Мангуп

Другая стрела. Ещё один мунтянин прятался за зубцом стены с мечом наизготовку. Бок защищён кольчугой. «Пробьёт», подумал Александр, натянул лук до треска, отпустил стрелу. Стрела вонзилась по самое оперение, пробив кольчугу.

Европейский цельнодеревянный лук из тиса - слабый, не чета азиатскому или черкесскому, склеенным из дерева, кости и сухожилий. Александр натянул его чуть посильнее, чтобы пробить очередную кольчугу, и лук сломался. Досадуя, княжич схватил другой лук.

Тео сломал свой лук ещё раньше. Не привыкли они к чужому некачественному оружию, стреляющему менее чем на 100 длин лука. Атакующие, ранее гроздьями висевшие на многочисленных лестницах, теперь сверкали окровавленными мечами на вершине пролома, соскакивали по крутым каменным лестницам вниз, во двор замка, и разбегались между строениями в поисках спрятавшихся защитников, женщин и добычи.

     К полудню защитники замка прекратили сопротивление. Связанные пленные сидели во внутреннем дворе. Изнасилованные женщины плакали, прижимая к груди перепуганных детей. Личная гвардия Штефана переворачивала трупы и обходила все помещения в поисках Рады Красивого.

 Но Радула не нашли. Он сумел уйти ночью. Вероятно, спустился со стены по верёвке. Если бы в замке был потайной ход, то он ушёл бы с семьёй. Но его жену и двоих уже почти взрослых детей, а также все атрибуты власти, обоз и богатую казну молдаванам удалось захватить. Александр видел, как юношу со связанными руками, двух женщин, одна из которых была молодой и красивой, вывели из покоев, усадили в повозку и в сопровождении отряда всадников отправили в Сучаву.

     Ночью Александр и Тео разместились в одном из покоев замка. Им повезло: в небольшой комнате было две кровати.

     – Тео, ты спишь?

На соседней кровати большое тело грузно повернулось в темноте, словно медведь очнулся в берлоге.

     – Нет ещё.

     – Почему ты так ревел, когда ворвался в башню? Я сам от твоего рёва чуть богу душу не отдал.

     – Чего ревел, чего ревел! Ведь мы все из Таврии, значит, тавры, быки то есть. Вот и ревём себе. И в Молдавии быков почитают. Даже на щитах наши головы изобразили. Сам Бог мне предписал: реви! Вот и реву.

     – Очень мудрое объяснение. А серьёзно?

     – А серьёзно – испугался я. От страха и ревел.

     – Чего ты, старый пень, мог испугаться? Тебя самого все до смерти боятся.

     – Не за себя испугался. Выползаю я на эту раздолбанную стену, а княжича моего и следа нет. Туда, сюда ищу – нет. Канул, как в воду. Неужели, думаю, сбросили княжича со стены? Но ведь он не птица, может и повредить себе чего-нибудь. А ведь я князю Телемаху у его смертного ложа обещал, что уберегу тебя в бою. И перед боем ты, как я заметил, даже не перекрестился. Это плохой признак. Значит, Бога с тобой нет. Тут слышу: крики в башне. А когда добрался до башни и увидел тебя, то и заревел от радости.

     – Понятно. Я тоже обрадовался, когда тебя увидел. Слишком их много было на одного.

     – Александр, у меня к тебе встречный вопрос: почему ты не крестишься, не молишься, не постишься, и вообще – не веришь в Бога?

     Наступила глубокая тишина. Теодорику даже показалось, что Александр уснул. Но тот, наконец, ответил:

     – Кроме Маши, моей сестры, и Тихона, моего двоюродного брата, теперь об этом знаешь только ты. Не дал мне бог веры. Я даже не представляю, как могут люди верить в то, чего нет и быть не может. Не верю я, будто в этом бездонном небе сидит какое-то существо, бог, которое только тем и озабочено, что суёт свой нос в людские дела. Вся религия – это только слова, написанные на бумаге или произнесённые людьми. Бог уже давно не является людям. Да и являлся ли когда-нибудь? Можно ли верить словам фанатиков? Каждый верующий мечтает об одном: увидеть чудо, ибо сомневается, не верит в душе своей и не понимает триединую сущность бога. Это же надо придумать: и отец, и сын, и дух – каждый сам по себе, но существо одно. Не бывает такого! И в Библии про это ничего не написано. Не могу я верить в то, чего не видел собственными глазами. Вся деятельность священнослужителей имеет целью лишь одно: одурачивание верующих для укрепления их веры. Ведь без веры поток пожертвований иссякнет. Ну и мы, власть предержащие, всеми силами укрепляем веру, которая помогает нам сплачивать народ в одно целое, держать в повиновении массы. Для этого мы не замечаем ухищрений монахов: мироточение, исцеление и прочие трюки.

     – Неужели, ты не боишься ада? И не признаёшь десять заповедей?

     – Ада, в виде горящего огня, котлов с кипятком и прочими страстями нет и быть не может, ведь тела умерших сгнивают, а значит, боли умершие испытывать не могут. Да и в Библии говорится: «Прах в землю, чем он и был, а дух возвратится к богу, который и дал его». Где там ад? Нет его. Ад есть только на земле. Посмотри на жизнь рабов. Это мы, феодориты, одни из немногих народов, которые не используют рабский труд. Весь Восток живёт за счёт рабского труда, а бессовестные торгаши – генуэзцы Каффы – одни из основных перекупщиков рабов. Земной ад закреплён в десятой заповеди божьей: «Не возжелай… раба ближнего своего!»  И вообще, как можно верить в то, что нарушаешь каждый день? «Не убий!» Чем мы занимаемся ежедневно? Убиваем. «Не укради». Мы не крадём, мы «берём трофеи», а заодно насилуем. Именем бога совершаются самые страшные преступления на земле. Мерзко всё это. Бог, якобы, один. Но, почему-то, у каждого народа он свой. Татары и турки убивают во имя Аллаха. Мы во имя Христа. Есть ещё Будда и множество других богов. Наверно, ради них тоже убивают.

     – Но после смерти ты желаешь жить вечно и очутиться в раю?

     – Нет ада, нет и рая, ибо нет тела, которое нужно кормить яствами, ублажать ласками. Ничего нет после смерти. А потом, что за компания в раю? Первый, кто оказался там от Христа – бандит и убийца, который в последнюю минуту поверил в божественную суть Христа. Таких бандитов там пруд пруди. Можно всю жизнь грабить, убивать, а в последний миг сказать «каюсь», и ты в раю. Удобно. Ещё там полно нищих духом, старых бабок, плачущих, кротких, потому что бог их сразу определил в рай, согласно девяти заповедям блаженства. Совсем неинтересная компания. Что там делать? Опять славить бога? Тоска! Не люблю ханжества и лицемерия. Я люблю Свободу. А ты Тео, спасайся, молись! Сколько людей ты убил? Ничего! Покаешься, и Бог простит. Будешь тысячи лет в раю любоваться на бога и бить ему поклоны. Без головы и мозгов не больно! Что надо богу? Чтобы его славили. Мне, человеку, сыну князя и то противно, когда передо мной унижаются. И убивать противно ради веры, ради Христа. Хуже всего, что скоро я привыкну, не буду замечать мерзости убийства, а начну испытывать только радость. Ты привык, и я привыкну. Но на религию в государстве не посягну. Не буду рубить сук, на котором сижу. Мне, представителю власти, христианство нравится, ибо сказано: «Всякая власть от бога». Не будь этой фразы в Библии, не было бы и христианства. Мы, князья, его бы уничтожили как конкурента. Пусть люди верят. Единая вера сплачивает страну. Кстати, в том и слабость моей страны, что нет в Феодоро единой веры. Ещё сказано: «Не мир пришёл я принесть, но меч!». Эти слова спасли Христианство от внешних врагов. Не будь их, не было бы крестовых походов, не брал народ в руки мечи, боясь нарушить заповедь: «Не убий!», и не защищал свою страну. Так что я не против веры, но сам не верю.

– Ты святотатствуешь, княжич. Нехорошо это. И народ свой унижаешь, намекая, что религия  для дураков и рабов. Уж не гордыня ли говорит твоими устами? Ведь это самый тяжкий грех, мать всех грехов.

     – Я не боюсь грешить против бога. Но общечеловеческую мораль уважаю. Насчёт гордыни. Я не унижаю других людей, не называю их рабами, как бог христиан, а значит, моя гордыня – моё частное дело, и она не вредит миру. Религия – для  тех, кому нужна опора, кого постигло горе, для сломленных духом. Сильные люди в ней не нуждаются. Верю я или нет, но свою страну и своего верующего друга я почитаю больше всего на свете.