаря,– ответил Рареш.

     Опять сыпал снег. Стояла кромешная ночь. Только глухо скрипели по снегу полозья саней, да изредка всхрапывали кони. Сквозь ночь, сквозь снегопад продвигался вперёд отряд Александра. Всего триста человек, с небольшим обозом. Но неумолимое время приближало этих людей к событию, которое навсегда войдёт в историю Молдовы.