Кутюрье смерти

Жан-Жан закрыл за собой дверь.

Мелани точила карандаш перед включенным компьютером: движения у нее были томными и медленными, глаза угрожающе горели.

— Как, однако, у вас хорошо получается! — насмешливо заявил Жан-Жан, усаживаясь.

Мелани залилась краской, положила ногу на ногу. Жан-Жан присмотрелся внимательнее.

— Да вы еще больше загорели! Уж не ваш ли приятель устроил вам морскую прогулку, а?

— Нет, — хмыкнула Мелани. — Он уехал вчера вечером. Вернется только через месяц.

Жан-Жан глупо ей улыбнулся.

— А, тогда… стоит это отметить… я хочу сказать, что со всей этой работой, которой…

— Можно приступить прямо сейчас… — предложила Мелани, призывно посасывая карандаш.

Жан-Жан мгновенно покрылся испариной. Именно в этот момент в дверь постучали. На пороге стояло это чертово трио: Рамирес, Блан и Костелло.

Мелани, соответственно, отложила свой карандаш и деловито принялась что-то отмечать в своей программе. Жан-Жан впился взглядом в незадачливых подчиненных, с угрожающим видом раскручивая разноцветные скрепки. Подчиненным он отдал распоряжения с самым деловым видом.

Марсель ополоснул лицо в туалете маленького кафе. Посмотрел на себя в зеркало над умывальником и решил, что выглядит отвратительно. Нос кривой, морщины, глаза слишком серые, рот большой, курчавые рыжие волосы и шикарные усы — просто уэльский шахтер. А ведь мать у него из Марселя, а отец — из Тулона. Все в семье как надо. Он снова подумал о Жан-Жане, который послал его подальше с этой историей о нападении на мальчишку.

— Мне начинают надоедать ваши россказни, Блан. Не надо путать службу и удовольствие, ясно? — орал он, пока Мелани, уставившись в клавиатуру, печатала со скоростью минимум четыреста слов в минуту. Затем Жан-Жан хмуро добавил:

— Блан! То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами, хорошо?

— Конечно…

— Вы сейчас думаете не о работе. Помолчите! Ваша частная жизнь меня не касается, но совет я вам дам: будьте осторожны.

— Капитан, со службой я справляюсь. Остальное — это мое дело.

— А я могу вам сказать, что вас ждет неприятный сюрприз. Ваша арабка, ваша очаровательная мать семейства, ваша четырехзвездочная вдова — шлюха.

— Что вы сказали?

— Вы все прекрасно слышали. А теперь можете быть свободны, — бросил ему Жанно, протягивая два листка с машинописным текстом.

Марсель отсалютовал и вышел. Он чувствовал, как у него от ярости горят уши. Этот чертов Жанно думает, что ему все позволено. В лестничной темноте он попытался прочесть листки. Отчет о допросе. Некий Карим Абдаш, бакалейщик. Слова беспорядочно прыгали у него перед глазами. Кладовая. Надья Лллуи. Он попытался восстановить дыхание, как делал это в спортивном зале, и дочитал до конца второй страницы. Абдаш иногда в своей подсобке приторговывал прелестями Надьи. Происходило это через несколько месяцев после смерти ее мужа, который оставил ее без гроша, а законной регистрации она еще не получила, однако потом ее положение стабилизировалось. Дело было закрыто и, судя по записке Осла Руди, которая была приколота к обороту второго листочка, более никогда не возобновлялось.

Нет тут трагедии, сказал себе Марсель, множество раз проделав упражнение «вдох-выдох». Грошовое отступление от морали, попытка женщины, оказавшейся в отчаянном положении, содержать семью. Это не призвание. Он состроил ужасную гримасу и сказал себе, что настоящая Надья та, которую видел и знал он. Солнечные лучи так и шпарили по облупленной зеленой краске, что потревожило паука, который во всю прыть припустил к туалетам. Марсель вытер лицо рукавом своей небесно-голубой рубашки. Хватит, пора снова впрягаться в свое ярмо.

Он вышел на улицу, проследовал через бар, встретив там Жан-Ми, который, обливаясь потом, нес кому-то бокалы игристого. Марсель заскочил всего на пару секунд в туалет — дежурство у него заканчивалось в восемнадцать часов.

На улице, как всегда, стояла мучительная жара. Марсель предусмотрительно устроился под пальмой. В голову опять полезла последняя ссора с Мадлен. Тут взгляд его остановился на женщине, проходившей слева. Это была Надья — она шла по противоположному тротуару и не видела его. Момо же повернул голову, увидел Марселя выпустил руку и бросился через площадь.

— Момо, что ты делаешь? — закричала Надья.

— Привет, легавый!

— Здравствуй… ты из школы? — глупо спросил смущенный Марсель.

— Нет школы, кончилась. Каникулы, разве ты не знаешь?

Подошла Надья, извинилась:

— Простите, что он вам надоедает…

Вдруг мальчишка вцепился в Марселя, зарылся лицом в его брюки. Марсель взял его за подбородок.

— Что такое?

— Там! Он там!

Марсель начал крутить головой во все стороны.

— Где? Где же?

— Вон там, на мотороллере!

Светофор дал зеленый. За углом громыхнул мотор, но в потоке было невозможно что-либо разглядеть. Марсель метался как сумасшедший — все зря.

Все с удивлением воззрились на него. Марсель вернулся к Надье. Все понимающе переглянулись, подталкивая друг друга. Жан-Ми на террасе осуждающе покачал головой: у этого Марселя совсем снесло крышу.

Рамирес еле переводил дух. Он только что взобрался по лестнице на четвертый этаж, прямо к логовищу Альфреда.

— Можно сдохнуть! Лезть на четвертый этаж в такую жару.

Альфред насмешливо взглянул на него:

— Если ты всегда кое на что лезешь в таком состоянии…

Рамирес провел ладонью по седым волосам, спадавшим на шею, поправил прическу.

— Но-но, красотка… Что ты можешь сказать новенького?

— Тут все написано. — Альфред протянул Рамиресу листки в пластиковой папке. — Читать-то умеешь?

— Не волнуйся, это не для меня. Это — для Жан-Жана.

— Ну, слава богу, а то я уж испугался.

Коротышка развалился на диване, заняв свое любимое место. По телевизору шли новости. Землетрясение в Курдистане. Тысячи заживо погребенных. Спасатели беспрестанно разбирают завалы, извлекая из-под них раздавленные тела. Где-то под строительным мусором обнаружена женщина: услышали, как она стонет, зовет на помощь. Спасатели начали ее откапывать, крича, чтобы она держалась.

Коротышка выгнулся, голова его запрокинулась назад, челюсти сжались, тело сотрясала судорога, глаза дико вращались, он принялся жалобно скулить сквозь стиснутые зубы, потом, мгновенно расслабившись, запустил банкой пива в телевизор. Пиво брызнуло на блондинку-журналистку, которая надрывалась на экране, и потекло по нему, как пенистые слезы. Коротышка засунул голову под подушки и принялся раскачиваться, подвывая.

В этот момент раздался звонок в дверь. Он одним прыжком оказался на ногах, вытер глаза, провел рукой по волосам, обвел взглядом комнату. Все было в порядке, если не считать подтеков на приветливом лице журналистки. Он быстро провел по экрану тряпкой. Стало еще хуже — ни дать ни взять грязное ветровое стекло во время дождя. Звонок брякнул снова. Господи, который же сейчас час? Кто это может быть? Полиция? Глубоко вздохнуть. Сохранять контроль. Не забывать свою роль. Он открыл дверь, готовый ко всему.

Перед ним стоял Марсель с идиотской улыбкой на лице. Коротышка не смог сдержать вздох облегчения.

— А-а-а… Это ты!

— Ну да… У меня дежурство тут неподалеку. Ты что, кого-нибудь ждал? Я не вовремя?

— Нет, нет, что ты. Я боялся, что это какой-нибудь придурок. Входи. Я открывал банку пива, так оно брызнуло… где только можно… Я убирал…

— Послушай… Я хотел тебя спросить… мне неловко, но…

Теперь грубая мужская шутка:

— Что ты хотел спросить? Адрес ближайшего заведения с девочками? Или свой гороскоп на следующую неделю? Давай, не стесняйся…

Марсель хохотнул.

— Нет, я просто хотел узнать, не можешь ли ты мне одолжить свой пикап на воскресенье…

— У тебя что, тачка сломалась?

— Да нет, просто Мадлен поедет к своей сестре в Файанс, а поскольку я хотел немного проветриться…