Мангуп

Выставив вперёд меч, Тео прыгнул сверху прямо на турка, стоявшего между лавок галеры с арбалетом в руках. Тело врага, пронзённое мечом, смягчило приземление. Тео тут же вскочил на ноги и, кружась, поразил сразу нескольких османов.

А потом сверху к нему на помощь прыгнул Мимир. Они сражались спина к спине, среди прикованных к лавкам галерных рабов, и скоро с десяток поверженных турок лежали между лавками, истекая кровью. Гребцы хватали оброненные убитыми и ранеными османами сабли, и разили ими своих мучителей, бурно радуясь каждому удачно нанесённому удару.

Сверху, с борта навы, цепляясь за концы, стали прыгать на борт галеры и другие феодориты.

Скоро бой уже кипел по всей галере. Стук сабель и мечей прерывался только стонами раненых и ликующими криками галерных рабов. Всё меньше на борту галеры оставалось живых османов. Последних своих противников Тео просто столкнул с борта галеры в чёрную воду, и те поплыли в сторону невидимого за снежной пеленой берега. Внезапно, Теодорик увидел, как один из османов развернул пушку, нацелил её на палубу галеры, раскрутил над головой фитиль, а потом протянул его к запальному отверстию. Тео бросился к баку, но мгновенно понял, что добежать не успеет, ведь почти все прикованные к лавкам гребцы стояли, а проход был завален телами. Выхватив из-за пояса кинжал, Тео метнул его. Клинок вонзился в грудь турка, и тот застыл на мгновение с поднятой вверх рукой, держащей фитиль, а потом плашмя рухнул на палубу в облако снежной пыли. Дымящийся фитиль в его руке попал прямо в стоящую рядом бочку с порохом. Чудовищный взрыв, казалось, подбросил галеру в воздух. Когда дым рассеялся, вместо носа галеры, где прежде стояли три пушки, зияла чёрная опалённая дыра, в которую поступала вода. Галера начала медленно погружаться в воду.

С борта навы спустили верёвочные трапы, кинули концы, и феодориты стали быстро покидать тонущий корабль. Несколько человек освобождали рабов от цепей.

Трюм в корме галеры был набит пленными феодоритами. Освобождённые из заточения, они поднимались на борт навы, благодарили своих спасителей, широко крестясь. Некоторые женщины держали на руках младенцев. Ловкие мальчишки быстро карабкались на борт по висящим концам. Галера наполнилась водой, ткнулась развороченным носом в набегающую волну, её корма задралась, а потом корабль быстро ушёл на дно.

Несколько последних феодоритов успели схватиться за висящие вдоль борта канаты и их втянули на борт.

Теодорик стоял на юте. Ветер усилился. Паруса хлопнули пару раз, потом надулись, увлекая наву вперёд. Капитан решил больше не рисковать. Он приказал рулевому держаться мористее, подальше от захваченного турками побережья.

Теодорик прошёл в одну из крохотных кают в кормовой надстройке и, мысленно попрощавшись с потерянным другом – кинжалом из булата, завалился спать.

Он проспал целые сутки, а когда проснулся, корабль уже стоял на якоре возле мощной крепости Четате-Албэ – Белгорода.

Глава 36. Узник замка Едикуле.

Галера ошвартовалась у причала под морской стеной Великого города, и Александр, окружённый отрядом азапов – морских пехотинцев с алебардами, гремя цепями, спустился по деревянному трапу, ступил на политую кровью землю Константинополя.

Гигантские, нетронутые при штурме османами морские стены города, возведённые Феодосием Младшим и отремонтированные императором Иоанном VIII, всё ещё производили грандиозное впечатление. С противоположной стороны залива в генуэзской Галате, бывшей ромейской Пера, упирался в небо пик построенной генуэзцами Башни Христа.

Прежде, над куполом башни возвышался крест в шесть саженей, но его приказал сбросить на землю Мехмед Завоеватель. До захвата города от Башни Христа ромеи протягивали цепь, преграждавшую проход в бухту Золотой Рог.

Мощёные улицы города были заполнены турками. Из окон каменных домов, где раньше жили греки, теперь выглядывали, старательно прикрывая нижнюю часть лица, турецкие женщины. С высоких минаретов пели муллы.

Александра вели через весь город. Процессия пересекла форумы Феодосия, Быка, Аркадия, и дальше прошла по Триумфальной дороге в самый угол города между стеной и морем. Район прежде назывался Студион. Здесь находилась  тюрьма Едикуле – замок с семью башнями, построенный султаном через пять лет после взятия города.

К четырём квадратным башням Феодосиевых стен султан Мехмед приказал пристроить ещё три более мощные круглые башни, с полумесяцами на остроконечных крышах.

Замок служил султану местом хранения казны и мрачной политической тюрьмой – зинданом. «Золотые ворота» Константинополя, занимавшие центральное место в комплексе крепости, султан приказал наглухо замуровать, когда по городу стал распространяться слух, будто освободители войдут в город именно через эти ворота.

Деревянные, оббитые железными листами ворота крепости  приоткрылись, пропуская пленника. На просторной площади, окружённой стенами, Александр увидел маленькую мечеть с минаретом и традиционный фонтан для омовений. Высоко над землёй по стенам ходили стражники.

По узким тёмным проходам с арочными сводами и скользкими каменными ступеньками Александра проводили в камеру, расположенную внутри одной из башен. Тяжёлая деревянная дверь, оббитая железом, захлопнулась за ним, и он остался один в маленькой холодной камере с единственным окошком, через которое был виден краешек неба. На полу лежал пук соломы. Александр лёг на него и уснул, подрагивая от холода.

Он проснулся от запаха перегара. Открыл глаза. В узкое окошко заглядывала ночь. Потрескивали лампы в руках двух стражников. Над князем стоял невысокий плотного сложения сильно располневший человек. Неяркий свет ламп, которые держали два стражника, освещал лицо мужчины лет сорока с тонким хищным носом, напоминающим клюв попугая, с мешками под глазами и пронзительным взглядом. Дорогие одежды, чалма из тонкого кашемира и бородка клином, подсказали Александру, что к нему пришёл сам Султан Мехмед эль-Фатих.

Князь поднялся с соломы, отряхнул соломинки с поддоспешника, и прислонился к холодной стене.

– Лестно, что пришёл ко мне, а не приказал привести пленного князя к себе во дворец,– сказал Александр.

Мехмед кивнул стражникам, те повесили лампы на крюки возле двери, и вышли из камеры, прикрыв за собой дверь.

– Не каждый день в моей тюрьме появляется такой знатный гость, как ты, князь,– сказал по-гречески Мехмед. – Вот пришёл посмотреть на тебя. Однажды ты сбежал от моих людей в Венеции, но теперь уже не сбежишь.

– Так это твои люди пытались похитить меня? – спросил Александр.

– Они все давно казнены за нерасторопность, так что нечего вспоминать об этих неудачниках.

– Зачем тебе тогда понадобился лишённый наследства княжич?

– За тем же, зачем и Штефану: взять власть в Феодоро и действовать на мою корысть.

– Я никогда не подчинялся чужой воле. Если на этот раз моя воля совпала с волей Штефана – тем лучше. Сомневаюсь, что ты бы тогда уговорил или заставил меня передать мой народ под твою власть.

– Твой народ под моей властью спокойно бы жил на своей земле и имел сильного покровителя, а сейчас он продан в рабство, а сам ты брошен в темницу. Считаешь, что так лучше?

– Я вижу пример Болгарии. И сочувствую болгарскому народу.

– Посочувствуй лучше своему, князь! Или пятнадцать тысяч рабов, захваченных мною в Феодоро, не достойны твоего сочувствия?

Александр опустил голову. Ему нечего было возразить. Помолчав, он спросил:

– Зачем пришёл, султан? Только ли увидеть мой позор?

– Не только. Хотя, и это приятно. Пришёл предложить тебе службу при моём дворе. Будешь послом от меня в христианских странах.

– Мне это неинтересно! Кем я буду в глазах государей Европы? Изменником? Рабом? Никогда им не был и не буду!

– Все подданные султана – его рабы. Тут уж ничего не поделаешь: таков извечный обычай османов. А как тебе другое предложение: стать моим наместником в Крыму?