Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 65

– Чего ты?.. Чего ревешь-то? – спрашивали его.

– А як же мини не ревты, як… як я жи… жинку загу-бы-ы-в…

– Какую жинку?

– Та свою же, Пара-аску, – плакал он горькими слезами.

– А где же ты ее загубил?

– Та у городи, на базари-и…

Между тем Гусев внимательно осматривал собачонку и веревочный обрывок, на котором она была привязана.

– Иван Иванович, – позвал он Зарина.

– Иду, – отозвался тот, подходя к нему.

– Вот, посмотрите-ка сюда.

Они оба нагнулись к веревке и внимательно ее рассматривали некоторое время.

– Ну?.. Что это, как вы полагаете?

Зарин достал увеличительное стекло

– Кровь, несомненно, кровь, – произнес он утвердительно…

Когда, наконец, открыли Цикавому, по какому поводу его остановили, последний хмель выскочил из головы бедного хохла, и отчаянию его не было границ.

– Хиба-ж моя вина тут у чем есть? – причитал он. – Це воны гаспидовы диты привязалы цуцыка до возу, а сами утеклы, щоб им до вечера усим передохнуть окаянным!..

Невиновность несчастного хохла была очевидна, но дело было чересчур серьезно, а потому уряднику было поручено Цикаваго с возом и собакою доставить на хутор Амвоновой для допроса следователя, а кровавые следы на веревке были обмотаны бумагой и крепко обвязаны бечевкой.

Чиновники сели в тарантас, посадили туда же умильно оглядывавшегося назад Рекса и быстро покатили обратно на хутор. Оба чувствовали себя не совсем хорошо, было досадно и обидно, чувствовалось, что на этот раз их ловко провели и направили на ложный след.

– Да, не ожидал я, что нас с Рексом проведут так, за нос, – вздохнул Зарин печально, – теперь, если они не дураки, они уже далеко – ведь, шутка сказать, сколько времени потеряно.

– Так-то оно так, но печалиться нам особенно нечего, наверно, наше начальство не дремало и не только сделало надлежащие распоряжения о розыске преступников, но телеграфировало уже всюду, и надо надеяться, что они далеко не уйдут.

– Кабы вашими устами, да мед пить. Еще надежда у меня на то, что Семен Григорьевич чего-нибудь добьется и если только среди них был хотя один из зарегистрированных в бюро, ну тогда еще с полгоря; не мытьем, так катаньем, а дойдем.

VI

– Итак, их было три человека? – спрашивал в тот же вечер у себя в кабинете Зарин Лядова, явившегося с докладом по делу убийства Амвоновой.

– Да, три… то есть не меньше трех, так как у меня имеются отпечатки трех человек. Принимая во внимание местонахождение этих отпечатков, я думаю, что не ошибусь, если скажу, что один из преступников душил свою несчастную жертву, другой раздробил ей череп, а третий, не вмешиваясь в убийство старухи, работал возле кассы…

– Великолепно, очень хорошо, – оживился сразу Зарин, – ну-с дальше, дальше: кто же участники этого преступления?

– Двоих удалось установить, это отбывавшие уже наказание, известные взломщики: Павел Волков, только недавно вышедший из местных арестантских рот, по кличке Рудой, и некий Сазонов Михаил, он же Динамит, гастролер, у нас еще не бывавший…

– Так-так, ну а третий?

– Третий, как надо полагать, еще новичок. Это подтверждается не только отсутствием его карточки, но и тем, что он нанес шкворнем удар старухе по голове и понаделал на всем массу кровавых отпечатков, тогда как Рудой оставил следов гораздо меньше, но я несколько все-таки нашел…

– Вы, конечно, сохранили их?

– Особенно тщательно.

– Очень хорошо. Ну а теперь давайте еще раз проверим вместе, чтобы не вышло какой ошибки…

VII

Постовой городовой Архип Телятник, обходя пост на Въезжей улице, вдруг обратил внимание на что-то черное, валявшееся в траве канавы.

– Должно, тряпица какая, – подумал он, но все-таки спустился в канаву и ножнами шашки извлек заинтересовавший его предмет. Это был еще почти новый, черный, шерстяной небольшой платок, весь сжатый и чем-то запачканный.

– А ведь, кажись, кровь? – разглядывал его городовой. – Ишь ты, и узелок завязан.

Он осторожно развязал узелок и из него достал небольшою бумажку, на которой был изображен счет из бакалейной лавки купца Синебрюхова г-же Амвоновой.

– Амвоновой… Амвоновой… Да никак фамилия старухи, что убили в ночь, – такая и будет… А может, и нет?.. Э, нет, передам-ка лучше в участок – дело вишь больно важное.





И, пройдя на мельницу, он передал по телефону о своей находке в участок, а через полчаса местные чины полиции, а также и Зарин с Лядовым и Рексом были на месте.

– Вот это находка, так находка, – весело потирал руки Зарин, – а ну, брат, веди-ка нас на то место, где платок нашел.

– А вот пожалте, вскбродие…

– Ну-ко, Рекс, поправляй дело.

И спущенный пес, обнюхав платок и канаву, уверенно свернул на Глухую улицу и побежал по ней, изредка приостанавливаясь и разбираясь в следах. А за ним спешили чины полиции, горя желанием близкой развязки ужасного дела.

VIII

Еще с шести часов вечера Микитка забрался в укромную палатку садика «Встреча друзей», куда должны были прибыть и остальные товарищи, так как Динамит должен был разменять на несколько тысяч процентных бумаг, чтобы и эти деньги разделить поровну.

Микитку трудно было узнать – он приобрел новый «спиджачный костюм», из-под которого выглядывала голубая канаусовая рубаха. Новые сапоги «гармонией», синий картуз, перстень и серебряные часы с цепочкою довершали его наряд.

Микитка куражился. Он потребовал себе бутылку самой лучшей водки и баклажан на закуску, хлопал рюмку за рюмкой английскую горькую и скоро пришел в самое радужное состояние. Ему захотелось музыки, песен, захотелось танцевать. А товарищи, как нарочно, не шли. Он сидел, развалясь, курил «офицерские» папиросы, и, глядя, как кругом весело пили и болтали между собою трактирные посетители, ему вдруг взгрустнулось, и, подперев щеку рукою, он затянул во всю глотку:

Отцовский дом спокинул я,

Травою за-а-арастет,

Собачка верная моя…

Но тут его вокальные упражнения прервал подошедший половой:

– Господин, а господин!.. Не годится оно так-то.

– Чиво-о-о?.. Ета почему так?.. Ежели я плачу за все, так какое твое полное право…

– Это все хорошо, что вы платите, а у нас пение не допускается, – настаивал половой.

– Не допускается?

– Так точно-с.

– А в морду хочешь, а?

– Помилуйте, у нас насчет этого строго…

Кругом подходили посетители, и в окошко уже высовывалась одноглазая физиономия хозяина, как вдруг в комнате послышался какой-то шум, громкие голоса, и не успел вставший Микитка размахнуться как следует на полового, как Рекс с громким лаем кинулся на него и схватил за руку.

– Карраул! – во всю глотку заревел перепуганный парень, но крик замер на его губах: несколько полицейских схватили его крепко за руки.

– Ага, попался, молодец!.. Все оставайтесь на местах… Запереть все выходы…

– Ищи, Рекс, ищи! – раздавались распоряжения.

Рекс живо обежал сад, помещение трактира, но ни на кого больше не указал.

– Что?.. Что такое?.. В чем дело? – раздавались кругом испуганные голоса.

– Этот молодчик ночью в уезде старуху убил и ограбил, вот что… А ну-ка обыщите его.

И, под возмущенный говор собравшихся, из карманов оторопевшего Микитки извлекли целые кучи кредитных билетов.

– Четыре тысячи девятьсот двадцать пять рублей сорок копеек, – объявил Зарин.

– Ого!.. Вот так молодец!.. Ловко заработал! – заговорили кругом.

Сели составлять протокол, а Микитка, у которого весь хмель мигом выскочил, стоял и не спускал глаз с Рекса.

«Так вот они какие собаки», – думал он, и укушенная рука его больно ныла.

Невесел был и Зарин:

«Ушли-таки, оба заправилы ушли, а это „пушечное мясо“ нам оставили», – думал уныло он.

– Пустите… Позвольте… Дайте пройти, – послышался голос из народа – и весь запыленный, но радостно улыбающийся быстро подошел Гусев.