Страница 45 из 58
– Надеюсь, я вам не помешал? – спросил он.
– Совсем нет, – ответила Мейбель Эннесли. – Пожалуйста, присаживайтесь.
Мистер Саттерсвейт сел в стоявшее рядом с ней массивное кресло из полированного дуба.
– Сегодня необыкновенная ночь, – сказала женщина. – Прямо-таки волшебная. Вы так не считаете?
– Нет-нет, я с вами полностью согласен.
– Меня попросили что-нибудь сыграть. Я пришла, чтобы взять гитару, а потом решила немного побыть одна.
– Ну, тогда я… – Мистер Саттерсвейт поднялся с кресла, но Мейбель Эннесли остановила его.
– Нет-нет, не уходите, – попросила она. – Удивительно, но вы мне совсем не мешаете.
Он снова опустился в кресло.
– Все как-то странно… – задумчиво произнесла женщина. – Знаете, в конце дня я прогуливалась по лесу, и там мне встретился необычного вида человек. Высокого роста брюнет. Он был похож на потерявшуюся душу. Яркий свет заката, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, окрашивал его в красный цвет. Глядя на него, я почему-то вспомнила об Арлекине.
– Да что вы говорите! – воскликнул мистер Саттерсвейт и в волнении подался вперед.
– Я так хотела с ним заговорить. Понимаете, его лицо показалось мне очень знакомым. Но он быстро исчез. Я его так и не разглядела.
– Кажется, я знаю его, – сказал мистер Саттерсвейт.
– Вы знаете его? Он и в самом деле интересный человек?
– Да, очень.
Наступило молчание.
Мистер Саттерсвейт растерялся. Он понимал, что должен что-то сказать, но что?.. Интуиция, никогда не подводившая его, подсказывала, что появление в лесу Харли Кина не случайно и что оно напрямую связано с этой очаровательной женщиной.
– Несчастный человек… – нерешительно произнес мистер Саттерсвейт, – как правило, часто ищет уединения.
– Да, верно, – согласилась с ним Мейбель Эннесли. – Я поняла, что вы имели в виду. Но в данном случае вы ошиблись. Не забывайте, что и у правил бывают исключения. Дело в том, что мне хотелось побыть одной потому, что я счастлива.
– Вы счастливы?
– И даже очень.
Спокойный тон ее голоса удивил мистера Саттерсвейта, и он подумал, что под счастьем она понимает совсем не то, что Мадж Кили. Счастье для этой женщины означало внутреннее горение, испытание упоительного восторга и что-то еще, чего обычный человек ощутить никак не мог.
– Я… даже не знаю, что вам на это сказать, – растерянно произнес мистер Саттерсвейт и откинулся на спинку кресла.
– Естественно, не знаете. Да и знать не можете. Если говорить честно, то счастье я пока еще не обрела. Но счастливой я буду обязательно. – Женщина наклонилась к нему и продолжила: – Представьте, что заблудились в лесу. В лесу, из которого никогда не выбраться. Со всех сторон вас обступают мрачные деревья. И вдруг черные стволы деревьев расступаются, и прямо перед собой вы видите залитую солнцем поляну. Достаточно сделать всего один только шаг, и вы окажетесь…
– Многое кажется прекрасным, пока мы стремимся к нему, – заметил мистер Саттерсвейт. – На расстоянии даже самое уродливое может выглядеть красивым.
Из коридора донесся звук приближавшихся шагов, и мистер Саттерсвейт посмотрел на дверь. Вскоре на пороге появился блондин с довольно туповатым лицом. Это был тот самый молодой человек, который во время ужина внимания мистера Саттерсвейта не привлек.
– Мейбель, мы тебя ждем, – отрывисто произнес он.
Мейбель Эннесли тотчас слезла с подоконника. Лицо ее стало непроницаемым.
– Джерард, я уже иду, – сказала она спокойным, бесстрастным голосом. – Мы здесь с мистером Саттерсвейтом беседовали.
Женщина вышла из комнаты. Мистер Саттерсвейт последовал за ней. В коридоре он обернулся и, увидев выражение лица шедшего за ними Джерарда Эннесли, подумал: «Ревнует, бедняга. А что ему еще делать, если у него такая очаровательная жена?»
В гостиной горел яркий свет. Как только Мейбель Эннесли вошла в комнату, Мадж и Дорис Коулз набросились на нее с упреками:
– Мейбель, ты – чудовище. Мы тебя ждем, а ты даже не торопишься.
Женщина села на низенькую скамеечку, взяла на гитаре аккорд и запела песню о любви, которую все тут же и подхватили.
«Боже мой, сколько же идиотских песен создано о страстных чувствах к какой-то маленькой «крошке»!» – слушая их пение, подумал мистер Саттерсвейт.
Хотя это и не был старомодный вальс, но синкопированные звуки, издаваемые гавайской гитарой, все же трогали его душу.
Воздух в комнате посерел от дыма сигарет. Ритм мелодии становился все быстрее и быстрее.
«Ни тебе приятной беседы, ни хорошей музыки, ни покоя», – подумал мистер Саттерсвейт.
Неожиданно Мейбель Эннесли прервалась и, с улыбкой посмотрев на него, запела «Лебедя» Грига:
– «Мой лебедь, лебедь белоснежный…»
Это была любимая песня мистера Саттерсвейта. Особенно ему нравились последние строки, в которых выражалось искреннее удивление: «Так неужели ты всего лишь лебедь? Всего лишь лебедь?»
После того как музыка стихла, а хозяин дома с задумчивым видом принялся перебирать струны гитары, Мадж предложила всем по бокалу легкого коктейля. После выпивки гости стали желать друг другу спокойной ночи. В этот момент Джерард Эннесли незаметно выскользнул из гостиной.
Мистер Саттерсвейт вышел в коридор и, церемонно раскланявшись перед миссис Грехэм, пожелал ей спокойной ночи. В свою комнату он мог подняться по одной из двух лестниц. Одна из них была совсем близко от него, а другая – в конце коридора. Мистер Саттерсвейт решил воспользоваться дальней, поскольку по другой уже поднимался мистер Джерард Эннесли, а следом за ним – мать и сын Грехэмы.
– Мейбель, ты бы взяла гитару с собой, – сказала Мадж. – Завтра вы уезжаете рано. Вдруг в спешке забудешь.
– Пойдемте, пойдемте, мистер Саттерсвейт! – бесцеремонно схватив пожилого джентльмена за руку, воскликнула Дорис. – Кто рано встает, тому… Ну и так далее.
Мадж подхватила его под другую руку, и они втроем под звонкий смех Дорис направились по коридору. У лестницы они остановились и стали ждать мистера Дэвида Кили, который шел вслед за ними и выключал по пути свет. Вчетвером они поднялись на второй этаж и, попрощавшись, разошлись по комнатам.
На следующее утро мистер Саттерсвейт, одевшись к завтраку, уже собирался спуститься в столовую, как кто-то тихонько постучал в его дверь. Дверь тут же распахнулась, и на пороге появилась бледная как смерть Мадж Кили. Он вся дрожала.
– О, мистер Саттерсвейт! – выкрикнула она.
– Дорогая моя, что произошло? – спросил он и взял девушку за руку.
– Мейбель!.. Мейбель Эннесли!..
– Что? Что с ней?
Он сразу понял, что произошло нечто ужасное. Мадж широко раскрытыми глазами смотрела на мистера Саттерсвейта и не могла вымолвить ни слова.
– Она… – с трудом выдавила из себя девушка. – Она… сегодня ночью повесилась! На двери своей комнаты. Боже мой, какой ужас!
Мадж Кили, не в силах сдержать слез, зарыдала.
«Мейбель Эннесли повесилась! – в ужасе подумал мистер Саттерсвейт. – Не может быть! Просто невероятно!»
Он сказал девушке слова утешения и выбежал из комнаты. Первым, кого мистер Саттерсвейт встретил внизу, был хозяин дома. Тот пребывал в полной растерянности.
– Мистер Саттерсвейт, я уже позвонил в полицию, – сообщил мистер Кили. – Это же необходимо было сделать. Так мне и врач сказал. Он только что закончил осмотр трупа. Боже мой, какой ужас! У Мейбель наверняка было какое-то горе. Иначе она не покончила бы с собой. Помните, какую странную песню она пела вчера вечером? Кажется, о лебеде. Да-да, о нем. А ведь она сама напоминала лебедя. Только не белого, а черного.
– Да-да, вы правы.
– Песня лебедя… – задумчиво повторил Дэвид Кили. – Это же свидетельствовало о ее настроении.
– Видимо, так, – сказал мистер Саттерсвейт и, колеблясь, спросил: – А я могу увидеть…
Хозяин дома сразу понял, что хотел увидеть его гость.
– Да, пожалуйста, – ответил он. – Совсем забыл, что вас это должно интересовать.
Дэвид Кили, сопровождаемый мистером Саттерсвейтом, поднялся на второй этаж. Ближнюю к лестнице комнату занимал Роджер Грехэм, а ту, что напротив, – его мать. Дверь в комнату миссис Грехэм была приоткрыта, из нее струился табачный сизый дым.