Страница 40 из 65
– Чего ты?.. Чего ревешь-то? – спрашивали его.
– А як же мини не ревты, як… як я жи… жинку загу-бы-ы-в…
– Какую жинку?
– Та свою же, Пара-аску, – плакал он горькими слезами.
– А где же ты ее загубил?
– Та у городи, на базари-и…
Между тем Гусев внимательно осматривал собачонку и веревочный обрывок, на котором она была привязана.
– Иван Иванович, – позвал он Зарина.
– Иду, – отозвался тот, подходя к нему.
– Вот, посмотрите-ка сюда.
Они оба нагнулись к веревке и внимательно ее рассматривали некоторое время.
– Ну?.. Что это, как вы полагаете?
Зарин достал увеличительное стекло
– Кровь, несомненно, кровь, – произнес он утвердительно…
Когда, наконец, открыли Цикавому, по какому поводу его остановили, последний хмель выскочил из головы бедного хохла, и отчаянию его не было границ.
– Хиба-ж моя вина тут у чем есть? – причитал он. – Це воны гаспидовы диты привязалы цуцыка до возу, а сами утеклы, щоб им до вечера усим передохнуть окаянным!..
Невиновность несчастного хохла была очевидна, но дело было чересчур серьезно, а потому уряднику было поручено Цикаваго с возом и собакою доставить на хутор Амвоновой для допроса следователя, а кровавые следы на веревке были обмотаны бумагой и крепко обвязаны бечевкой.
Чиновники сели в тарантас, посадили туда же умильно оглядывавшегося назад Рекса и быстро покатили обратно на хутор. Оба чувствовали себя не совсем хорошо, было досадно и обидно, чувствовалось, что на этот раз их ловко провели и направили на ложный след.
– Да, не ожидал я, что нас с Рексом проведут так, за нос, – вздохнул Зарин печально, – теперь, если они не дураки, они уже далеко – ведь, шутка сказать, сколько времени потеряно.
– Так-то оно так, но печалиться нам особенно нечего, наверно, наше начальство не дремало и не только сделало надлежащие распоряжения о розыске преступников, но телеграфировало уже всюду, и надо надеяться, что они далеко не уйдут.
– Кабы вашими устами, да мед пить. Еще надежда у меня на то, что Семен Григорьевич чего-нибудь добьется и если только среди них был хотя один из зарегистрированных в бюро, ну тогда еще с полгоря; не мытьем, так катаньем, а дойдем.
VI
– Итак, их было три человека? – спрашивал в тот же вечер у себя в кабинете Зарин Лядова, явившегося с докладом по делу убийства Амвоновой.
– Да, три… то есть не меньше трех, так как у меня имеются отпечатки трех человек. Принимая во внимание местонахождение этих отпечатков, я думаю, что не ошибусь, если скажу, что один из преступников душил свою несчастную жертву, другой раздробил ей череп, а третий, не вмешиваясь в убийство старухи, работал возле кассы…
– Великолепно, очень хорошо, – оживился сразу Зарин, – ну-с дальше, дальше: кто же участники этого преступления?
– Двоих удалось установить, это отбывавшие уже наказание, известные взломщики: Павел Волков, только недавно вышедший из местных арестантских рот, по кличке Рудой, и некий Сазонов Михаил, он же Динамит, гастролер, у нас еще не бывавший…
– Так-так, ну а третий?
– Третий, как надо полагать, еще новичок. Это подтверждается не только отсутствием его карточки, но и тем, что он нанес шкворнем удар старухе по голове и понаделал на всем массу кровавых отпечатков, тогда как Рудой оставил следов гораздо меньше, но я несколько все-таки нашел…
– Вы, конечно, сохранили их?
– Особенно тщательно.
– Очень хорошо. Ну а теперь давайте еще раз проверим вместе, чтобы не вышло какой ошибки…
VII
Постовой городовой Архип Телятник, обходя пост на Въезжей улице, вдруг обратил внимание на что-то черное, валявшееся в траве канавы.
– Должно, тряпица какая, – подумал он, но все-таки спустился в канаву и ножнами шашки извлек заинтересовавший его предмет. Это был еще почти новый, черный, шерстяной небольшой платок, весь сжатый и чем-то запачканный.
– А ведь, кажись, кровь? – разглядывал его городовой. – Ишь ты, и узелок завязан.
Он осторожно развязал узелок и из него достал небольшою бумажку, на которой был изображен счет из бакалейной лавки купца Синебрюхова г-же Амвоновой.
– Амвоновой… Амвоновой… Да никак фамилия старухи, что убили в ночь, – такая и будет… А может, и нет?.. Э, нет, передам-ка лучше в участок – дело вишь больно важное.
И, пройдя на мельницу, он передал по телефону о своей находке в участок, а через полчаса местные чины полиции, а также и Зарин с Лядовым и Рексом были на месте.
– Вот это находка, так находка, – весело потирал руки Зарин, – а ну, брат, веди-ка нас на то место, где платок нашел.
– А вот пожалте, вскбродие…
– Ну-ко, Рекс, поправляй дело.
И спущенный пес, обнюхав платок и канаву, уверенно свернул на Глухую улицу и побежал по ней, изредка приостанавливаясь и разбираясь в следах. А за ним спешили чины полиции, горя желанием близкой развязки ужасного дела.
VIII
Еще с шести часов вечера Микитка забрался в укромную палатку садика «Встреча друзей», куда должны были прибыть и остальные товарищи, так как Динамит должен был разменять на несколько тысяч процентных бумаг, чтобы и эти деньги разделить поровну.
Микитку трудно было узнать – он приобрел новый «спиджачный костюм», из-под которого выглядывала голубая канаусовая рубаха. Новые сапоги «гармонией», синий картуз, перстень и серебряные часы с цепочкою довершали его наряд.
Микитка куражился. Он потребовал себе бутылку самой лучшей водки и баклажан на закуску, хлопал рюмку за рюмкой английскую горькую и скоро пришел в самое радужное состояние. Ему захотелось музыки, песен, захотелось танцевать. А товарищи, как нарочно, не шли. Он сидел, развалясь, курил «офицерские» папиросы, и, глядя, как кругом весело пили и болтали между собою трактирные посетители, ему вдруг взгрустнулось, и, подперев щеку рукою, он затянул во всю глотку:
Отцовский дом спокинул я,
Травою за-а-арастет,
Собачка верная моя…
Но тут его вокальные упражнения прервал подошедший половой:
– Господин, а господин!.. Не годится оно так-то.
– Чиво-о-о?.. Ета почему так?.. Ежели я плачу за все, так какое твое полное право…
– Это все хорошо, что вы платите, а у нас пение не допускается, – настаивал половой.
– Не допускается?
– Так точно-с.
– А в морду хочешь, а?
– Помилуйте, у нас насчет этого строго…
Кругом подходили посетители, и в окошко уже высовывалась одноглазая физиономия хозяина, как вдруг в комнате послышался какой-то шум, громкие голоса, и не успел вставший Микитка размахнуться как следует на полового, как Рекс с громким лаем кинулся на него и схватил за руку.
– Карраул! – во всю глотку заревел перепуганный парень, но крик замер на его губах: несколько полицейских схватили его крепко за руки.
– Ага, попался, молодец!.. Все оставайтесь на местах… Запереть все выходы…
– Ищи, Рекс, ищи! – раздавались распоряжения.
Рекс живо обежал сад, помещение трактира, но ни на кого больше не указал.
– Что?.. Что такое?.. В чем дело? – раздавались кругом испуганные голоса.
– Этот молодчик ночью в уезде старуху убил и ограбил, вот что… А ну-ка обыщите его.
И, под возмущенный говор собравшихся, из карманов оторопевшего Микитки извлекли целые кучи кредитных билетов.
– Четыре тысячи девятьсот двадцать пять рублей сорок копеек, – объявил Зарин.
– Ого!.. Вот так молодец!.. Ловко заработал! – заговорили кругом.
Сели составлять протокол, а Микитка, у которого весь хмель мигом выскочил, стоял и не спускал глаз с Рекса.
«Так вот они какие собаки», – думал он, и укушенная рука его больно ныла.
Невесел был и Зарин:
«Ушли-таки, оба заправилы ушли, а это „пушечное мясо“ нам оставили», – думал уныло он.
– Пустите… Позвольте… Дайте пройти, – послышался голос из народа – и весь запыленный, но радостно улыбающийся быстро подошел Гусев.