Страница 23 из 119
– Тогда зачем ты, атеистка, мне говорила о Боге, о грехе?
– У каждого свой Бог, своё понимание собственного места в мире. Грех не перед Богом. Перед собой. Внутренняя чистота, порядочность – лучший анализатор нашего поведения. Они-то и подсказывают человеку, что есть грех. Ложиться в постель при первом знакомстве, без любви, только по желанию плоти – самый настоящий грех.
– Что есть любовь? Совсем недавно мне казалось, я влюблён. Но у неё появился другой, и она мне стала почти отвратительна.
– Бессмысленно объяснять, что такое любовь. Каждый знает, когда любовь приходит. Главное, что между мной и тобой её, увы, нет.
– Не будь, Анна, так пессимистична. Ещё несколько встреч, и кто знает? Ты мне очень, очень нравишься. Я почти теряю голову. И только правила приличия и позднее время вынуждают меня откланяться. Твой ужин был великолепен. Твоя граппа удивительна. Твои апельсины действительно райские фрукты. А твои руки и глаза будут сниться мне всю ночь. Со мной останется аромат гиацинтов, и я не посмею умываться, пока не исчезнет этот запах. Буду хранить его на своём лице до следующего свидания. Очень надеюсь на скорую встречу с тобой.
– Только не приходи на праздник замарашкой. На церемонии венчания с морем все, как правило, без масок. Грязь на твоём лице может кому-то показаться неуважением к жениху, дожу Венеции, а значит и к самой Королеве Адриатики, улыбнулась Анна.
Они подошли к ступеням причала. Чёрная гондола с гондольером на корме блестела при свете фонарей.
– До свидания, Анна. Хочу тебе сказать, что мы с тобой удивительно похожи. Когда ты произносишь слова, мне кажется, что это делаю я. Наверно, если заглянуть в далёкое прошлое, то между нами есть родственные связи. Моя семья, как тебе известно, имеет глубокие корни в Константинополе. Но родство душ – не пустые слова. Именно ты – мой душевный близнец.
– Спасибо за льстивые речи и приятный вечер. До свидания, Александр!
– До свидания, Анна!
Гондола тихо плыла по чёрной блестящей воде Большого канала. Как светляки на её поверхности качались фонари многочисленных гондол и маленьких судов. Крупные нефы и галеры чёрными махинами темнели возле низких причалов. Их палубы освещали тусклые фонари, и вахтенные матросы перекликались в ночной темноте. На берегу кипела жизнь. Из таверн доносилась музыка, громкие пьяные крики. Пели тут и там гондольеры. Площадь святого Марка была ярко освещена лампами и факелами. Под кампанилой с огнём маяка на её вершине, по-прежнему торговали вином.
Ещё один день пролетел вдали от Родины. Родная Таврида, Готия! Она снится почти каждую ночь. Чем дальше от её берегов, тем сильнее ностальгия. Даже в пахнущем гниющими водорослями воздухе Венеции Александру чудился аромат свежего морского дыхания Верхнего Понта, впитавшего запахи роскошного букета целебных трав и цветов Мангупа.
В праздничный день, после того, как из далёкого Арсенала донёсся пушечный выстрел, к маленькому причалу у дома, снимаемого друзьями, причалила богато украшенная позолотой и резьбой гондола. Александр и Тео, одетые в праздничные одежды, вышли из дома, и, поклонившись Анне, сошли в гондолу, сели напротив неё на оббитую красным бархатом скамью.
– Граф, ты обещал не умываться, но не говорил, что придёшь с синяком под глазом. Неужели, какой-то пьяный морячок в таверне сумел достать такому гиганту до глаза?
Александр сокрушённо покачал головой, а Тео рассмеялся и пояснил:
– Княжич нанял несколько фейхмейстеров и стал обращаться с ними так же бесцеремонно, как с Василием, нашим слугой. Вот один из них, тренер по рукопашному бою, и дал ему понять кто мастер, а кто ученик.
Гондольер в безупречно белой рубахе опустил весло в воду, и гондола плавно заскользила мимо красных кирпичных фасадов домов, протиснулась под узкими крутыми мостами и вышла на широкую гладь Канала святого Марка.
За ними следовала их собственная гондола с Василием. Живописная картина открылась перед глазами Александра и Тео. Мимо проплывала богато украшенная парадная галера венецианских дожей «Бучинторо» с дожем и сенаторами на борту. За ней многие сотни гондол, «биссоне» – фелюг, лодок и прочих маленьких судов теснились плотной массой от одного берега до другого.
А на берегах праздничная толпа бурно приветствовала процессию.
Балконы и окна выходящих на канал домов были украшены флагами с крылатым львом, цветными ковриками и полотнищами.
Кавалькада судов с «Бучинторо» во главе вышла из канала и прошла до места церемонии у выхода из лагуны. Бракосочетание началось. Патриарх благословил море. Александр подумал, что поражение, которое потерпели венецианцы от турок три года назад в результате морского сражения при Эвбее, и, как результат, потеря этого острова Венецией, совсем не даёт венецианцам право утверждать своё господство над морем.
– Скажи, Анна, кто тут на ком женится? – спросил Тео. – Насколько я знаю, итальянский язык, море – мужчина. Дож – тоже мужчина. Или нет? Неужели, мы попали на голубую свадьбу? Баловники эти венеты.
Анна рассмеялась:
– Венеция совсем недавно была в панике от гомосексуализма, распространившегося из Азии. Так что твоё замечание очень бы не понравилось Совету Десяти. В мрачной тюрьме за Мостом Вздохов люди, произнёсшие и менее крамольные слова, нашли своё последнее пристанище. Сейчас в городе на 200 тысяч населения 11 тысяч проституток. Поэтому, гомосексуализм отступает на второй план. Всё есть в Венеции, кроме собственных идей. Город живёт за счёт посредничества в торговле, проще говоря, спекуляции. А спекулянты ничего не способны придумать, кроме как тупо увеличивать цены на свои сомнительные услуги. Одним из немногих исключений из этого печального правила является идея жениться на море. И не важно, какого он, она, оно рода. Этой единственной своей идеей венеты очень гордятся, и никогда от неё не откажутся.
– Ты не совсем справедлива к венетам, Анна. Ещё они производят чудесное стекло. А бесподобные кружева на твоём платье - тоже творение венецианских кружевниц, так что твои слова ещё меньше понравились бы упомянутому тобой Совету Десяти,– заметил Александр. – А насчёт женитьбы: если венецианцы мужья морю, то кто же тогда турки? Любовники?
Анна опять рассмеялась, но потом посерьёзнела и сказала, понизив голос:
– Вокруг нас действительно слишком много ушей. Купцы и мореходы знают языки, в том числе, греческий. А война с Турцией, которая длится уже который год, только добавляет подозрительности. Наш разговор может иметь нежелательное продолжение.
Они умолкли. В это время дож на корме «Бучинторо» кинул кольцо с драгоценными камнями в воды Адриатики, произнося сакральные слова:
«Мы берем тебя в жены в знак нашей истинной и вечной власти».
Александр с любопытством посмотрел вокруг. Множество гондол сновали возле бортов «Бученторо». Одни были крупные, богато украшенные резьбой, позолотой и драгоценными обивками и принадлежали патрициям, живущим по берегам Большого канала. Другие мелкие, способные протискиваться под многочисленными мостами и мостками. Их владельцы – лавочники, муранские стеклодувы, живущие на окраинах. Большинство гондол чёрного цвета, но некоторые ярко красные, иные зелёные, синие. В гондолах сидели целые семьи с детьми. Знаменитые венецианские красавицы прикрывали лица от посторонних взглядов вуалями. Холостяки кружили на гондолах вокруг прекрасных венецианок в надежде заглянуть под вуаль и привлечь их внимание.
Неожиданно, в соседней гондоле Александр увидел Софию. Она была одна и совсем близко, чуть дальше, чем он мог достать рукой. Только стройный гондольер в белой рубашке недвижимым изваянием застыл на корме её гондолы.
Зелёными, как воды лагуны, глазами, София смотрела на церемонию, и казалась совершенно увлечённой происходящим. Но потом, словно почувствовав взгляд Александра, она медленно повернула голову, и их взгляды встретились. Опять у Александра возникло ощущение, будто в её глазах он видит своё будущее. Или прошлое? Осквернённые храмы, копья минаретов и смерть на политой кровью предков, но теперь уже навеки чужой земле. Он не ужаснулся, а смотрел спокойно, то ли в её глаза, то ли в вечность, как смотрит душа, отлетевшая от тела. София взглянула на Анну, подёрнула плечами и дала знак гондольеру. Медленно опустилось в воду весло, и гондола величаво, словно чёрный лебедь, поплыла по зеркальной глади моря, исчезая среди тысяч других гондол.