Страница 15 из 37
Не так-то много в округе лабораторий. Они в конце концов найдут ту, что надо. И сразу же вычислят меня. Вот ведь мерзкие упрямые проныры! Вечно им надо совать свои вонючие рыла в чужое грязное белье! И когда они меня найдут, то посадят меня под замок и будут вводить в голову эти имплантаты, прямо под шевелюру. Они уже пытались это сделать, и мне пришлось резать кожу бритвой, чтобы их найти, и, мать твою, сколько было крови… Да! Давай, убей его, давай! Левой, дерьмо!.. Мне надо придумать, как обезопасить себя. Найти… разменную монету.
Коротышка неожиданно расслабился и улыбнулся. Ему в голову пришла одна мысль.
Марсель тихонько постучал к Надье. В такой час лучше шуметь как можно меньше. Особенно из-за соседей… Дверь открылась. Надья посторонилась, пропуская его.
— Входите.
Морщинистый старик в костюме, сидевший перед низеньким столиком, внимательно оглядел его. Рассерженно спросил что-то у Надьи. Та нервно улыбнулась Марселю.
— Он спрашивает, кто вы… — Она повернулась к старику: — Это полицейский. Он пришел из-за Момо…
Повторила по-арабски.
Старик кивнул, но выражение лица у него оставалось по-прежнему мрачным. Он налил в стаканы чай и предложил Марселю. Марсель присел. Вот уж не скажешь, что сидеть в таком положении удобно. Он слышал, как у него скрипнули суставы. Надья осталась стоять в напряженной позе.
— Почему кто-то так озлобился на Момо? Денег у нас нет, у нас ничего нет. Это просто безумец, ведь правда? Почему вы его не арестуете?
— Кого арестовывать? Мы даже не знаем, есть ли действительно кого арестовывать.
Марсель упорно не хотел рассматривать вариант, что тот, кто напал на Момо, и тот, кого прозвали Кутюрье Смерти, — одно и то же лицо.
Вдруг появился Момо — с взъерошенными волосами. Он плакал. Надья обняла его.
— Все в порядке, родной? — Она обернулась к Марселю. — Он плачет, ему стали сниться кошмары… Ну, все… Все прошло…
— Я не хочу, чтобы меня съели…
— Никто тебя не съест, ты большой мальчик. Ну, скажи «здрасте» дяде полицейскому.
— Не скажу. Зачем он тут? Я не хочу, чтобы он тут жил.
У Марселя пересохло в горле. Надья пожала плечами.
— Он тут и не собирается жить. Он пришел тебя повидать.
— Да, Момо! Здравствуй! — сказал Марсель. — Ну, так скажи-ка мне, ты уже видел раньше этого типа, что приходил за тобой к школе?
— Нет, не видел!
Марсель вздохнул, выпрямляясь. Хрусть! Ну конечно, колени! Ему даже показалось, что старик усмехнулся. Надья гладила щеку Момо, который зевал с полузакрытыми глазами.
Марсель провел рукой по волосам. На балконе надрывалась цикада. Воздух был пропитан мятой и корицей.
— Ладно, я, пожалуй, пойду.
— Я зря заставила вас прийти. Простите, но он только что говорил… Я, наверное, сошла с ума…
— Ничего страшного. Пока. Чао, Момо. Спи спокойно. До свидания, месье.
Момо потянул Марселя за штанину.
— У тебя тоже есть мотороллер?
— Почему тоже? А у кого еще?
— У волка. Он сидел на нем возле нашего дома.
Марсель насторожился.
— А какой он был, этот мотороллер?
— Противный. Старый.
— А какого цвета был шлем у того, кто сидел на мотороллере?
— Никакого у него не было шлема, у него была фуражка, как у моряков.
— А глаза у него были голубые или карие?
— Не знаю. Карие?
— И у него был комбинезон мотоциклиста?
— С ума сошел? Для такого маленького мотороллера!.. На нем была такая синяя штука, как у папы…
Марсель взглянул на Надью.
— Он хочет сказать, синяя рабочая блуза.
Марсель ликовал. Может быть, это просто рабочий со стройки?
— И какого он роста? Больше меня?
— Нет. Он как деда…
Марсель взглянул на старика — не больше метра шестидесяти. Марсель уже чувствовал, как Жан-Жан с благодарностью жмет ему руку.
— А что ты еще помнишь?
— Не знаю.
— У него были какие-нибудь украшения?
— Он же не девчонка!
— Понятно. Но может быть, браслет, часы, цепочка…
— Да, цепочка и медаль на ней с другом Христа.
— С другом Христа?
Надья уточнила:
— Он хочет сказать, с каким-то святым.
— Может, медальон со святым, нет?
Момо пожал плечами.
— А у тебя есть мотороллер, а?
— Нету, — ответил Марсель, — мотороллера у меня нет. А машина есть, я могу отвезти тебя, куда хочешь.
— Вместе с мамой?
— Ну конечно.
Надья закашлялась. Старик подозрительно смотрел на них. Жужжала муха. Он поймал ее на лету и раздавил между пальцами. Марсель вздрогнул и перевел взгляд на малыша.
Момо неожиданно закрыл глаза и повалился на диван.
— Он заснул, — объяснила Надья.
Марсель открыл дверь.
— Я пошел. Буду держать вас в курсе. Но вы не волнуйтесь, мы его быстро вычислим, а пока…
Надья улыбнулась: улыбка получилась неуверенной. Она наклонилась к нему, высунувшись на лестницу, и зажгла свет на площадке. Ее голое плечо коснулось его…
— Если вы не против прогулки на машине…
— Вы, наверное, очень заняты…
Они шептались на площадке, глядя друг другу в глаза.
— Я могу освободиться. Можно съездить куда-нибудь на пикник…
— Наверное…
— Конечно, и Момо с нами!
Надья улыбнулась — по-настоящему. Марсель коротко сжал ей плечо — дружеский, успокаивающий жест. Тело у нее было нежным, упругим и молодым.
— Ладно, мы об этом еще поговорим. Идите спать.
Он на цыпочках спустился по лестнице. Поднял голову, когда оказался внизу. Дверь закрылась. Он вышел. Над ним, наверху послышался легкий шум. Марсель поднял голову. Надья развешивала на балконе белье и смотрела на него. Он улыбнулся. Она улыбнулась. Марсель почувствовал себя полным идиотом. Он махнул ей рукой, красный от смущения, залез в машину и нажал на газ.
7
В воздухе пахло грозой. Как снаружи, так и в комиссариате. Отчаянно рыдала дама в разорванном шелковом пиджаке: ее избили и отобрали драгоценности. Еле сдерживавший себя полицейский отправился за стаканом воды. Высокий пузатый мужчина пытался придушить трех подростков-арабов, которые теперь, когда он не мог до них дотянуться, переругивались с ним.
В кино у него кто-то свистнул бумажник.
— Врет он все! Это потому, что ему не нравится цвет нашей кожи. Он расист!
— Не валяйте дурака, за вами следили. Сядьте, месье, вами займутся.
Какой-то дилер в наручниках нервничал, сидя на старой деревянной скамье; он украдкой поглядывал то направо, то налево, как автомат, который заело.
Торопливо сновали полицейские с делами в руках. Или с дубинками.
Жан-Жан распахнул серую грязную дверь. Удивленный Рамирес поднял голову. Напротив него развалился на стуле маленький пузатый старикашка, он был в шортах и желтой, заляпанной кровью футболке; волосы, такие же желтые, как футболка, торчали у него на голове, будто лес сигарет «Житан», которые скручивают из маисовой бумаги. Жан-Жан дернул подбородком в сторону пузана.
— Это у тебя надолго?
— Сейчас закончу и приду.
— Что он сделал?
— Только что убил бутылкой свою жену. Сначала разбил бутылку о ее голову, а потом — раз! — и розочкой в живот.
— Почему ты это сделал?
Пузан пожал плечами и промолчал.
— Она всегда настаивала, чтобы он выводил собаку и выносил мусор именно тогда, когда начинается сериал, — ответил вместо него Рамирес. — Она доставала его так каждый вечер. Представляешь, он ни разу за пятнадцать лет не видел начала фильма!
— Вам надо было купить себе видик!
— О, знаете ли, я все эти современные штучки…
Жан-Жан вздохнул. Обернулся к Рамиресу:
— Ладно, когда закончишь, приходи. У Блана есть новости.
Рамирес рассеянно кивнул и с наслаждением вернулся к допросу.
— И еще она вам запрещала курить?
— О куреве я и заикнуться не смел: это первое, что она мне запретила. Я должен был курить на балконе, это в моем-то возрасте! Вопросы есть?