Страница 34 из 45
Голова Купера опустилась вперед, а руки, маленькие, белые, окоченевшие, промокшие, без волосяного покрова, но на самом деле довольно проворные, заработали в воздухе, с трудом немного поднявшись сквозь темноту. Он сказал:
— Все будет в порядке.
— Или, может, имеется какая-нибудь красотка, — сказал Уайли, — из-за которой ты ослеп и уже не замечаешь ее пола? Какая-нибудь юная особа? Ну, выкладывай, Купер.
Купер уронил руки, через силу повернул голову так, чтобы можно было посмотреть на Уайли, и сказал почти что тем же своим безразличным голосом:
— Все будет в порядке.
Ночь едва наступила, а Нири, однако, сорвав с себя пижаму и запустив ее на пол, уже вертелся под простыней, спрашивая себя, неужели утро никогда не придет, когда доложили о приходе мисс Кунихан. Увидев, что он не расположен подниматься и не думает рассыпаться перед ней в любезностях, она уселась с desinvolture[76], которой вовсе не чувствовала, в ногах кровати, как будто это был берег, поросший колокольчиками, где-то за городом. Его ледяные ноги под простыней были скрещены и скрючены на грелке, как когти. Поскольку это льстило его кое-как нахватанным знаниям греческих урн, где Сон изображен со скрещенными ногами, а часто еще и младший брат Сна, который будто бы скрещивал ноги, лишь только чувствовал, что начинает пробуждаться. Кроме того, у него была некая туманная теория относительно конечных точек его тела, тем самым соединенных, что препятствовало истечению его жизненной силы. Но теперь, когда о сне не могло быть и речи, а жаркие масляные ягодицы мисс Кунихан находились так близко, он вытянул ноги и спихнул грелку с кровати со стороны стены. Она беззвучно лопнула на полу, так что на протяжении всей последующей сцены из нее сочится вода, стекая по полу к центру.
Несколько схожим образом сидела Селия на кровати мистера Келли и на кровати Мерфи, хотя на мистере Келли была рубашка.
Они не долго совещались таким образом наедине, и мисс Кунихан, задыхаясь от унижения, еще не успела убедить Нири, что тот, кто нашел Селию, нашел и Мерфи, когда доложили о приходе Уайли. Мисс Кунихан взвилась с постели и дико заметалась в поисках возможности ускользнуть или места, куда бы можно было спрятаться.
— Шторы вечно собирают столько пыли, — сказал Нири, — что я никогда не пользуюсь ими. Боюсь, что вы не пройдете в дверь моего шкафа, даже боком, вернее, даже в фас. Балкона здесь нет. Я не решаюсь предложить вам лезть под кровать.
Мисс Кунихан подлетела к двери, заперла ее и вынула ключ в тот самый миг, когда постучался Уайли.
— Сожалею, что тут нет скобы, через которую вы могли бы продеть руку, — сказал Нири.
Уайли подергал ручку, позвал:
— Это я, это Нидл.
Мисс Кунихан сдалась на милость Нири, разумеется, не словесно, но коленопреклонением, вздымающейся, тяжело дышащей грудью, заломленными руками, затуманенной страстью белладонной и т. д.
— Входи, — крикнул Нири. — Мисс Кунихан заперла дверь и не желает тебя пускать.
Мисс Кунихан поднялась с пола.
— Если твоя потаскуха тебя не впустит, — кричал Нири, — оставайся на месте, я позвонил, чтобы принесли ночную вазу.
Но мисс Кунихан не понимала, когда она терпела поражение, а если и понимала, тот способ, каким она это показывала, был чем-то совершенно из ряда вон выходящим. Так как для того, чтобы залиться озорным смехом, распахнуть дверь и представить все случившееся шуткой, не требовалась женщина ее возможностей и опыта. Вместо этого она тихо села в кресло и стала ждать, когда придет горничная и впустит Уайли. Должно быть, быстренько взвесив все обстоятельства, она предпочитала те несколько мгновений, которые ей удалось урвать у откровенного признания и в течение которых она могла пересмотреть свою стратегию, стандартной тактике, допускающей лишь временное облегчение. Нет, мисс Кунихан не понимала, когда она терпела поражение.
Теперь наступило обычное затишье после бури. Нири сидел на кровати, услаждая свой взор лицезрением мисс Кунихан, мисс Кунихан, поглощенная своим вопросом, задумчиво постукивала ключом по своим зубам, Уайли, за дверью, склонялся — точно наполовину — к тому, чтобы на цыпочках удалиться, горничная, далеко в своей темной пещере, дожидалась, чтобы звонок позвонил еще раз. Когда он зазвонил, первыми же своими звуками доказав, что вызов продиктован серьезными намерениями и что слух не обманул ее, она беззлобно двинулась в путь и вскоре уже стучала в дверь.
— Дверь заперли, и этого джентльмена не впускают, — воззвал Нири. — Впустите его.
Уайли вошел чересчур храбро; мисс Кунихан встала.
— Молодец, девочка, — сказал Нири. — Теперь заприте дверь за джентльменом.
Уайли и мисс Кунихан встретились лицом к лицу, для обоих испытание не из легких.
— Ты, пес, — сказала мисс Кунихан, первой нанеся удар.
— Ты, сука, — сказал Уайли.
Оба принадлежали к одному и тому же великому разряду.
— Вы предвосхищаете тон моих слов, — сказал Нири, — если не сами слова.
— Ты, пес, — сказала мисс Кунихан, претендуя на последнее слово.
— Прежде чем вы продолжите… — сказал Нири.
Первый раунд остался за мисс Кунихан, и ее силы были почти нетронуты. Она села, и Уайли прошел к постели. Он был от природы наделен способностью чувствовать ситуацию и приспосабливаться к ней быстрее, чем мисс Кунихан, но у нее было преимущество в резвом старте.
— Этот локаут, — сказал Нири, — что бы ты на этот счет ни подумал, не пойми его неправильно.
— Я о вас более высокого мнения, — сказал Уайли.
— Я благодарю вас, — сказал Нири тоном кондуктора лондонского автобуса или трамвая, которому дали точную сумму за билет.
Тут мисс Кунихан вдруг как громом поразила мысль, что перед ней были два человека, которых ей не одолеть никогда, даже если бы ее дело было правое.
— И великая новость, которую ты принес, несомненно, та же, что у твоей любезной, — сказал Нири, — что Купер напал на след женщины, с которой когда-то мельком видели Мерфи.
— Не вполне видели вместе, — сказал Уайли, — видели, как она входила в дом, в котором, насколько было известно, он в то время находился.
— И это называется «нашли» Мерфи, — сказал Нири.
— Купер это сердцем чувствует, — сказал Уайли, — и я тоже, что эта красивая женщина приведет нас к нему.
— Нассать, — сказал Нири.
— Но если так считает мисс Кунихан, — сказал Уайли, — как мы можем сомневаться?
Мисс Кунихан прикусила губу, оттого что не ей пришел в голову этот довод, который заставил Нири несколько раз открыть и закрыть рот. Он нашел его неотразимым — и ему страшно захотелось встать.
— Если ты, Уайли, — сказал он, — передашь мне мою пижаму, а вы, мисс Кунихан учтете, что я явлюсь из-под простыни несравненно более нагим, чем в день моего рождения, я встану с постели. — Уайли подал ему пижаму, а мисс Кунихан закрыла глаза. — Не беспокойся, Уайли, — сказал Нири, — подавляющее большинство из этого — пролежни. — Он сел в пижаме на край кровати. — Мне нечего и пытаться стоять, — сказал он, — ничто так не утомляет, как долгое лежание в постели, так что теперь, мисс Кунихан, когда изволите.
Мисс Кунихан посмотрела украдкой и была настолько тронута, что забыла о своих горестях и сказала:
— Не могли бы мы сделать что-нибудь, чтобы вам было немножко удобнее?
Ключевым словом здесь было «мы», мизинец, протянутый Уайли в знак примирения. Без него фраза была просто любезностью или в лучшем случае выражением доброты. Это не ускользнуло от Уайли, у которого был такой вид, словно он готов расшибиться в лепешку.
С того момента, как Нири, встав с постели, признал, что Мерфи найден, иначе говоря, с того момента, когда они согласились не иметь никаких расхождений, по крайней мере по одному этому пункту, атмосфера заметно изменилась к лучшему и теперь была исполнена чуть ли не взаимной терпимости.
— Меня больше ничто не может удивить, — сказал Нири.
76
Непринужденность (фр.).